Сможет ли тяжкий нищенский труд в стране наполниться смыслом жизни?
Я научился открывать его на нужной странице без закладки. Угадывал по резкой границе, точно бисквитных, слоев книжного среза. Замацканное - читано, белое - еще нет. Оборачивал книжку торцом и закопченным ногтем раздвигал щель между разномастьем. Между грязным и остальным. Читанным и - непознанным.
У меня - полчаса в запасе. Точнее - минут двадцать. Их я потрачу на Рене. Десять - на чай и бутерброд с плавленым сыром вприкуску. Чайник вытащу из металлического шкафа и оботру рукавом спецовки. Он как всегда чумазый - в руки не возьмешь. Даже - в грязные. Ну и чёрт с ним - плесну воды в такой. Нашей цеховой, водопроводной.
Она чертовски невкусная, эта наша водица. Я, кстати, уже ей травился. Был две неделе на бюллетне. Ходил к инфекционисту. Вы, часом, не были в этом заведении? Я имею ввиду - инфекционный кабинет... Соскобы, пробирки, то не ешь, это не глотай - умора! Чего они, эти врачи, там думают про нас? Что, теперь в "Метрополе" по их рецептам обед заказывать? Да я уже в литейке такого наглотался: и на первое, и на второе, да и на десерт.
Впрочем, мужики наши чаёк в перекурах попивают - и ничего. Живые. Наверное спиртом дезинфицируются. А если без спирта, то хуже - тут прямая дорога на соскоб. Говорить откуда он берется, или сами догадаетесь?.. То-то же. Так что - первый вам совет: будете у нас в литейке - ни за что не пейте воду из-под крана.
Но я все-таки выпью. Поставлю закопченный чайник на разогретый муфель печи... Нет, долго ждать. Муфель старый, спирали выгорели, больше 800 не даст. Лучше залью-ка я прежде оболочку и шлепну чайник на раскаленную отливку. Здесь уже за тыщу двести будет.
Вы когда-нибудь разогревали чайник при тысяче двести? Нет? Ну, это примерно так, будто в воду кто-то бросил малюсенькую ядерную бомбу. Вода не кипит, а вспыхивает - разом: оп - и готово. Но у меня, действительно, мало времени. Индуктор гудит, насос молотит, начальство жмёт...
Прожженной варежкой прихватываю распираемый паром закопченный самовар. Кидаю пакетик Брук Бонда в кружку, вливаю, жду. Нет, ждать некогда - пью обжигаясь. Вообще-то я обжигаться привык. Пока раскаленную опоку в печь суешь, ровняешь - колени полымя горят. Я на штаны даже асбестовые заплаты прилаживал. Так и они от пекла за неделю искрашиваются.
Первый урок, помню, напарник мне дал - Вова. Опоку в пару центнеров весом при тысяче сто кранбалкой вошкали: из прокалочной печи - в заливочную. Но это неважно. Главное - чуть не в обнимку с этой полыхающей бочкой тискались. Так я, дурень, часы наручные с металлическим браслетом с руки не снял - Вова видел, усмехнулся поначалу, но промолчал. Браслет мигом раскалился, запястье жарит, а снять нельзя - руки заняты, того и гляди эта раскаленная туша на пол грянет. Месяц шрамы зализывал.
"Если в ряде вещей, подлежащих изучению, - припадаю после обжигающего чая к верному Рене, - встретится какая-либо вещь, которую наш разум не в состоянии достаточно хорошо рассмотреть, тут необходимо остановиться и не изучать другие вещи, следующие за ней, а воздержаться от ненужного труда".
Ладно - перекур... Я вообще-то не курю, но если вам так хочется - пожалуйста. А пока я расскажу, как нас с Рене на проходной вахтерша сцапала. Едкая такая тётка, крашенная, будто в гудрон башкой ныряла, надменнаявся, нас, работяг, лютой ненавистью не любит. Хотя они ее как раз-то и кормят - за каждого разоблаченного с душком или с выпивкой ей премия хорошая кладётся. Как потом признался ихний комиссар, самая передовая - шмонает нашего брата только так. Нажилась.
- Это что у тебя? - тычет, значит, перламутровым ногтём в Рене.
Кроме него - ничего со мной нет интересного: ну, бутеры в пакете, апельсин, ручка...
- Рене, - отвечаю.
- А зачем?
- Мы с ним работаем.
- Не положено, - как ножом отрезала. - К технологическому процессу отношения не имеет.
Слыхал, Рене? Не имеешь, говорит, никакого отношения ты к нам - и баста. А я думал: имеешь. Пошёл спросить у главного заводского начальника по пропускам через вертушку: можно ли с Рене на завод или нельзя?
Сидит, значит, такой правильный весь в уютненьком кабинете напротив Самого и с кем-то по телефону веники банные обсуждает.
- Петрович, как всегда в четверг в семь часов на Зеленый крупец подкатишь?
И в мою сторону: - Что нужно?
- Я про Рене хотел спросить. Я с ним шёл, а меня на проходной не пустили.
- Ну, - не выпуская трубку из рук и продолжая набирать очередного "петровича", раздраженно ждёт, когда я выметусь вон.
- На проходной сказали, что не имеет Рене к производственному процессу никакого отношения.
- Ну и..., - постоянно сбиваясь с нужной цифры на телефоне и плохо понимая, о чем я, начинает беситься начальник вахт.
- Ну как же не имеет? - пытаюсь переключить того с веников на нужную волну... А про себя вспоминаю, как учил меня Рене: "Если мы вполне понимаем вопрос, его надо освободить от любого излишнего представления, свести к простейшему вопросу...>> - Вот, скажем, вы - мусульманин...
- Какой еще, к чёрту, мусульманин? - уже бросая в отчаянии трубку, наконец, зло оборачивается ко мне высокий зам.
- Ну, правоверный такой, и постоянно носите с собой Коран, - пытаюсь по мере сил упростить ситуацию. - На работе он с вами, этот Коран, дома, в поездках. Потому что вы верите и читать должны его каждый день. Вы без него не можете. Вас без него просто нет: ни дома, ни на работе. Так вот, представьте, что вы идете на работу, а у вас его изымают. Почему? - спрашиваете...
Заввахт ни о чём таком вообще-то спрашивать не хотел. На последнем терпении ждёт, когда я исчезну.
- Так вот, - продолжаю терзать высокопоставленного бедолагу, - резонный вопрос: имеет ли в данном случае Коран отношение к производственному процессу?
Тот обречённо смотрит на настенные часы. Прикидывает, видно, что конец рабочего дня, звонить корешам насчет бани поздно. Перестает теребить телефонный аппарат. Занимает руки перекладыванием на столе какой-то писанины. Смотрит в экран компьютера. Делает важный вид. Через минуту, отдуваясь:
- Ладно, разберусь.
Вообще-то по начальникам я, честно признаться, не ходок. К этому так забрёл - посмотреть, что за птица. Обычный такой, гладкий, джип у проходной, костюмчик, амбрё вокруг и все такое. Где надо - с гонором, где гонор ни к чему - с почтением. Сам испытал. Не верите?
Тут как-то генеральный цидулю накатал: мол, дабы перестать завод растаскивать и время рабочее зря не перекуривать, всем передвигаться по территории строго по указанным маршрутам, поминутно отмечаться карточкой в электронной пикалке: из цеха - приложись, в цех - приложись. Короче, чтоб у меня - ни шагу.
Подумал: я вроде завод не растаскиваю, время рабочее не транжирю, а цидуля, вроде, как и на меня такого-сякого нацелена. Запереживал. Обидно просто стало. Достал из шкафа грамоту, пописанную как-то генеральным: мол, за успехи в труде и всё такое. Наложил на цидулю, что и меня, получается, казнит за нарушения. И переслал через канцелярию Самому. Мол, в таком случае, спасибо, возвращаю.
Через два дня прилетел. Тот - "с вениками". Гляжу, джип под окнами цеха красуется. В кабинет завели. Беседуют. Мол, как же так, нехорошо получается: грамоту генеральный дал, а ты ее обратно пинаешь. Мы же как лучше хотели. Чтоб не воровать и не прогуливать - пикалки ввели.
- Но я же не ворую, - объясняю, - вот доказательство: подпись на грамоте директора завода.
- Но это же образно, - волнуется мой "с вениками". - Порядок такой - для всех. Не воруешь - и хорошо...
Честно скажу, я еще долго изводил начальника вахт своими рассказами на тему "что такое хорошо...>> У меня как раз муфель в печи электрики ремонтировали. Простой. Бездельничанье, значит. Вот я перед замгенерального и разболтался. Думаю, простит. А, впрочем - наплевать.
Рене, помнишь, как ты когда-то говорил: "Не подумайте, однако, что, бездельничая, я теряю напрасно все свое время. Больше того, никогда еще я не проводил его с такой пользой, как сейчас, но главным образом в отношении вещей, которые ваш разум с точки зрения своих более возвышенных занятий будет, без сомнения, презирать...>>
Алексей Мельников, Калуга.
Фото автора.
