2. `Сбережение нации` как главная цель развития

Вся история России - это история разных сменяющих
друг друга авторитарных режимов[1].

Д. Фурман

...Верность религиозному выбору... призвана была ... обеспечить
преемственность национальной идентичности русского народа,
а вместе с этим и основу для его последующего самобытного
исторического развития[2].

А. Торкунов, ректор МГИМО(У)


"Сбережение нации" - не только узко демографическая задача. Ее нужно рассматривать шире - на уровне всего НЧП. При этом, принципиально важно, чтобы в процессе целеполагания была выделена главная цель, основной приоритет которому так или иначе подчинены другие цели и задачи национального развития. Такой очевидный приоритет - сохранение национальной идентичности и развитие, в т.ч. рост любой нации. И первое, и второе возможно при обязательном условии: на определенной территории нация должна, как минимум, физически существовать, т.е. демографическое условие сохранения и развития НЧП выступает в качестве главного.

Базовой национальной ценностью является сбережение нации, в основе которого лежит позитивная демографическая динамика. Сегодня "забывают", что в самый обвальный период депопуляции - 1993-2000 годы - было приложено немало усилий для того, чтобы обосновать "естественную" динамику катастрофы, т.е. у этого демографического феномена была вполне определенная идеологическая составляющая. Парадоксально, но существует совпадение по годам ослабления идеологической составляющей и демографической. На мой взгляд, есть закономерность, связанная с тем, что развитие НЧП так или иначе прямо коррелирует с идеологической мотивацией. Это видно, например, на рисунке, подготовленном экспертами ПРООН, описывающем нетто - коэффициент, на котором я отметил "идеологические" этапы[3].

Как видно из графика, оптимизм, связанный с приходом к власти М. Горбачева, креативность и энергия нации в 1986-1988 годы привели к росту надежд и рождаемости. Снижению смертности. Провал этих надежд, преступные реформы 90-х годов - к резкому снижению рождаемости и росту смертности. Стабилизация 2000-х тысячных, - к подъему рождаемости, который в 2010 году вылился в нулевой прирост населения. Это вряд ли можно назвать победой, но, безусловно, позитивной тенденцией.



1 этап - "хрущевский энтузиазм".

2 этап - "брежневский застой".

3 этап - "горбачевский подъем".

4 этап - "либеральный обвал".

5 этап - "неуверенная надежда".

Как видно также из графики, социальные надежды и политика последних лет привели к некоторому изменению в негативной тенденции депопуляции, но стратегически ситуация не изменилась. В противном случае кривая, пусть медленно, но постепенно шла бы вверх. Это означает, что у политической власти нет стратегии, ведь главный результат ее работы - демографический - колеблется в зависимости от различных факторов.

Стратегия, основанная на идеологических ценностях и национальных интересах, прежде всего демографическом развитии, - отсутствует. Вместо таких ценностей обществу продолжают навязывать искусственно созданную систему либеральных ценностей, не замечая (или делая вид), что она раз за разом ведет к провалу. Как и придуманные на ее основе стратегии и концепции. Прежде всего потому, что они безнравственны, антинациональны и антиобщественны, что отражается на демографической ситуации непосредственно. Как совершенно справедливо признает С.А. Дзюба, говоря об ельцинском периоде, "в этой идеологии совершенно отсутствовали нравственные ориентиры"[4]. И действительно, вся идеология того периода сводилась к простому принципу: все, что связано с рынком и частной собственностью, хорошо, а что нет - плохо. Но и сегодня эти ценности доминируют при формировании любой стратегии - социально-экономической, образовательной, научной, культурной. И прежде всего эти мнимые рыночные ценности бьют по НЧП и его социальной и демографической составляющей. Особенно больше - в период кризиса, когда финансовые власти сажают эти составляющие НЧП уже не на голодный паек, а обрекают на уничтожение.

Уверен, что нынешнюю стратегию опережающего социально-экономического развития, вырванную из демографического контекста, необходимо формировать принципиально по-иному. Сегодня она является производной от разработок финансовых властей, тогда как сами эти разработки должны являться следствием, вытекать из идеологической доктрины правящей элиты, во-первых, и стратегической концепции национального развития - во-вторых. В качестве важнейшей идеологической цели, как уже говорилось, необходимо сформулировать демографическую цель - рост и расселение населения по всей территории России. Социально-экономическая концепция должна решать конкретные задачи, вытекающие из этой цели.

Результат провала "Стратегии-2020", однако, ничему не научил. "Корректировка" этой провалившейся стратегии в 2011 году вновь была поручена тем же экономистам и финансистам, которые уже много раз доказывали несостоятельность своих идей. В этой связи обратил бы внимание на мысль профессора А. Виноградова: "Принято считать, что движет мировой историей экономика. На деле все успешные преобразования начинались с захвата власти, которая уже потом проводила успешные или неудачные экономические реформы. Потребность в революции возникает только тогда, когда неэффективную власть невозможно реформировать. Но революция, как мы хорошо знаем, не улучшает экономическое положение, а только дает надежду (которая редко оправдывается)[5]. Вот и сегодня, политическая власть должна либо реализовать демографическую цель, либо уйти. В противном случае она неизбежно будет сменена. Нация не будет спокойно наблюдать за своим вырождением.

Но этой идеологической системы, основанной на нравственных национальных ценностях, и соответствующей власти, нет и сегодня. Она только начала стихийно складываться в самые последние годы. Причем вопреки правящей элите. В самой гуще общественных институтов. По отдельным сегментам, иногда взаимоисключающим друг друга, - сильная власть и демократия, рынок и госуправление, национальные ценности и западный образ жизни - процесс осознания демографической проблемы идет в обществе среди самых разных групп.

Отсутствие этой целостной идеологической системы, направленной на реализацию демографической цели и вытекающих из нее политических, экономических и социальных задач, неизбежно ведет к серьезным издержкам в других областях. Борьба с коррупцией, например, бессмысленна вне этой системы. Повышение качества госуправления - вообще невозможно. Тем более невозможно долгосрочное социально-экономическое планирование, требующее прежде всего политических, а не финансовых решений.

Игнорирование главной цели - демографической - лучше всего видно на примере перехода с общего уровня на частный.

Внешне, схематически, это может выглядеть следующим образом.



На предлагаемой схеме 1-й уровень (идеологический) прописан просто. Но именно этот уровень имеет самое важное значение. По большому счету он должен быть сформулирован в Концепции национальной безопасности России, имеющей общенациональное значение на многие (20-25 лет) годы. Более того, этот уровень должен отражать приоритеты, измеряемые веками, ценности - вечные.

2-й уровень - уровень высшего государственного управления, где конкретизируется роль государства и его институтов в реализации общенациональной доктрины. Этот уровень имеет не только подчиненное значение, но и имеет ограниченный характер. Он относится к доктрине государственного управления, которая может и должна меняться вместе с политической системой. И, что очень важно - не претендовать на национальный уровень и общественные институты.

И лишь третий уровень - компетенция правительства - МЭРа, Минфина и других ведомств. Другими словами, инструменты государства. Подчеркну - не нации, не общества, а всего лишь института государства.

В современной России, к сожалению, эта схема перевернута с ног на голову - министерства и ведомства (чаще всего Минфин и МЭР) претендуют на разработку стратегии 2-го уровня и (как это было в 90-е гг.) даже на смену национальной системы ценностей. Национального уклада, системы общественных взаимоотношений, нравственных ценностей.

Из этой схемы становится понятно, что чиновники 3-го уровня не могут и не должны формулировать общегосударственные (2-й уровень), а тем более общенациональные задачи. Что, однако, происходит сегодня.

Не трудно заметить, что действия власти за 2000-2011 годы происходили на 3-м уровне, в режиме "ручного управления". По мере завершения периода стабилизации возникла потребность в формировании 2-го уровня управления. Что и наблюдалось в 2005-2011 годах. К сожалению, это - бессистемно, эмпирически, с оглядкой на финансовые власти, которые могли блокировать любое решение политических властей и общества. Все попытки создать систему мер сводились к финансово-бюрократическому управлению, ориентированному на ближайшую перспективу. "Концепция МЭРа" - наивысший результат подобных попыток объединить разрозненные отраслевые и региональные стратегии, которые появились в массовом порядке в 2005-2008 годы. Опять же без идеологии и без настоящей стратегии, вместо которых выступали оценки одного из департаментов МЭРа. Что и привело к провалу "Стратегии-2020".

Кризис 2008-2011 годов показал все недостатки такой "стратегии": недофинансирование производства и сознательное сокращение денежной массы под предлогом борьбы с инфляцией, отсутствие институциональных изменений, а, главное - отсутствие полноценной идеологической и политической стратегии, способной сформулировать ясные общенациональные приоритеты и цели, предложить реальные меры по решению самых актуальных проблем. Собственно в этом и заключается эффективное государственное управление.

Отмечу, например, что самые первые результаты реализации демографической политики оказались вполне осязаемые. Если демографическую проблему рассматривать как проблему N 1 (в т.ч. и с точки зрения увеличения НЧП), то даже в целом бессистемные попытки власти 2007-2010 годов решить эту проблему, дали положительный и даже неожиданный результат[6].



Можно допустить, что реальные результаты к 2010 году были бы намного выше, если бы была сформулирована политико-идеологическая, стратегическая задача развития в условиях кризиса не только для узкого круга чиновников, но и для всей элиты, всей власти всех уровней. Этого сделано не было. Кризис 2008-2011 годов стал временем рефлекторной реакции власти на возникавшие проблемы. Причем, принимавшиеся решения, как правило, были не в пользу общества, его социально-экономического положения. Это видно прежде всего на динамике реальных денежных доходов населения Российской Федерации. Из официального доклада Минрегионразвития по итогам 2010 года[7].

Примечательно, что в лидерах роста оказались небольшие регионы (за исключением Краснодарского края), а в аутсайдерах - бывшие лидеры.

Кризис 2008-2010 годов продемонстрировал главное - 3-й уровень управления, созданный властью, в самом первом приближении за 2005-2010 годы оказался неэффективным. Принимаемые в сентябре-октябре 2010 г. политические решения удивительно медленно и неэффективно реализовывались, а их политико-информационное обеспечение осуществлялось только первыми лицами в форме "паркетной информации". Идеологии выхода из кризиса не было. Наоборот, все время повторялся один и тот же тезис: у них "там" кризис, а у нас некоторые негативные явления. Таким образом, даже схема управления 3-го уровня оказалась недееспособной. Прежде всего потому, что начинать надо было с 1-го и 2-го.

На мой взгляд, кризис 2008-2011 годов показал, что становится все более очевидным, необходимость выхода на 1-й уровень. Даже в условиях кризиса. Тем более в этих условиях. Именно в условиях кризиса стало особенно заметно отсутствие долгосрочного (идеологического) курса, ведь набор немедленных мер по нейтрализации финансовых рисков носил запоздалый и бессистемный характер. В послекризисный период. Когда цены "скакнули" вверх, экономика заметно отстала от такой динамики.

В конечном счете России важно было не просто преодолеть кризис, а увидеть перспективу развития, цель. Так, задачи и результаты, сформулированные в "Концепции МЭРа" на 2020 год (например, 30 тыс. душевого ВВП или "пятая экономика" в мире), являются не политическими общенациональными приоритетами, а следствием экономических, экспертных оценок. На деле же в выступлениях В. Путина и Д. Медведева, а затем "уточненном" (мартовском) прогнозе МЭР, отчетливо звучали политические приоритеты 1-го уровня, которые, однако, так и не стали директивами для экономики, для действий правящего класса.

Между тем объективные условия для формирования такой политики, основанной на долгосрочных идеологических приоритетах, конечно же, были еще до кризиса. Прежде всего, потому, что период стабилизации, восстановления экономики завершился. Укрепилась и внутриполитическая стабильность.

Не было сделано главного: сформулировано общенациональной цели. Вполне обоснована, аргументирована и привлекательно было бы взять в качестве главной идеологической цели (с соответствующей конкретизацией) - решить демографическую проблему. Круг конкретных задач вытекающий из решения этой проблемы, может быть легко формализован и конкретизирован для всех ветвей и уровней власти, а также общества. Даже на примере острейшей демографической задачи - смертности в среднем возрасте[8].



Более того, политический сезон выборов в Госдуму и президента 2007-2008 годов мог бы стать идеальным периодом для общенационального обсуждения такой стратегии. Чего не произошло. Удивительно, но даже немногие попытки власти озвучить эту стратегию остались без серьезного общественного обсуждения. Так, представленная на заседании Госсовета 8 февраля 2008 г. "Стратегия социально-экономического развития России до 2020 года", по сути, являлась политическим решением о переводе российской экономики с инерционного энергосырьевого на инновационный путь развития. Реализация этой "Стратегии" должна была основываться на концепции социально-экономического развития страны, разработанной правительством.

Но этого-то и не произошло. Сроки переносились вплоть до августа 2008 года, как раз того времени, когда разразился кризис и обсуждение "Стратегии" и "Концепции" для правительства потеряло всякий смысл: война на Кавказе, обострение международной обстановки, текучка борьбы с финансовыми неурядицами - совсем отодвинули эту только-только ставшую нарождающейся дискуссию.

А жаль. В той февральской "Стратегии 2008 года" были обозначены вполне реальные и актуальные задачи. По мнению С. Глазьева, с которым трудно не согласиться, например, смысл заявленной президентом стратегии вполне соответствует объективным требованиям повышения конкурентоспособности российской экономики и конституционным целям социального государства. Эта стратегия исходила из содержательных задач развития экономики на основе развития НТП, кардинального повышения ее эффективности и социальной ориентированности.

Возникла надежда, что, получив правильные идеологические ориентиры, приоритеты, государственная машина и деловое сообщество смогут повернуть, наконец, экономику страны на инновационный путь развития, вывести ее на траекторию быстрого и устойчивого роста на передовой технологической основе. Не удалось. Не успели или не смогли?

Важно подчеркнуть, что, использовав идеологический ресурс, президенты В. Путин и Д. Медведев могли бы получить исключительный инструмент управления не только огромной госмашиной, но и обществом, его социальным потенциалом. Ресурсы общественного развития использовались явно недостаточно. Прежде всего, из-за неясности идеологии развития, оторванности огромных общественных масс от деятельности власти. Этот аспект постоянно игнорируется, хотя за 2006-2008 годы В. Путин и Д. Медведев не раз пытались давать "сигналы" общественности.

Есть смысл вновь вернуться к идеям февраля 2011 года. Даже в условиях кризиса, когда кажется не до идей и стратегий. Напомню, что в феврале 2008 года президент в своем выступлении на Госсовете определил основные ориентиры социально-экономического развития России до 2020 года: возвращение России в число мировых технологических лидеров, четырехкратное повышение производительности труда в основных секторах российской экономики, увеличение доли среднего класса до 60%-70% населения, сокращение смертности в полтора раза и увеличение средней продолжительности жизни населения до 75 лет. Именно эти приоритеты можно в полной мере отнести к приоритетам 2-го, более высокого уровня, чем все предыдущие попытки. Это был определенный прорыв в стратегическую, долгосрочную область, который, повторю, остался нереализованным и даже забытым уже осенью 2008 года. Хотя от этого он не перестал оставаться прорывом.

На мой взгляд, у этого печального финала было две основные причины. Во-первых, в команде В. Путина и Д. Медведева на ключевых постах так и не оказалось исполнителей, способных привести этот политический сигнал в конкретную практическую область. Точнее - те, кто по должности должны были это сделать, оказались не способны к этому. Или не захотели.

Во-вторых, инициатива февраля 2008 года уже, безусловно, стратегическая инициатива более высокого (2-го) уровня, чем все предыдущие шаги власти. Но и она должна была исходить изначально не из количественных параметров, о которых говорил В. Путин, а из идеологических и политических, упоминания которых он всячески избегал. То есть из концепций 1-го, идеологического уровня.

Но они не дают ответа, в какой стране мы будем жить, какое общество строить. Остались без ответа ключевые вопросы. Примечательно, что именно эти идеологические вопросы во многом стали российской спецификой финансового кризиса. В конечном счете, именно отсутствие властной идеологии стало первопричиной роста общественного недоверия к власти и, прежде всего, финансовым властям.

Удивительно, но в феврале 2008 года основа их решения В. Путиным была обозначена: он призвал "сконцентрировать усилия на решении трех ключевых проблем: создании равных возможностей для людей, формировании мотивации к инновационному поведению и радикальном повышении эффективности экономики, прежде всего на основе роста производительности труда", что относится к приоритетам второго и третьего уровня, а не вполне идеологическим, более высоким по рангу приоритетам.

Справедливости ради, следует заметить, что, в отличие от прошлых стратегий, исходивших из наивного представления о чудодейственности механизмов рыночной самоорганизации, февральскую стратегию отличало трезвое понимание сложного положения российской экономики, теряющей конкурентоспособность и стремительно опускающуюся на сырьевую периферию мирового рынка, лишаясь внутреннего потенциала самостоятельного развития. Но, повторю, дальше этого в 2008 году дело не пошло.

Обвинения В. Путина в "увлеченности успехами" не вполне справедливы. В той же февральской стратегии он отмечал, что, несмотря на решение задач удвоения ВВП за последнее десятилетие, тупиковость инерционного энергосырьевого сценария развития низводит Россию до роли сырьевого придатка мировой экономики. И в соответствии с рекомендациями науки, определял приоритеты государственной политики 2-го уровня: инвестиции в человеческий капитал, подъем образования, науки, здравоохранения, построение национальной инновационной системы, развитие наших естественных преимуществ и модернизация экономики, развитие ее новых конкурентоспособных секторов в высокотехнологических сферах экономики знаний, реконструкция и расширение производственной, социальной и финансовой инфраструктуры. Но все это так и осталось декларациями. Обращает на себя внимание, что президенту приходилось смешивать второй и третий уровни - государственной политики и методов управления, что не могло не сказаться на общем снижении уровня политической постановки задачи. Так, для перевода страны на инновационный путь развития ставилась задача кардинального повышения инновационной и инвестиционной активности, доведение уровня накопления до 30% от ВВП, перехода к стандартам развитых стран в сфере бюджетной политики. Это означает, что уровень финансирования образования должен достичь 7% от ВВП, здравоохранения - 6%, науки - 3%. Иными словами, расходы государства на эти отрасли должны были быть удвоены. То есть опять шло планирование от достигнутого, а не оттого, что должно быть сформулировано в общенациональной стратегии первого уровня. В этом случае цифры должны были бы быть, по меньшей мере, удвоены: образование и здравоохранение до 12-14%, а науки - до 10%. Именно такие параметры сегодня заложены в бюджетах наиболее передовых стран.

Другими словами, политические приоритеты, объявляемые президентом, изначально не подкреплялись такими же финансово-бюджетными задачами. Что, естественно, и было реализовано в последующие месяцы Минфином и Минэконом развития в вариантах концепций социально-экономического развития.

Но даже с точки зрения постановки политико-идеологических задач в "Стратегии" возникают естественные вопросы. У меня, например, возникает вопрос относительно того, почему наша экономика в 2020 году должна составлять треть индийской и одну седьмую от китайской? Только потому, что эксперты так спрогнозировали? Но ведь они часто (точнее, почти всегда) ошибаются даже на короткую перспективу! Простой, я бы сказал, рядовой пример, - очередной прогноз Минэкономразвития, сделанный в январе 2008 года[9].



На первый взгляд разница в прогнозе небольшая, но если посмотреть на среднесрочную перспективу до 2010 года, (т.е. всего на 3 года вперед!) то финальная разница в прогнозе ВВП до 2010 года составит более 5000 млрд руб. или 250 млрд долл. Или пяти четвертей всего ВВП 2008 г.

Если же этот "уточненный" прогноз (и его разницу) хотя бы экстраполировать до 2020 года, то окажется, что ВВП России может быть то ли 100000 млрд руб., то ли 200000 млрд руб. (четыре трлн долл. и восемь трлн долл. соответственно). А между тем это означает, что в прогнозируемый период это будет либо увеличение душевого ВВП в четыре, или даже в восемь раз! В первом случае сказанное позволяет сделать вывод, что душевой доход в России в 2020 году достигнет уровня душевого ВВП самых развитых стран от уровня 2008 года (но будет ниже, чем их уровень 2020 года), а во втором, - что он превысит душевой доход развитых стран 2020 года, т.е. будет соответствовать самым высоким стандартам.

Таким образом, даже разница в экстраполяции в долгосрочной перспективе ведет к качественным отличиям, имеющим огромные политические последствия. Что же говорить о том, если изначально прогноз имеет и идеологический характер? Получается, что за политические и идеологические последствия разработанные чиновниками прогнозов должны отвечать президент и премьер? Более того, эти же чиновники должны фактически конструировать всю систему стратегического планирования и стратегического управления? Системы, ответственность за которые по определению несут политические институты. Прежде всего президент, правительство, а также Федеральное Собрание. Это - очевидное противоречие, которое, впрочем, присуще всему периоду управления страной финансовыми, а не политическими властями.

Отчасти это признается фактическим автором прогноза и проекта концепции заместителем министра МЭР А. Клепачем: "Главная цель концепции 2020 - не только достижение амбициозных целей (например, пятого места по объему ВВП и 30 тыс. долл. подушевого дохода), но и конструирование системы стратегического управления, основанной на упреждении глобальных катаклизмов. Система, по словам Клепача, заработает в полную силу, когда будет утверждена не только концепция-2020, но и ряд других прогнозных документов: долгосрочный прогноз до 2020-го, а по ряду направлений до 2030 года, ряд отраслевых стратегий, например энергетическая до 2030 года, транспортная (и отдельно от нее железнодорожная), внешнеэкономическая, финплан-2023, региональные стратегии.

Наконец, нужен закон о прогнозировании, проект которого, как сообщил Клепач, утрясается в правительственных кабинетах. Кроме того, как уже сообщала "Газета" (см. номер от 24 марта 2008 г.). В министерствах готовят план реализации амбициозной концепции-2020[10]. Но закон о прогнозировании (если такой и нужен) это уже "чистая" идеология. Какое общество и какое государство мы хотим увидеть через 20-30 лет? Это вопросы идеологические и не компетенция макроэкономистов!

Действительно, представим себе архитектора, который начинает строить дом. Он выбирает эскизный проект, который может быть и одноэтажным бунгало и пирамидой Хеопса. От того, какая идея его обуревает и сколько ресурсов (второе обязательное условие) он может рассчитывать истратить, и будет его эскиз, из которого уже потом проектировщики сделают детальный план, включающий водо- и электроснабжение, другие коммуникации, ландшафт и т.д.

Такая же ситуация и с долгосрочным прогнозом в отношении нации. Какую нацию мы хотим увидеть через 20-30 лет?

Ответы могут быть самые разные, включая и противоречивые. Например:

- завоевавшую весь мир;

- имеющую самую мощную армию;

- самую образованную;

- самую социально защищенную и т.д.

В этой связи вновь необходимо вернуться к вопросу, относящемуся к приоритетам первого, высшего политико-идеологического уровня, ответ на который и может стать основополагающим для решения задач стратегического (второго) уровня, а именно: каковы должны быть темпы развития экономики и общества до 2020 года? Именно должны быть, а не "ожидаемые" от экстраполяции. Разница - принципиальная, ведь в первом случае элита и власть создают целевую установку (вспомним - "пятилетку в четыре года!"), а во втором - такая установка, а соответственно и меры по ее реализации - отсутствуют.

В первом случае ответ однозначен: очевидно, что темпы развития должны быть не инерционными, а "взрывными". Это задача уже идеологическая, а потом - политическая. Власть не ждет, когда постепенно экономика страны выйдет на уровень процветающей, она ставит задачу быстрого выхода из последствий кризисного развития. Получения результатов итоговых, а не относительно последних лет. Результатов объективных, с точки зрения уже не послекризисного развития, а с точки зрения потребностей 2020 года, угроз и оценки положения России в мире в будущем.

Разница, как видно, принципиальная, а именно, - идеологическая и политическая. На идеологическом, а не макроэкономическом уровне, эта проблема и стоит именно сегодня. Как справедливо заметил С. Кургинян, "...если российское правительство дает какие-то деньги каким-то заводам, институтам и лабораториям, это уже хорошо. Если этих денег будет много, это замечательно. Если их не до конца разворуют, это прекрасно. Но, в самом лучшем случае, за этот счет удастся чуть дольше продержать на плаву индустриальное и технологическое советское наследство. Доколе?"

Основные фонды существующего (а не нового) индустриального комплекса недополучили за позднесоветские и постсоветские годы 2,5 трлн долл., т.е. 15 нынешних стабилизационных фондов, а восстановление престижа профессий обойдется, по самым скромным оценкам, в 100 млрд долл.

Но, главное, дело не в этом, а в идеологии ухода от инерционных концепций. Элита к середине 2008 года подошла к очередному выбору. На первый взгляд это был выбор между макроэкономическим путем (экстенсивные) развития и инновационным. На самом деле, вопрос стоял о политическом выборе: мы (нация, политическая элита, граждане) определяем задачи и устанавливаем приоритеты долгосрочного развития, либо это делают за нас (Минфин и т.д.). В мае 2008 года, в споре МЭРа и Минфина это разногласие отчетливо обозначилось.


________________

[1] Фурман Д. Люди боятся демократии // Специальное издание Русского института. 2011. 6 мая. С. 8.

[2] Торкунов А. Внешняя политика Александра Невского: цели, принципы, направления // По дороге в будущее / ред.-сост. А.В. Мальгин, А.Л. Чечевишников. М.: Аспект Пресс, 2010. С. 170.

[3] Доклад о развитии человеческого потенциала в Российской Федерации 2008. Россия перед лицом демографических вызовов. М.: 2009. С. 19.

[4] Дзюба С.А. Возвращение гаранта // Независимая газета. 2008. 18 января. С. 11.

[5] Виноградов А. Субъектность поневоле // Независимая газета. 2011. 22 марта. С. 14.

[6] Доклад о развитии человеческого потенциала в Российской Федерации 2008. Россия перед лицом демографических вызовов. М.: 2009. С. 33.

[7] Смолякова Т. Выздоровление // Российская газета. 2011. 22 февраля. С. 5.

[8] Доклад о развитии человеческого потенциала в Российской Федерации 2008. Россия перед лицом демографических вызовов. М.: 2009 г. С. 67.

[9] Гродовский Б. и др. Бюджету денег хватит, ВВП быстро растет // Ведомости. 2008. 29 января. С. А3.

[10] Смирнов К. Признак Госплана // Газета, 2008. 27 марта. С. 11.