Как Виктор Проскурин научился жить в системе запретов
В феврале 2007 года народному артисту России Виктору Проскурину исполнилось 55 лет. Он много играл в кино. Был актером "Ленкома" и Театра имени Ермоловой, но в результате предпочел путь свободного художника.
- Вам недавно исполнилось 55 лет. Есть ощущение, что вы добились чего-то существенного?
- (Перебивает.) У меня не было программы, которую я бы хотел выполнить. Разве что я хотел поступить в театральный институт - и поступил.
- Быть актером - это было ваше единственное желание?
- Наверное...
- Вы можете сказать: "я стал хорошим актером" или "я не состоялся как актер"?
- А кто определяет уровень? "Иванов, вы хотите быть таким же режиссером, как Станиславский, или таким, как Немирович-Данченко?" Может быть, лучше стать как Михаил Чехов? Кто из них троих хороший режиссер, кто гениальный, а кто плохой? Четких критериев здесь нет.
- С какими вопросами или просьбами к вам обращаются чаще всего?
- "Расскажите какой-нибудь очень интересный случай из вашей жизни". Спрашиваю: "А зачем?" Мне говорят: "Ну просто расскажите, и все. Один. Cамый интересный". Я всегда с трудом сдерживаюсь, чтобы не ответить: "Вы всерьез думаете, что у меня был только один интересный случай в жизни?"
Вы никогда не задумывались, что существует клише вопросов и клише ответов? Точно так же в обществе существует набор приспособлений к условиям жизни. И как только клише, или приспособления, начинают все время использоваться, они приобретают определенный ритм. Ритм начинает побеждать. И если вы вдруг "си-бемоль" возьмете вместо "до-диез" - пусть даже ради сиюминутного удовольствия, - вы почувствуете неловкость перед окружающими. И знаете почему? Нет, не потому, что вы идете на поводу у большинства. Все куда хуже: потому что вы идете на поводу у своей серости.
- В детстве мы, как правило, "до-диез" предпочитаем "си-бемоль"... А вы ностальгируете по детству?
- Ну (усмехается) все мы "бегаем" по воспоминаниям. Хочется найти и вернуть что-то пропущенное. Почему старые люди читают детские книжки? В детстве их не успели прочитать. Человек виртуально возвращает себя к прошлому. И проходит те места, в которых еще не был. Как-то не успел...
- Я знаю многих людей, которые не в состоянии перечитывать одни и те же книжки, возвращаться второй раз в одни и те же места, даже ради того, чтобы увидеть то, что в свое время, возможно, не увидели...
- Знаете, к какому выводу я пришел? Если человек не читает что-то или не хочет возвращаться куда-то, даже если забыл там ценные вещи, главное - не объясняться ни с кем по этому поводу. Потому что как только человек выносит свою проблему на всеобщее обсуждение - сначала на него наваливается толпа. А потом армия. Сдержать такой напор невозможно. Так что лучше свои проблемы не выносить на публику, даже если эта публика состоит из двух приятелей...
- Неужели жизнь настолько разочаровала вас?
- Не настолько, чтобы взять последний патрон. Последний патрон надо брать только по внутреннему убеждению. Но не в связи с разочарованиями в работе, любви... "В моей смерти прошу винить Клаву К.". Смешно...
- Задам вопрос иначе: как часто жизнь вас обламывала?
- Если поковыряться в жизни каждого человека, то любого из нас хоть раз, но по-крупному обламывало. Человек рождается для того, чтобы ломаться, ремонтироваться и дальше двигаться.
- Вы ироничный человек?
- Откуда я знаю? А что такое ирония? Что такое самоирония? Когда говорят "он такой самоироничный", про себя думают: значит, умный, значит, не дурак. Так трактуется склонность к иронии? Предлагаю задать мне другой вопрос: "За что вы себя любите?"
- Я задам другой. Вы встречали много людей, которые себя действительно любят?
- В Библии сказано: "Возлюби ближнего, как себя самого". Сначала себя. А потом уже будешь раздавать любовь другим. Только когда поймешь, за что себя любишь, тогда и ближнего сможешь любить. Не так? Ну ладно, пусть это будет правдой процентов на двадцать...
- Судя по вашим ответам, вы независимый человек. В какой момент вы почувствовали внутреннюю свободу?
- Вам точную дату назвать? (Отрывает газету и мнет.) Года три как я стал немного другим. Свободным? Можно и так сказать. Но человек все равно себя корректирует. Всегда. Нет абсолютной свободы. Просто я в последние годы пришел к выводу, что много времени уходит на всевозможные объяснения: "Да вы не подумайте, я не такой, не сякой. Я не то хотел сказать и не это...>> Какой смысл во всех этих объяснениях? Если кто-то говорит, что меня боится, значит, ему нравится меня бояться. Если я сто раз скажу "не злой я" - что изменится? Ничего! Мы все придумали себе замечательное занятие - упражнение в христианской заботливости. Любим расшифровывать краски в разговоре с собеседником, его интонации. Будьте проще. Не надо ничего обсуждать, доказывать, объяснять и таким образом упражняться во внимании к собеседнику.
Это особенно глупо в стране, где все живут по договору "Мосфильма". Там шестнадцать пунктов. "Актер обязуется, актер обязуется, актер обязуется...>> И шестнадцатый пункт: "Актер не имеет права".
- Вам нравится жить в такой стране?
- Нравится. Я пожил при всевозможных властях. И каждый раз был чем-то недоволен: то пионерской организацией, то партией "Яблоко". Но понял со временем, что все мы растем и находим в любом "нет" пространство для жизни, иначе бы человечество давно вымерло.
Каждый человек выбирает свою партию игры. Вы играете в журналиста и должны получить от этого удовольствие. А значит, вам надо уметь разнообразить принципы игры.
- Вы уверены, что все играют?
- Конечно. Собачки и кошечки играют, и люди играют. Зоны игры у всех разные. Некоторые играют в политику, некоторые в камасутру... Главное, не заигрываться (смеется), а то однажды проснешься - и выяснится, что играл-то ты совсем в другую игру.
- Почему вы ушли из театра?
- Потому что стал все чаще задавать себе вопрос: а зачем нужно играть всякую дрянь? Современный театр - давно не театр. Сегодня любой может выйти на сцену и ходить по пространству в заданной режиссером схеме. Сегодня вообще не говорят об органике - ее попросту не существует! Есть картинки. Люди смотрят картинки. Но изображение и театр - разные вещи. И хороший актер сегодня уже не нужен. Нужен натурщик. Современный театр, да и кино - это история в картинках. Сюжетов нет. Есть схемы. Скудное искусство. Мне стало скучно. Знаете, как проходят репетиции? Собирается коллектив. Начинают репетировать. И постепенно режиссер сталкивается с тем, что один актер настолько выбивается из общей ситуации, что возникает вопрос: остальных подтянуть до уровня этого человека или его убрать? Первое намного сложнее. И выбор делается в пользу того, что проще, - заменить того, кто выделяется, тем, кто не выделяется. Есть замечательные строчки: "Я безрадостный слышу мотив, у меня облегчения нет, ибо серость, сольясь в коллектив, обретает коричневый цвет". И что в этих условиях делать? Бороться? С кем и как? Коллектив спросит: "Вам жить надоело или жить не на что?" (Смеется.)
Знаете, в чем проблема шестидесятников? Они писали-писали в стол, а потом им сказали: "Открывайте столы". И выяснилось, что достать оттуда нечего, кроме пары уже прочитанных всеми рукописных произведений. А дальше - все. Когда они писали в неволе и написали пять страниц - они жили в атмосфере особенной, они ею питались... Потом наступила свобода - пиши что хочешь! Но ощущения изменились, и новые чувства не позволяют дописать те пять страниц... Начинается фальшь, вранье! Я в свое время наигрался, судьба была ко мне благосклонна. Но ситуация изменилась, и вместо сахара я стал выступать в роли сахарозаменителя. Зачем мне это?
- У вас просто чеховский взгляд на мир: мог бы стать Достоевским, а пришлось остаться всего лишь дядей Ваней...
- Это во мне не чеховское. Это чисто российское. Российский народ хочет и ищет трагедии. Не Шекспир их ищет. Шекспир писал комедии. А русский любит трагедии: "Никто не заболел? Никто не умер? Что тут происходит? Похороны? Отлично!" Идет похоронная процессия. Народ спрашивает друг у друга: "Хоронят-то кого?" Из толпы несется: "Петрова". - "А сколько лет-то ему?" - "Семьдесят девять". И тут русский человек расслабляется, слезы мгновенно высыхают, и не то чтобы скорбь - интерес исчезает: "А, уж пожил... Черт с ним. Не буду тратиться".
- Замечательно рассказываете. Книгу писать не пробовали?
- Многие актеры сегодня любят говорить в своих интервью: "Вот пишу книгу". Их спрашивают: "Какую?" - "Да второй том. Работаю над заглавием!" Это значит, что большая часть работы сделана. То есть заглавие первого тома уже готово. (Смеется.)
- Уходите от ответа...
- Я вообще не люблю четких определений. Любое определение - это на сорок процентов уничтожение определяемого предмета. Как только говоришь, за что тебе нравится нечто, почему нравится и как оно сделано, - сразу снижаешь его достоинство.
- Как вы относитесь к конфликтам в творческой среде?
- Конфликт должен быть. Без него нет жизни. И это правильно. Как ни странно, поругаться лучше, чем согласиться и мирно, но ни с чем разойтись. Люди предпочитают думать параллельно. Это удобно. Трудно, когда все думают по-разному, когда остаются вопросы...
- Вам нужен собеседник?
- Лично мне уже нет. Но бывают истории в жизни и работе, которые тебя мучают, держат в напряжении. И от них, как от опасного свидетеля, надо избавиться. Рассказывая кому-то такую историю, человек освобождается... Нельзя, чтобы все внутри тебя было забито. Необходимо выговариваться. Но я давно этого не делаю. Даже на исповеди. Боюсь, что нагружу священника излишней болью. И он должен эту мою тяжесть в себе носить? Лучше выговариваться перед самим собой...
- А как актеру вам нужен собеседник, зритель?
- Конечно! Но нужно почувствовать и понять, когда ты несешь зрителю чистый свежий вздох, а когда это просто дежурное дыхание. И тогда надо остановиться.
Елена Кутловская
Независимая Газета
