В докладе Валерия Тишкова есть глубокое новаторское содержание. Оно заключается в том, что проблема культурного многообразия трактуется как проблема права личности. Здесь наблюдается стремление концептуально решить проблему культурного многообразия как проблему социальную и социально-политическую. Мы наблюдатели и участники исключительно острых конфликтных процессов, которые связаны с культурным многообразием и с тем, что еще называется "мультикультурализм".
К слову сказать, мультикультурализм был приятной утопией, которая возникла, в первую очередь, в Западной Европе, и исходила из того, что в ходе тех процессов, которые имеют место и на европейском континенте, и в других местах земного шара, будет образовываться новое человечество, гармонично развивающееся и взаимно обогащающее друг друга. Но этого не случилось.
В настоящее время культурное многообразие является фактором общественно-политической напряженности и масштабной дестабилизации. Когда мы говорим о нем, видится не та радужная картинка, о которой мечталось, а Кондопога, французские погромы, Британия... Я бы привел еще в пример Ирак, где люди уничтожают друг друга варварскими способами только потому, что в религиозном, этническом, племенном отношении они отличаются друг от друга. Причем это различие абсолютно неуловимо для посторонних наблюдателей.
Проблема есть, и проблема, кстати сказать, острейшая. Наверное, она вызвана тем, что мы живем в эпоху, которая характеризуется глобальной мобильностью, в процессе и в условиях которой происходит столкновение различных систем социальных норм.
Я бы предложил рассмотрение всех этих вопросов несколько переформатировать и говорить не столько о культуре, сколько о социальных нормах. Потому что вещи, которые нами здесь упоминаются, это, по сути дела, нормативная система. И это более операбельная категория. Она отличается определенной политкорректностью. Почему? Потому что, когда мы говорим о какой-то системе норм, то эта система хороша сама по себе уже фактом своего существования.
Попробую объяснить, что я имею в виду. Говорилось о том, что этнографы изучали вышивки у разных народов. Если мы посмотрим на эти вышивки, нельзя сказать, что одна лучше, а другая хуже. В конечном счете, те обычаи и нормы, которым следуют, предположим, мигранты из Центральной Азии, попадающие в московский регион, не хуже и не лучше тех норм, которым следуют, условно говоря, коренные жители.
И еще, когда мы говорим о нормах, можно выделить нормы локальные, региональные и нормы, условно говоря, ограниченного действия. Например, когда мы рассуждаем о русском языке, следует иметь в виду, что есть локальные нормы русского языка. Русский язык в Москве очень отличается от русского языка, на котором говорят в Узбекистане. И если какой-нибудь русский прибывает из Узбекистана в Подмосковье, то к нему, между прочим, относятся на основе того, что он следует другим нормам, - то есть примерно так же, как относятся к узбекам.
Словом, нет правильных и неправильных норм. Они правильны для данной местности, для данных конкретных исторических и культурных условий. В этом есть и выход на практику. Потому что в этом случае возможно решение тех многочисленных проблем, о которых с таким огорчением здесь говорили. Их можно решать именно в русле рассмотрения различных систем норм: предположим, поощрение одних нормативных систем или же сочетание различных систем социальных норм и так далее.
Здесь вырисовывается несколько стратегий, которые можно обозначить следующим образом.
Первая - "каждая группа сама по себе", что проявляется в различных формах, включая даже формы государственного устройства.
Вторая. Формирование единой унифицированной системы либо в ограниченном регионе, либо в масштабах государства. При этом есть две интересные тенденции. С одной стороны, это навязывание большинством системы норм тому меньшинству, которое здесь существует - коренному, условно говоря, или пришлому. Но, с другой стороны, как в Кондопоге, навязывание меньшинством норм большинству.
Я думаю, что самое правильное было бы развязывать все эти узлы путем создания разноуровневых систем норм. То есть, в данном случае, выделять общее социальное, публичное, гражданское пространство, и другое - условно говоря, частное пространство.
И если в первом пространстве обязательными для исполнения являются общие нормы, то в другом, частном пространстве, действуют уже иные нормы, которые не приходят в конфликт с нормами публичного или социального пространства. В этом случае мы сможем избавиться от тех проблем, которые возникают в настоящее время.
Александр Игнатенко
Президент Института религии и политики,
заместитель председателя Комиссии
по вопросам развития гражданского общества
и участия общественности в реализации национальных
проектов Общественной палаты РФ
http://www.fondedin.ru/
