Основные научные и технологические тенденции в развитии военно-политической обстановки (ВПО) в XXI веке

В общем виде можно с уверенностью прогнозировать, что развитие многих экономик и распространение технологий в 2020–2040 годы XXI века неизбежно приведет к тому, что доступ к новейшим ВиВТ получат очень многие государства и другие акторы, что, естественно, резко увеличит их возможности для нападения на ведущие мировые державы. Как бы ни пытались ограничить распространение ЯО, ракетных и других технологий, такие возможности получат очень многие субъекты МО, что неизбежно создает угрозу и требует соответствующей реакции. Как справедливо заметили английские эксперты в своем долгосрочном прогнозе, говоря об ответной реакции, «будущие технологии также могут быть созданы для предотвращения, поражения и противодействия таким атакам[3].

Революционные изменения в науке и технике в XXI веке приводили к еще более революционным переменам в экономике, политике и социальной сферах, которые можно охарактеризовать как отдельные революции. Так, технологические и научно-технические изменения привела к военно-технической революции, которая выразилась в революции не только средств (ВиВТ), но и способов применения вооруженного насилия. В XXI веке, ожидается, как минимум, очередной «технологический рывок», в котором российские ученые прогнозируют следующие направления[4]:

Эти революционные изменения в науке, технике и технологиях, таким образом, неизбежны и в XXI веке, как неизбежны и их следствия – революции в отдельных областях человеческой деятельности. Но остается два главных вопроса:

– во-первых, когда конкретно такие революционные изменения приведут к смене парадигм, т.е. системным революционным изменениям?

– во-вторых, когда произойдет сама смена этих парадигм и в каких областях?

В самом общем виде и в предварительном порядке можно придти к следующему заключению: в среднесрочной перспективе до 2025–2030 годов влияние глобальных тенденций в науке и технологиях на сценарии развития ЛЧЦ и МО будет стремительно усиливаться даже по сравнению с началом XXI века, но пока еще не приведет к радикальной смене парадигм. Тем не менее мощное финансирование военных программ, которое все больше будет концентрироваться в странах-лидерах – США и КНР – неизбежно приведет к усилению концентрации наиболее современных видов и систем ВиВТ в этих двух странах.

Английские эксперты из Министерства обороны прогнозируют, что в долгосрочной перспективе только США, Китай и Индия (и в совокупности ЕС) смогут обеспечить ведущие военные потенциалы, а только «большая тройка» смогут обеспечивать соответствующие НИОК и производство новейших ВиВТ[5].

Такие изменения позволяют говорить о том, что к середине XXI века в мире останутся три сверхдержавы в военно-политическом отношении, которые будут обладать всем набором необходимых новейших ВиВТ и неизбежно станут самостоятельными центрами силы. Но это же означает, что роль России, Англии, Франции и других великих держав радикально изменится, если, конечно, им не удастся создать крупных военно-политических и экономических союзов, способных компенсировать резко возросшую стоимость создания новых технологий и ВиВТ. Изменения в военных расходов ведущих стран мира в будущем английские эксперты оценили следующим образом.

Таким образом при формировании будущего сценария развития МО необходимо учитывать вероятность «наложения» двух глобальных тенденций: лидерства в области технологий некоторых ведущих держав и рост военных расходов, который дадут неизбежный синергетический эффект в изменении соотношения военных сил в мире.

Это прежде всего непосредственно связано с продолжением перехода локальных человеческих цивилизаций на новый технологический уклад, который будет происходить не одновременно и не везде, а в каждой ЛЧЦ по-разному. Однако представляется, что после 2030 года начнется революционная смена экономических, технологических, политических и социальных парадигм, которая приведет к радикальным мировым потрясениям.

Из приведенного выше примера видно, что новый технологический уклад:

– во-первых, уже зародился в ряде развитых экономик в отдельных отраслях, но он пока что не стал доминирующим и не будет им до 2023 года, хотя его влияние будет усиливаться;

– во-вторых, будет развиваться крайне неравномерно, определяя в реальности место и значение той или иной ЛЧЦ или страны в мире и, соответственно, ее значение для формирования МО;

– в-третьих, новый уклад станет преобладающим в долгосрочной и решающим уже в среднесрочной перспективах, т.е. результат соревнования ЛЧЦ будет решен к 2030 году;

– в четвертых, от этого результата будет в решающей степени зависеть какая из цивилизаций будет доминировать при формировании МО после 2030 года;

– в-пятых, исходя из самых предварительных оценок, такими лидерами станут западная ЛЧЦ и китайская ЛЧЦ, которые и будут определять будущие нормы и правила МО.

Сказанное выше означает, что формирование будущей МО во многом предопределено рамками и границами технологического и научно-технического развития отдельных ЛЧЦ и государств. Так, если новый технологический уклад будет доминировать только в двух ЛЧЦ – китайской и западной – к середине 40-х гг. XXI века, то это обстоятельство является решающим не только для определения значения государств, входящих в эти ЛЧЦ, но и остающихся за их границами. Будущие факторы мирового влияния – независимые государства – в действительности в своей абсолютной массе и полностью будут зависеть от стран-лидеров тех ЛЧЦ, которые смогли перейти к новому укладу, а именно – западной и китайской ЛЧЦ.

Крайне неравномерное развитие нового уклада в еще большей степени, чем изменение в соотношении страновых и даже цивилизационных ВВП, определяет неравенство мировых сил, но, главное, соотношение мощи и влияния на МО отдельных ЛЧЦ, наций государств и даже отдельных мировых акторов, которые смогут получить доступ к новейшим технологиям. Причем «старт» уже дан. Если США, например, этот переход уже начался, то в России еще не произошло полного перехода даже к предыдущему технологическому укладу. Существующий разрыв в технологиях и их синтезе чрезвычайно опасен потому, что он «расставляет» страны по экономическому рангу и их возможностям, но ещё и потому, что США делают свою основную геополитическую ставку именно на увеличение этого технологического разрыва.

России предстоит не просто повторная индустриализация, связанная с восстановлением разрушенной в 90-е годы промышленностью, но и быстрое преодоление разрыва с развитыми странами возникшем в связи с отставанием в развитии на предыдущем информационно технологическом этапе. Причем делать придется это не последовательно, как в других странах, а параллельно. И не за несколько десятилетий, а за одно десятилетие. Вместе с тем возможно и необходимо своеобразное «перескакивание через этапы» в развитии, когда сразу же осваиваются «на опережение» новые технологии.

Иными словами многочисленные разговоры об инновациях и импортозамещении, идущие в России почти 10 лет, на деле означают, что стратегия развития ее ЛЧЦ в XXI веке предполагает (если мы хотим, чтобы она продолжала участвовать в формировании МО) продвижение сразу по нескольким направлениям:

– во-первых, восстановление существовавшего индустриального уклада, своего рода новая индустриализация в ряде отраслей;

– во-вторых, «догоняющее» освоение отраслей и технологий, относящихся к информационному этапу в развитии человечества;

– в-третьих, «опережающее» развитие некоторых отраслей, которые будут определять в будущем уровень мирового развития.

Особенно важно обратить внимание на те области, которые, как ожидается, обеспечат неизбежные «технологические прорывы», и которые могут привести к качественным изменениям в экономике, социальной сфере, политике, и других областях деятельности наций. Именно эти качества обеспечат той или иной ЛЧЦ преимущественное влияние на формирование МО.

Такие «технологические прорывы» в военной и гражданской областях искусственно создаются для обеспечения технологического и военно-технического лидерства западной ЛЧЦ, а в будущем и китайской, и индийской. В докладе о перспективах таких «прорывов» военно-научного комитета министерства обороны США говорится прямо: «Преимущества, обеспеченные нашим лидерством в таких возможностях, как GPS, интернет-коммуникации, космическое оповещение и технологии “невидимок”, будут сокращаться и во многих случаях ликвидированы. Для сохранения превосходства в военной области будет необходимо разработать новые технологии, тактику и процедуры, которые… компенсируют наше предыдущее превосходство, существовавшее два десятилетия»[6]. В любом случае технологическое лидерство является в XXI веке залогом успеха и безопасности. О чем, кстати, регулярно повторяется во всех документах США последние 30 лет. Некоторые эксперты полагают, что «…к 2020–2025 гг. следует ожидать очередную военно-технологическую микрореволюцию в военном деле. Поэтому сегодня мы весьма туманно можем представить себе будущую технологическую базу войны…»[7].

Я не исключаю такой «микрореволюции» к 2025 году, но гораздо тревожнее и опаснее настоящая технологическая революция и ее отдельная часть и последствия – военно-технологическая революция, которые неизбежно произойдут вследствие смены технологического уклада в ведущих ЛЧЦ.

Основные последствии в научно-техническом развитии государств для военно-политической области, однако, видятся за рубежом несколько в иной плоскости, а именно[8]:

– очевидный и непреодолимый разрыв в военных бюджетах США и Китая с другими странами;

– появление «второго эшелона» стран (Индия и Евросоюз), обладающих большими военными бюджетами;

– отсутствие прямой зависимости между объемами финансирования и военными возможностями (которые могут быть компенсированы внутриполитической нестабильностью и т.д.);

– возрастающей стоимостью ВиВТ, которое может и не привести к росту ВС.

Во многом рост значения технологического превосходства компенсируется ростом уязвимости инфраструктуры и ВиВТ, в том числе с помощью традиционных средств. Это вносит и будет вносить коррективы в сопоставление военных потенциалов потому, что не всегда более совершенное оружие окажется более эффективным.

Тем не менее очевидно, что в XXI веке многие политические, экономические и военно-технические изменения станут следствием развития науки, техники и создания новых технологий.

Очевидно, что роль стратегического прогноза в этой области становится решающей. Именно она создает условия для адекватного стратегического целеполагания и планирования, которые в конечном счете непосредственно ведут к изменению всего будущего через формирование наиболее эффективной научно-технической политики.

Пока что можно с уверенностью говорить о том, что с военно-технической точки зрения будущие сценарии развития ВПО и, как следствие, МО будут в решающей степени зависеть от того, каким странам (кроме КНР и США) быстрее и полнее удастся перейти на новый этап технологического развития. Не зависимо от целого ряда других факторов и тенденций, формирующих МО, такой переход к новому технологическому укладу станет решающим.