Есть ли гражданское общество в России?

Есть ли в России гражданское общество? Вопрос, который еще пять лет назад возбуждал интеллектуальные баталии, сегодня скорее вводит в дремоту. Зачастую, большинство обсуждений этой темы уже традиционно упираются в постулаты, что в России нет гражданского общества, потому что «оно не такое, как на Западе» ни в плане теории, ни в плане практики, или оканчиваются наблюдениями о высокой резистенции россиян к объединению. Вопрос о развитии гражданского общества в России попал в замкнутый круг теории о его существовании и последовательной недоизученности истории развития этого феномена после развала Советского Союза.

Марксизм отрицает существование гражданского общества, относя его к категории буржуазной идеологии, поэтому в СССР гражданского общества не было, а был коллектив, который в последний раз разошелся по домам в 1991 и больше не собрался, как теория. В результате разворота истории Холодной Войны, единственной популярной призмой рассмотрения гражданского общества осталась западная школа политологии (да простят меня политологи за такое обобщение), через которую мы и смотрим на современную Россию. Популярные школы мысли, такие как неотоквилианцы с Робертом Патнемом во главе, ковали свои социальные теории на эмпирике и культуре стран Северной Америки и Западной Европы. Ни Советский Союз, ни пост-Советская Россия в их изучение по объективным причинам не входили. В итоге, уже сформированные на западном опыте теории, начали прикладывать к кейсу Российской Федерации. Россия не влезла в шаблоны в 1990-е и не влезает сейчас, из чего и прорастают выводы с приставкой «недо». Что, если причины несоответствия западного и российского опыта заключается не в «недоразвитости», а в ограниченности призмы, через которую мы на нее смотрим?

Оставляя в стороне технические аспекты функционирования гражданского общества – очевидные, такие, как финансовая и политическая независимость, и более специфичные, на подобии преобладания функции «наведения мостов» над «спайкой» узкой группы, - перейдем к более концептуальным аспектам теории. Первым является постулат о том, что гражданское общество неизбежно ведет к либерализму. Это утверждение происходит из вольных трактовок теории гражданского общества и последующей расплывчатости этого понятия. Как отмечает Марк Платтнер, понятие гражданского общества стало настолько размытым, что практически приравнивается к самой демократии.[1] Стоит отметить, что в сухом остатке либеральная теория не настаивает на том, что гражданское общество должно обязательно быть либеральным. Эта теория вообще ничего не говорит про идеологию, но уточняет, что действия и намерения группы должны объединять массы людей из разных кластеров. Взаимосвязь между гражданским обществом и развитием демократии была развита Робертом Патнемом, который на примере изучения Северной Италии и Соединенных Штатов увидел корреляцию между количеством общественных объединений и развитием демократии. Эта идея обрела форму в знаменитой концепции Патнема: пока мы играем в боулинг вместе, у нас будет крепкая демократия. Впоследствии, эта идея вписалась в политический дискурс и видоизменилась под тяжестью власти и капитала, как описывает процесс политизации знаний Пьер Бурдье.[2] В итоге, сложная и многосоставная идея превратилась в простую формулу: гражданское общество — это либеральная демократия, ну, в общем, так как у нас.

Эта аксиома не раз подвергалась критике западных исследователей не-марксистов, которые и так никогда не прекращали критику феномена гражданского общества. В частности, политологи Джефри Копштейн и Симон Чэмберс предложили теорию «плохого» гражданского общества, то есть гражданских объединений не вписывающихся в неотоквилианскую теорию Патнема.[3] В итоге, дебаты получили много острых вопросов, но революции не произошло. Можно сослаться на недостаточную проработку темы или поспекулировать о политической составляющей признания существования не-либерального гражданского общества: если гражданское общество может быть не только либеральным и при этом сохранять свои функции, то, что же делать с многомиллиардными НКО, заточенными под узкие стандарты, и как оценивать политическую легитимность тех режимов, которые традиционно обесценивались из-за отсутствия гражданского общества?

Вторым важным аспектом устоявшейся теории гражданского общества является признанная взаимосвязь между религией, как общественной культурой, и гражданскими организациями. Как бы удивительно это ни казалось, но фактор влияния религии на формацию гражданского общества игнорируется при изучении России. Идея зависимости между религией и поведением гражданского общества была не раз продемонстрирована Чарльзом Тейлором, который наглядно показывает разницу между католическим и протестантским гражданским обществом.[4] И вот мы естественным образом выходим на тему восприятия православия в России. 

Во второй половине двадцатого века многие выдающиеся исследователи, такие как Ричард Пайпс и Самуэль Хантингтон, утверждали, что православие и консерватизм не позволят построить современную гражданскую культуру в России.[5] Главными оппонентами этого аргумента были исследователи, часто посещавшие СССР и утверждавшие, что православие является определяющим вектором русской культуры, и его способность развиваться и формировать современную гражданскую культуру сильно недооценено.[6] К сожалению, идея о том, что православие враг демократии давно стала аксиомой в теории о невозможности гражданского общества в России. На данный момент,  литература не может представить систематического исследования, показывающего конструктивного влияния православия и консервативных идей на развитие гражданской культуры.[7] Единственным широко признанным исследованием православной гражданской культуры является работа Олега Хархордина, которая основана на советском опыте и практически не обращается к современности по причине отсутствия эмпирических данных.[8] Последующие попытки перевести философскую концепцию Хархордина на эмпирические рельсы были недостаточными для выведения дискуссии на новый уровень.[9]

Если опустить политическую завесу доминирующей теории гражданского общества, то в сухом остатке мы получим формулу, следуя которой гражданское общество может продвигать такой политический режим, какой считает легитимным и справедливым для себя. Если гражданское общество предпочитает школу консерватизма школе либерализма, то оно все равно остается гражданским обществом. Следуя этой же логике, политический строй, к которому оно ведет, должен оцениваться пропорционально политическому режиму предпочитаемому либеральному гражданскому обществу, а не делигитимизироваться из-за своей не-либеральности.

 Если наш разбор теории гражданского общества на запчасти верен, то где же те примеры, которые докажут валидность наших размышлений? Как бы это примитивно не звучало, но мы, исследователи, проглядели развитие таких организаций как Фонд Андрея Первозванного, Российское Земское Движение, Союз Писателей и других организаций

консервативной и центристской направленности, которые никогда не исследовались как

важная часть гражданского общества, поскольку их ценности не вписываются в неолиберальную парадигму.

Эти организации развивались в течение 1990-х, часто вставая в оппозицию либеральному курсу государства. Они рассыпались и снова собирались, боролись за финансирование, объединяли широкие круги людей и выполняли прочие функции гражданского общества, с одним исключением – они не поддерживали неолиберализм и одобряли централизацию. Каждая из этих организаций была основана вокруг философской школы, которую обобщенно называют русским консерватизмом, и стремилась к формулированию своей «самобытности», того самого аспекта, который не вписывается в шаблонное мышление о гражданском обществе.

Общим теоретическим аршином Россию не измерить, а вот понять ее умом вполне возможно. История консервативного гражданского общества еще находится в процессе написания, но уже имеет претензию на то, чтобы внести новое понимание России в дискурс. В мире существует большой спрос на преодоление стереотипов о России и с каждым годом усиливается поиск концепций, которые помогли бы объяснить развитие страны в пост-Советскую эпоху. История консервативного гражданского общества может стать отправной точкой в развитии новых концепций, способных объяснить особенности современной России, которые ранее игнорировались или интерпретировались как «недоразвитость».