Много лет я мечтал именно об этой встре-че, об этом интервью. Было известно, что Али-са Фрейндлих не встре-чается с журналистами в принципе. Не хочет, не считает нужным, просто бережет себя. Не считая себя лучше прочих, я тем не менее долго ис-кал, с какой стороны зайти. Мною были ис-пробованы все возмож-ные варианты. Шли го-ды. Свет в конце тоннеля появился, когда мои верные друзья и по-мощники в этом деле граф Сергей Осинцев и продюсер Владимир Кауфман од-нажды позвонили: "Ничего не обещаем, но все может быть!", а Российский телеканал заказал мне и Морозову "Субботний вечер с Алисой Фрейндлих". Полтора часа луч-шего эфирного времени. Звезды совпали, и звезда согла-силась. Мы встречались с ней долго, общались много, пе-ресмотрели все фильмы, прочитали все ее интервью и уже устали ходить в БДТ. Но съемки не начинали. Телемуза не прилетала. Чрезмерно масштабная личность никак не уме-щалась в рамках существующих телеформатов, образ и ре-шение программы никак не приходили ни ко мне, ни к ре-жиссеру. И вдруг однажды... Иду я сереньким дождливым днем по улице Рубинштейна к Алисе Бруновне домой. И за-мечаю на одном из окрестных старинных домов огромный циферблат без стрелок. А рядом - балкон, завешанный мокрым бельем. 1996 год. Мысль простая, ход тривиаль-ный: "Время остановилось, а жизнь продолжается". Пого-ворили об этом, посмеялись и начали снимать...
- Много раз во многих пьесах говорили такую фразу: "Боже мой, я столько раз представлял нашу встречу с то-бой, столько слов придумал, а вот встретились - и вроде сказать нечего!"
- Серьезно? Ну так помолчим...
- Я много раз смотрел Ваши спектакли: столько чувств, столько слов... Как Вы все это запоминаете, Алиса Бруновна?
- Не ожидала. Такой вопрос - фантастика. Я до сих пор не понимаю, как летает самолет, но ведь летчики зна-ют, как может подняться такая великая тяжесть. Память из-бирательна, что-то туда забрасывается и остается. Я не по-мню ничего, зачем пошла в одну комнату, в другую... С молодых лет пишу все, что надо сделать: кому что ска-зать, позвонить, что взять. Не помещается там.
- Хорошо, что вспомнили про самолет, -- Вы летать боитесь?
- Боюсь.
- А летаете?
- Приходится. Молюсь, у меня есть такая ладаночка - я всегда ее с собой вожу.
Я перед съемкой всегда вспоминаю сцену из фильма "Экипаж": "Четвертый к взлету не готов, пятый к взлету не готов! Взлетаем!" А как Вы себя чувствуете перед выходом на сцену?
Воо6ще я, как правило, волнуюсь. В театре меньше, потому что там целая компания занимается делом - готовит спектакль. Я понимаю, что тут все будет в порядке. А на концертах волнуюсь, потому что все зависит только от тебя.
- А зависит уровень вашего волнения перед спектаклем от количества выходов? Вы же в "Варшавской мелодии" играли лет 16. Неужели Вы волновались все эти годы?
-Наверное, не волновалась. Если знала, что кто-то смотрит, кого я трушу, тогда я волновалась. А так нет.
И СНОВА К ТАТЬЯНЕ ПАРФЕНОВОЙ
Невозможно заполнить полтора часа эфирного времени только одним интервью, даже если его дает величайшая актриса нашего времени. Поэтому мы снимали Фрейндлих без спешки, в самых разных местах и ситуациях. Этот разговор проходил в мастерской многострадальной Татьяны Парфеновой. Замечательный синий интерьер, диваны "под зебру", деревянные стулья. На Алисе Бруновне - "маленькое черное платье" и затканный золотом удлиненный жилет.
Театр одной актрисы?
- Я очень много читал о Вас и наткнулся на такое высказывание Тарковского: "У вас есть гениальная трагическая актриса, которую губит чудовищный репертуар".
Написано о том, что, как бы Фрейндлих ни сопротивлялась, критики всегда поставят ее выше пьесы, выше режиссера, выше всех партнеров. Как Вы считаете, тому есть основания?
- Я думаю, что это потребность критиков немножко соригинальничать. Ну что такое актер вне партнеров, а тем более без режиссера? Я вот без режиссера, наверное, ни-чего не смогла бы делать, разделять работу режиссера и актера, по-моему, даже не очень профессионально. Если у актера получилась удачно какая-то роль, то это наверняка не без помощи режиссера, его участия, его выдумки, фан-тазии, таланта. Как можно совсем в одиночку? Все-таки спектакль - это коллективное дело, во-первых, а во-вто-рых, можно ли забить гол без хорошей подачи? Нельзя. Что такое хороший партнер? Это хорошая подача, и игрок, ко-торый ловит хорошую подачу, забивает голы.
- Все равно, неужели у Вас никогда, даже при самом удачном спектакле, когда и актер, и режиссеры - все было замечательно, неужели никогда не было такой мысли: "Как бы это поставил Феллини? А вот если бы рядом со мной был Оливье?"
- Я не знаю, я что-то не припоминаю, чтобы такие мыс-ли были. Конечно, когда по какой-то причине меня мой парт-нер не удовлетворяет, то, естественно, я огорчаюсь и беру на себя двойную нагрузку. Я пытаюсь восполнить то, что он недоиграл. Бывали и такие случаи, конечно. Я тогда дико уставала на спектаклях. А когда хороший партнер, то пос-ле спектакля даже нет усталости, потому что это нормаль-ная игра с мячом.
- А в гневе страшны?
- Чтобы страшна - не знаю, но, наверное, несим-патична.
- А это кто-нибудь видит?
- Это Вы меня спрашиваете? Спросите у тех, кто ря-дом. Думаю, что это не очень большое удовольствие.
Варька, моя дочь, говорит, когда я перед премьерой вся напряжена до предела: "Мама, ну ты как утюг: тебя тро-нешь - ты шипишь". Значит, это все не очень приятно и симпатично. Думаю, что для других так же, если уж для родной дочери.
- Вы в это играли? Как много лет назад Пугачева? "Бойтесь меня!.." Нет?
- Нет, ну что играть, если это есть на самом деле. По-том я стараюсь ни во что не играть, потому что я очень ле-нива.
- Ленива, да ну? А связано с этим то, что о Вас пишут: у Вас не было того списка ролей, который мог бы быть у та-кой актрисы?
- Не думаю, что это было связано с моей ленью. Ле-ность, скорее, связана с моим подсознательным чувством экономии себя. А кроме того, актер - подневольная еди-ница и никогда я не была вправе диктовать какие-то усло-вия. Хотя существует такое мнение, что я, особенно в Теат-ре Ленсовета, царила из-за того, что мой муж был худруком или худрук был моим мужем. Я не знаю, как правильно ска-зать. Я была в достаточной степени подневольной фигурой, поэтому зачастую играла то, что не хотела играть. Такие были пьесы неинтересные, однодневки. Это было нужно театру. Это называлось "производственная необходи-мость". Кроме того, целый ряд ролей я просто выпросила для себя. Мне не хотели их давать,
- Какие?
- Я у Игоря Петровича выпросила Малыша в "Малыш и Карлсон", Маму в "Двери хлопают", самые мои люби-мые роли.
- Но все же есть общепринятая точка зрения, что Те-атр Ленсовета при Вас был театром одной актрисы. Давай-те попробуем разрушить этот миф.
- Давайте, - Вы говорите, что эти годы были лучшими в Вашей жизни, в Вашей карьере, а в то же время для многих акте-ров это, извините, было трагедией, потому что, если есть такая актриса - кто может появиться рядом с ней?
- Наверное. С этой позиции - театра одной актри-сы - меня чуть не развели с Владимировым. Так называ-лась статья, которая появилась в результате наших гастролей в 1964 году - не так далеко от начала нашего плодотвор-ного времени. И к сожалению, от лености мысли, так мне кажется. Потому что, я повторяю, один игрок на поле не может выиграть. Не бывает так. В театре лидирует какая-то актриса, но это не значит, что это театр одной актрисы. Это ошибка. И это было очень несправедливо по отношению к Владимирову, потому что он собирал труппу очень долго, скрупулезно подбирал актеров одной группы крови.
- У Вас были конкурентки в Вашем театре, которые могли бы сыграть те же роли не хуже?
- Я не знаю, не мне судить об этом. Ну как я могу себя по какой-то пятибалльной шкале оценивать? Это не мое дело. У нас были одаренные актеры и актрисы, иначе не было бы коллектива, не было бы труппы, не было бы единомышленников, не было бы спектаклей, которые бы интересовали зал. Ну мне, например, было бы неинтерес-но пойти на спектакль, где есть только одна актриса. Мне было бы это неинтересно, даже если она очень талантлива.
Прошло десять лет. И Алиса опровергла эти слова. Я - в зале Театра имени Ленсовета на спектакле "Ос-кар и Розовая Дама". Алиса Бруновна проводит на сцене два часа. Совершенно одна. Оторваться - невозмож-но. В зал попасть - тоже.
- В журнале "Юность" была статья, где Вы говори-ли: "Меня создал Владимиров, меня придумал Владими-ров, мы с ним вместе поняли мое место в искусстве. Я не представляю себя вне этого театра, вне этого режиссера".
Но случилось так, что через несколько лет Вы ушли. Вы стали считать иначе?
- Нет. Я думаю, что так же, как и в жизни, и в полити-ке, есть течение времени, изменяются обстоятельства, а с ними меняется и точка зрения. Если бы я тогда сказала, что Владимиров безумно талантлив, а сейчас бы сказала, что Владимиров неталантлив, - это было бы странно и это бы в значительной мере свидетельствовало о том, что я чело-век непостоянный и предатель. Он талантливый человек, я и сейчас это говорю. Меняются обстоятельства, меняется расстановка сил, меняются взаимоотношения. Это же нельзя сбрасывать со счетов. Мое отношение к нему не из-менилось, изменилось мое отношение к обстоятельствам.
- Хорошо это или плохо, что обстоятельства меняют-ся таким образом?
- Обстоятельства должны меняться, а как же. Обсто-ятельства диктуют поступки, я так думаю.
"Вы снова здесь, изменчивые тени".."
Волшебное имя Алисы Бруновны действовало на всех без исключения. Только благодаря ей перед нами откры-лись двери Юсуповского дворца, в театральном зале ко-торого мы давно хотели снимать. Хрупкая Фрейндлих во-шла в этот кукольный интерьер, села в зал и прошептала строчку классика, когда-то бывшую украшением одного из ее звездных спектаклей "Люди и страсти": "Вы снова здесь, изменчивые тени!" Под крышей Юсуповского мы записали еще один разговор.
- Вы можете рассказать о театре, в котором бы хоте-ли работать?
- Я никогда не фантазировала на тему какого-то теат-ра, но путем усилий, затрат нервных получался идеальный театр - тот театр, в котором я работала. Я думаю, что уж
совсем идеального театра не бывает, не может быть, обя-зательно должен присутствовать какой-то поиск. Потому что если театр удовлетворяет абсолютно всем желаниям, то происходит остановка - нечего больше желать.
- Любимый вопрос всех телезрителей: сколько Вы сыг-рали ролей?
- Я не отвечу на него... Не считала... Много - с точки зрения статистики и мало - с точки зрения желаний души, безостановочной актерской ненасытности.
- Следующий вопрос телезрителей - любимая роль.
- Их несколько. Не одна, конечно. Все это мои дети... Но из всех любимых могу выбрать наиболее любимую. Это был Малыш в "Малыше и Карлсоне". Может быть потому, что он возник тогда, когда мне было уже 40, - последний всплеск детства во мне. Может быть потому, что тогда де-лала первые шаги моя Варя - передо мной был достаточ-но емкий объект для наблюдений, живой. Из любимых - самая любимая.
- Вот еще один вопрос от любопытных зрителей: са-мые любимые из любимых партнеров.
- Их тоже несколько. Я очень любила играть с Дьячковым Леней, покойным, потому что он был очень кон-центрированный актер. Внешние проявления были край-не скупы, но в нем была заключена мощная энергетика, я очень часто заражалась, я получала от него заряд ша-ровой молнии.
Я очень любила играть с Мишей Боярским, потому что у Миши - та же, что ли, музыкальная душа, то же ухо. Он очень чуткий партнер. С ним можно было создавать музы-кальную партитуру роли, если можно так сказать.
Я любила играть с Равиковичем Толей, потому что он был необыкновенный импровизатор. В БДТ я очень люби-ла играть с Владиславом Игнатьевичем Стржельчиком. Он тоже был чуткий партнер. С ним можно было быть очень
свободной на сцене, потому что ни одна подача не остава-лась без гола, ни один гол не оставался без оценки парт-нерской, У нас очень живые были спектакли. Мы не то что-бы уходили в актерские дебри от режиссерской задумки, но мы были свободны и подвижны по отношению друг к дру-гу. Вот видите, я очень много могу перечислять.
- Алиса Бруновна, что-то я не припомню у Вас партнерш.
- Значит, вы ничего не видели.
- Любимые были?
- Конечно. Действительно, все спрашивают о партне-рах. Надо припомнить и партнерш, Галя Никулина - заме-чательная актриса,.. Очень тоненькая, акварельная, я люби-ла ее необыкновенную тонкость, юмор, В "Служебном романе" Ахеджакова была моим партнером. Живой челове-чек, умненькая актриса, с необыкновенным юмором, фонта-нирующая. Очень любила я играть с Мариной Неёловой, хотя очень коротки были наши встречи, Часто играла в спектак-лях с Леночкой Поповой; очень живой человечек - живой глаз, живая, сиюминутная оценка, реакция. У меня родствен-ные отношениях партнерами и партнершами складываются, без личных привязанностей, симпатий играть на сцене нельзя.
- А если между актерами антипатия, как быть тогда?
- Если мне нужно общаться с актрисой на сцене, а в жизни если не антипатия, а хотя бы равнодушие, то я пыта-юсь воспитать в себе отношение, которое помогло бы от-носиться к ней иным образом на сцене,
- Получалось?
- Получалось, потому что нужно было подавить в себе неугодное для сцены чувство. Мне приходилось отрекаться от каких-то антипатий ради того, чтобы на сце-не это не мешало.
Партнерша
И мы встретились в Москве с Лией Ахеджаковой. Она стояла на задворках театра "Современник", буквально на минуту покинув репетицию. Но вокруг все равно собралась толпа.
- Вы согласны с общим мнением, что Фрейнд-лих талантлива, гениаль-на, добра, умна, страстна, одарена чем-то свыше?
- Я ее так и помню. Так хорошо помню. Тем более что мне самой в те-атре в это время не вез-ло-я все в ТЮЗе курами скакала какими-то. При-ехала в Москву такая де-вочка, Джульетта, Я увиде-ла актрису своей мечты - хорошенькую, тоненькую, беленькую, немыслимого темперамента, страсти и чувства девочку. Она была Джуль-етта нашего театра, понимаете. А у Джульетты всегда есть Ромео. И даже когда она уже не Джульетта, а Леди Мак-бет - все равно у нее Макбет свой. Главный партнер - всегда мужчина.
А потом мы с ней встретились на пробе у Рязанова мно-го лет спустя. Мы сели, и обе заплакали. Сейчас проба долж-на быть. А у меня трагедия - мне этой стороной нельзя сниматься, и у нее - та же трагедия; одна сторона неходо-вая. Надо было попросить, чтобы нас пересадили, но скром-ность не позволяла. И мы долго сидели с ней, капали сле-зы, потом все-таки выложили карты на стол, и нас поменяли местами.
- С каким чувством Вы входили в кадр с актрисой сво-ей мечты в "Служебном романе"? Легко было работать?
- Она же удивительно интеллигентный человек. Она никогда не выглядит рядом с тобой мэтром. Ни по возрасту, ни по положению - она никогда не ставит себя выше того, с кем разговаривает, с кем общается, с кем курит, с кем слу-чайно встретилась. Она всегда на одной планке, даже не-множко снизу. Это удивительное качество. Она приручает всех: и хороших, и плохих, и зазнавшихся, и наглых, и тех, кто умирает от страха и трепета перед ней. Моментально приручает. Я называю это - "ленинградские люди". Их мало осталось. Но она - яркий пример ленинградки. Интеллигент-ность, чувство собственной вины, постоянное чувство сомне-ния, хотя столько сыграла и так сыграла! Я ее обожаю.
- Как Вы думаете, почему в кино у нее не так удачно сложилось?
- Как это неудачно? Я считаю, что очень удачно. По-чти все, что она сыграла, - это маленькие шедевры. А по-том она снималась у больших режиссеров - это тоже, зна-ете, серьезно. Она высоко держала планку. А количество - это еще не значит, что удачно сложилось.
Спровоцировал Ахеджакову - и вновь принялся за Алису Бруновну. Мы снова в мастерской модельера Пар-феновой.
Годы, театры, режиеееры, роли, актрисы...
- 83-й год, и газетные заголовки: "Алиса перешла Фонтанку". Вы попали в совершенно другой театр - БДТ. Товстоногов вас переделал как актрису?
- Нет, мне кажется, что не переделал. Скорее, я пере-делалась сама со временем. Во мне моими педагогами было воспитано чувство ансамбля. И если я как-то изменилась, то изменилась соответственно театру. Мне кажется, что Большой драматический театр несколько крупнее по маз-кам, по живописи, чем Театр Ленсовета. Поэтому мне пришлось взять другую кисточку. Может быть, немного другой способ письма, если восполь-зоваться живописным языком...
- А не было страш-но работать с таким ре-жиссером?
- Было страшно. Но Георгий Алексан-дрович очень мудро внедрял меня в театр. Он меня хотел "снять с каблучков", в перенос-ном смысле слова. Он думал, что во мне есть некоторый звездизм. Я не знаю, может быть, что-нибудь и было. Не мне судить. Мне казалось, что не было. Но он предполагал, что должно быть. Поэтому быст-ренько назначил меня на крохотную роль.
- Я представляю бурю, которую Вы устроили, когда Вам дали эпизодическую роль,
- Совершенно нет, Я с удовольствием, с азартом на-чала. Привыкала к обстановке, к партнерам, к способу жиз-ни в театре. А потом, незадолго до премьеры, он вызвал меня и сказал; "Алиса, ну что мы будем бить пушкой по воробьям? Я на эту роль назначу икс, игрек, а вот для Вас у меня есть Блондинка в пьесе Саши Володина". Это был ход, мне кажется. Он хотел, чтобы я немножко приубавилась, и ограничить меня хотел.
- А Вам часто портили жизнь какие-то театральные интриги, зависть, может быть?
- Я думаю, что они были, и я как-то старалась пони-мать это. Вообще я стараюсь неглобальные людские недо-статки прощать, потому что я сама их не лишена и думаю, что и другие имеют право на это,
- А как Вы на самом деле относитесь к некоторым ак-трисам? Вы, например, говорили, что, когда пришли в Те-атр Комиссаржевской, там блистала Эмма Попова, а Вы были робкой ученицей и с благодарностью подбирали кро-хи с ее стола. Неужели это правда?
- Да, конечно. Я была начинающая актриса, а она уже блистала и имела на это право. Я всегда относилась к ней с уважением, ценила ее талант и ценю до сих пор. Я счи-таю, что она поступила расточительно, уйдя из театра. Эмма - необычайно талантливая актриса. Кроме того, она моя однокашница - мы у одного педагога учились. И я все-гда очень ценила ее дарование.
- После того как Вы перешли Фонтанку, неужели ни-когда тайком не пробирались обратно в Театр Ленсовета и не смотрели, как играет Елена Соловей?
- Я видела спектакль с ее участием. Я тоже ее ценю как актрису. Единственно, мне казалось, что ее судьба ки-ноактрисы потребовала от нее иной амплитуды воздействия на зрителя. Поэтому ей в театре не хватало дыхания. Но она талантлива. Я ее видела в спектакле "Победительница". И я очень радовалась, что в театре появилась Соловей. Обид-но, когда никого не остается за твоей спиной. Я не крово-жадна, чтобы желать театру, который любила, гибель. Все-таки я считала себя причастной к тому, что театр достиг такого уровня. И мне было бы обидно, если бы он рухнул.
- И еще об одной женщине, тоже актрисе, я хочу спро-сить, думаю, что Вы уже догадались, ~ это Барбара Брыльска. Многие говорили; "Брыльска перешла дорогу Фрейнд-лих, В "Иронии судьбы" должна была играть Фрейндлих, поэтому Фрейндлих сразу после "Иронии судьбы" добилась появления фильма "Служебный роман"
- Нет-нет, это совершенно не так. Во-первых, я с ней незнакома, я не знаю, что там говорили, Я действительно пробовалась на эту роль. А Эльдар Александрович мне от-кровенно сказал; "Алиса, нормально, что я не взял Вас в "Гусарскую балладу", потому что из Вас вытарчивала женственность. А в этой роли мне как раз не хватает в Вас безошибочной красоты. Потому что мне нужно, чтобы парт-нер влюбился в Вас в одну секунду, в течение одной ночи завязываются отношения. Вы не та женщина, в которую можно влюбиться сразу".
- Какова была Ваша реакция?
- Я сама прекрасно знаю, что, пока меня не узнаешь, влюбиться невозможно. (Хохочет.) Я сделала паузу, в ко-торой рассчитывала на Ваше опровержение, но его не по-следовало. Нет, я достаточно трезво к себе отношусь и по-нимаю прекрасно, что я не красотка. А Барбара - красотка. А мужчины ведь любят глазами, им нужен портрет, а потом уже все остальное.
Комментарий режиссера
Естественно, мы не обошлись без комментария велико-го Рязанова. И снова отправились в Москву, вернее, на под-московную дачу знаменитого режиссера.
- Говорят, что режиссура - это профессия точная, а первое впечатление - самое верное. Какое было Ваше первое впечатление об Алисе Фрейндлих?
- Первое впечатление было зрительское, а не режис-серское, Я был совершенно очарован как зритель.
У меня действует очень примитивный критерий при вы-боре актеров, композиторов. Мне надо, чтобы мне просто понравилось как человеку, чтобы я захотел пойти на спек-такль этой актрисы, чтобы я захотел прослушать, записать музыку этого композитора.
- Вы пишете: "Я давно положил на нее глаз". Вы сра-зу об этом ей сказали?
- Нет, я ей ничего не сказал. Я просто, когда делал "Гусарскую балладу", предложил ей пробу. Мы сняли про-бу. Это была замечательно сыгранная проба, замечатель-ная. Я думаю, что проба Фрейндлих была лучшая. Но был один недостаток, Роль все-таки была специфическая, надо было сыграть как бы юношу. Зритель понимает, что это де-вушка, а партнеры-гусары не понимают. И вот это женское очарование, фигура - все выдавало, что это не парень.
- Я знаю, что у Вас был продолжительный опыт проб...
- С Брагинским мы писали сценарий "Встречный по-езд", потом "Зигзаг удачи" с прицелом на Алису Бруновну, но пробы не было, так как выяснилось, что она ждет ребенка. Из-за этого мы опять не встретились. Роль сыгра-ла Валентина Талызина, очень хорошо сыграла, кстати. Это была вторая попытка.
- А на третьей попытке говорили: "Камера актрису предала"?
- А третья попытка какая? Никакая. Мы с Брагинским отдали пьесу "С легким паром" в Театр Ленсовета с усло-вием, что главную роль будет играть Фрейндлих. Они взя-ли ее, а мы жили себе в авторской мпюгии9 что так оно и происходит. За несколько дней до премьеры нам позвонили и пригласили на премьеру. Я спросил: "А как Алиса игра-ет?" - "Она не играет". - "Как?" Вот так. Там был ка-кой-то расклад в театре, она играет что-то другое. Я так ра-зозлился и огорчился!
Но мне очень хотелось, чтобы Алиса Бруновна сыгра-ла эту роль. И когда я начал делать фильм "Ирония судь-бы" - это было уже лет через семь после той театраль-ной истории, приехала Алиса, и мы стали пробовать, И может 6ыть, был виноват оператор, может быть, после бессонной ночи в "Стреле" она внешне получилась не очень хорошо - сейчас трудно судить. Надо было сде-лать какие-то попытки, но я очень боялся травмировать ее лишний раз. Проба у нее была хорошая. Талант, дан-ный Богом. На эту тему можно и не говорить, она все, к че-му прикасается, превращает в золото.
Тогда в отчаянии прибегли к зарубежной помощи, ска-жем так, гуманитарной, в виде Барбары Брыльской. Но я то понял еще раз, что нам с Алисой Бруновной необходи-мо встретиться.
- Вы сказали, что, если бы не было Алисы Фрейнд-лих, не было бы "Служебного романа".
- Просто я понял, что у нас есть пьеса, а роль в ней - для Алисы Бруновны. Когда я стал делать фильм "Служеб-ный роман", не было никаких проб, я просто приехал в Ле-нинград с предложением руки и сердца, чтобы она сни-малась безо всяких проб. Я ее и снял. Это редкий случай в моей биографии, когда я снимал фильм ради актрисы. И был собой и ею доволен. Алиса Бруновна была любими-цей группы. Она поступила с собой безжалостно - стара-лась быть некрасивой, плохо одетой, синим чулком.
- Кстати, где правда: Вы говорите, что она пошла на то, чтобы себя обезобразить, а Алиса Бруновна говорит, что она для этой роли была достаточно нехороша собой.
- В этом фильме она большую часть картины нехо-роша собой, а меньшую часть - очень хороша. Нельзя сделать из некрасивой женщины красивую, а красивую не-красивой можно сделать. Понимаете, у Аписы Бруновны, будем откровенно говорить, у нее лицо нелегкое, слож-ное, и не всякий оператор может ее снимать. Это правда. Но такое очарование душевное, такие глаза, такой та-лант... Это одухотворяет. Для меня она красавица. У нее вначале был жуткий коричневый костюм, омерзительный такой, эта причесочка, ужас какой-то. На это далеко не всякая бы решилась. А Алиса ринулась в эту роль очень
самоотверженно, она не боялась. Но обратите внимание, она в этом костюме, в этом гриме становилась все более обаятельной, очаровательной. Потому что появляется любовь, и это идет изнутри. Она незадолго до конца появ-ляется в роскошном платье, костюме, прическе. И уже как бы внешне начинает приходить в соответствие с внутрен-ним. В общем-то мысль о том, что любовь украшает чело-века, а женщин в особенности, - она не очень свежая, но очень вечная. Я так думаю.
- Ей завидовал кто-нибудь?
- У нас в группе? Ее все любили - и операторы, и художники, и партнеры. А чего ей завидовать, в каком смысле?
- Ради того, чтобы передать особое очарование талан-та, Вы применили театральный способ съемки... Наверное, другим артистам сложно было играть длинными эпизода-ми, с большим количеством публики?
- Нет-нет, публики там никакой не было. Другим ак-терам трудно не было, потому что и Немоляева, и Мягков, и Басилашвили, и Ахеджакова - актеры театральные. Там важно было сохранить кинематографический градус, ко-торый намного ниже театрального. Потому что театраль-ный актер играет и на 25-й ряд, и на галерку, и на первые ряды. Именно из-за этого есть форсирование голоса, ми-мики. В кино это невозможно, потому что крупный план - подергивание ресниц - уже фиксируется. Поэтому акте-ры играли кинематографически с точки зрения внешней выразительности, но то, что они играют длинные куски, - для них это было нетрудно.
Но с Алисой Бруновной происходила загадочная ис-тория - актриса, любимица ленинградских зрителей, - ходили "на Фрейндлих", ее обожали, это и сейчас про-должается, а в кино биография не складывается. Я про-сто подумал, почему она не складывается, и решил пойти
навстречу. Для того чтобы ее сильные стороны - теат-ральная манера - были применены, снимали длинными кусками, долго репетировали, снимали скрытой камерой. Поэтому все артисты действовали свободно в кинопрост-ранстве. Это в какой-то степени напоминало сцену, но толь-ко в какой-то. А зрители - только съемочная группа.
- Она сама плакала?
- Да, конечно, она плакала сама. Она все делала сама. Тут еще одна вещь сложная. Она в этот момент была пре-мьершей Театра Ленсовета, было много спектаклей. Она прямо с поезда - в кадр, сниматься. Это не так просто, ведь надо было держать состояние, хорошо выглядеть. Было много сложностей. Но она не могла бросить театр даже на какое-то время, несмотря на то что ее муж был глав-ным режиссером. Это сотрудничество с Алисой Бруновной было замечательным, я ей признателен и благодарю судь-бу за то, что мы встретились и работали вместе.
- Она то же Вам просила передать...
- Спасибо, я, когда бываю в Питере, звоню ей, у нас замечательные, дружеские отношения.
- Тарковский писал про Фрейндлих: "...когда ты бе-решься ее снимать, проблема только в одном - проблема в том, чтобы окружить ее достойными партнерами". На-сколько я знаю, у Вас, в каких-то пределах, существует своя группа актеров. Почему Алиса не входит в эту группу? Она слишком самодостаточна?
- Она входит в эту группу обязательно, потому что и в фильме "Жестокий романс" она играла. Это не главная роль, но это одна из ролей. Кстати, трактована она своеоб-разно, как и вся картина, не в традиционном островском русле. Просто я не всегда знаю, в какой картине я бы смог ее занять. Как Вам сказать, каждый режиссер ценен теми талантами, которые его окружают. Она - один из главных корней фундамента. Есть Ахеджакова, есть Гурченко, есть Басилашвили, есть разные актеры, но она - один из крае-угольных камней... Алиса, извините меня, пожалуйста, за то, что я Вас сравниваю с краеугольным камнем. Это, ко-нечно, не очень элегантно с моей стороны, но это правда.
- То есть продолжение последует?
- Да, если я буду снимать.
- Вы были в нее влюблены?
- Конечно, кто же в нее не был влюблен? Не поддать-ся ее чарам очень трудно.
- Режиссеру или мужчине?
- Ну, это так смыкается... Это Вам надо было задать вопрос Суриковой, Шепитько, и тогда можно было бы что-то прояснить, а дйя режиссера-мужчины - это естествен-но. Я могу сказать, что был влюблен во всех актеров и акт-рис, которые у меня снимались. Если человек талантлив, то настоящий режиссер должен быть в него влюблен.
- Эльдар Александрович, "Песенка о погоде" - это Ваш поэтический дебют. Не страшно было отдавать его для исполнения непрофессиональной вокалистке?
- Нет, мне было нестрашно. Алису я знал как актрису поющую, поющую замечательно. Я видел "Дульсинею" и еще целый ряд мюзиклов с ней. Поэтому я был только польщен.
- А Вы знаете, что она сама про себя говорит: "Фрейн-длих - это актриса, которая играет мать Гузеевой"?
- Если говорить о семействе Огудаловых, о матери и дочери, то, конечно, предпочтительнее мать. Мне очень нра-вится Лариса, и я доволен, как она сыграла. Ей было труд-но, и в том числе Алиса Бруновна ей помогала. Ей помога-ли все актеры - и Михалков, и Мягков, и Фрейндлих. Ей помогали выстроить роль помимо меня. В одной сцене мы никак не могли добиться той реакции, которая необходи-ма. И Алиса Бруновна поступила просто невероятно. "Ко-мандуйте!" - сказала она. Я сказал: "Мотор!" И Алиса сказала: "Прости меня, Лариса!" - и дала ей пощечину. Я сказал: "Начали!", и Гузеева сыграла то, что нужно. И Лариса не обиделась. Это был единственный случай, ког-да Алиса ударила артистку, человека.
- А могла бы карьера Алисы в кино сложиться удачно?
- Могла бы, могла бы. Но для этого, к сожалению, нужно было, чтобы мужем ее был Глеб Панфилов, к при-меру, или Эльдар Рязанов. Для того чтобы постоянно, ре-гулярно снимали, нужно, чтобы муж был режиссер, кото-рый постелил бы свою жизнь к ее ногам. Я грубо говорю. Такие ситуации ведь были: Александров-Орлова, Пырь-ев-Ладынина, Герасимов-Макарова. Наверное, карьера могла бы быть. Но думаю, главное, что помешало, - ее влюбленность в театр, ее занятость в театре. Это, навер-ное, не дало возможности сделать кинокарьеру, соответ-ствующую дарованию.
- Как Вы думаете, Алиса Бруновна правильно сдела-ла, что не переехала в Москву, в "Современник", когда ее звали?
- Не знаю. Нельзя сравнивать то, что существует, с тем, что не состоялось. Может, это была ошибка, а может, и нет. Ведь она - ленинградка. Она вросла всеми корнями в этот город. Никто не ответит на этот вопрос.
- Вы можете назвать хоть какой-нибудь ее недостаток?
- Нет, к сожалению ил и к счастью. Не могу сказать про нее ничего плохого, и не потому, что Вы меня снимаете, и не потому, что она услышит. Это существо, которое создал Бог, - талантливая, очаровательная, прекрасная.
- Она на площадке хулиганит. Вы от нее подвоха ждете?
- Нет, она поразительно точна, профессиональна, безупречна... Я вообще очень люблю актеров, которые идут на импровизацию. Если ее партнер схулиганил, она тут же подхватывает, берет и продолжает - отвечает ударом на удар, импровизацией на импровизацию. Это виртуозная актриса.
- Я очень много наблюдал за ней в последнее время. И Вы знаете, могу предположить, что ее основное состоя-ние в последнее время - растерянность, потому что она не пришла в то время, в которое направлялась. Как Вы счита-ете, наше время не нуждается в таких актрисах?
- Тут можно и на время сваливать. Произошла тра-гическая история - ушел из жизни Товстоногов. Театр сейчас весь находится в некой невесомости. Как угодно можно относиться к Товстоногову, но это был создатель театра, хозяин театра, лидер театра. Она же при нем при-шла в БДТ. А в кино сейчас почти ничего не снимается. Актеры - это профессия в кино зависимая, не они, а их выбирают. А сейчас некому выбирать - фильмов нет. Вот она сыграла в "Подмосковных вечерах". С моей точки зрения, там есть одно светлое пятно - Фрейндлих. И очень скоро она по роли умирает. И все. И дальше мне стало менее интересно. Ну конечно, в другой стране на нее писали бы сценарии, снимали бы фильмы, музыкаль-ные, комедийные, драматические - какие угодно. У нас этого не случилось. У нас много таких случаев. Ранев-ская - потрясающая, гениальная актриса, которая сня-лась всего в нескольких фильмах. А Игорь Ильинский! Если бы я его не снял в "Карнавальной ночи" и "Гусарской бал-ладе", то все, последняя роль была бы снята в "Волге-Вол-ге" в 39-м году. Я большой должник перед многими за-мечательными талантами,
- И все же, если говорить об Алисе, давайте попробу-ем представить, что же будет дальше? Есть перспективы?
- Я не оракул и не гадалка. Откуда я знаю? Пока ситуа-ция очень скверная. Единственно, что приятно, - зритель повернулся к отечественному кинематографу. Сейчас зри-тель стал предпочитать отечественные картины.
Вы знаете, в моей книжке есть глава об Алисе. Я там на все ответил. Алиса", к сожалению, она не в Стране чудес живет. Но это уже другой вопрос.
Мы поблагодарили режиссера и вновь вернулись к акт-рисе, чтобы вновь "мучить" ее нелюбимым жанром - ин-тервью.
Любовь, одиночество и возраст
- Вас часто любили?
- А я не знаю, что называется часто. Достаточно, а что такое часто, я не знаю.
- Я хотел спросить - Вас часто любят? Но это бы зву-чало двусмысленно.
- Почему двусмысленно? Нормально. Мне сейчас уже смешно играть в эти игры. У меня сейчас есть на все эмоцио-нальные проявления бункер житейский, И если я сейчас влюблена в своего внука и в свою внучку, то меня ни на что другое уже не остается.
- А Зинаида Шарко мне говорила, что в партнера нуж-но обязательно влюбиться, иначе ничего не выйдет.
- Ну хорошо. Я сейчас почти не играю про любовь.
- Почему?
- Я не знаю, только два спектакля, и то для меня ка-кие-то запоздалые - "Коварство" и "Макбет" - про лю-бовь. Но надо обязательно влюбиться, я с этим не могу по-спорить.
- Где правда? С одной стороны, тема любви, а с дру-гой стороны, тема Фрейндлих - это женское одиночество.
- А одиночество - это следствие отсутствия любви или, наверное, ответа в любви. Я думаю, что в значитель-ной мере это не противоречит одно другому.
- Вам одиночество знакомо?
- Да, конечно.
- Его было больше, чем любви?
- Нет, не больше, ровно столько, сколько нужно, как горючее для творчества.
- Вы счастливый человек?
- Думаю, что да.
- В Вас есть то равновесие счастья и несчастья, о ко-тором Вы сами говорили, которое счастьем и является?
- Я думаю, что да. Я не могу ни в одну из этих крайнос-тей поверить. Мне кажется, что какая-то гармония была и есть.
- Есть?
- Я думаю, что да. Я не могу сказать, что влюблена сей-час в кого-то. Я довольно-таки давно не испытывала этого блаженного чувства. Но повторяю: если вся моя эмоция, все мое горючее направлено на двух маленьких существ, кото-рые для меня полное изумление, полная неожиданность в чувствах... Я думаю, что поэтому не вижу ничего вокруг, никого, вернее.
- Может быть, Вам и не хочется видеть всего того, что творится вокруг, потому что, простите, - это моя гипотеза, придя в тот возраст, в котором Вы сейчас пребываете, Вы не пришли в то время, в котором хотели бы жить. Это так?
- Я и не ждала этого. Что значит - такое время? Я по-нимаю, где и когда родилась, и я к этому настолько при-выкла, что совершенно не желаю другого. То есть я желаю другого, но не жду ничего другого. А что касается возрас-та, то тут довольно забавная вещь. Если что-то меня и тяго-тит сегодня, раздражает, нервирует - это полное несоот-ветствие, рассинхронизировалось нутро с физикой, я бы так сказала.
- То есть?
- Мне кажется, что я недостаточно внутри постарела, чтобы соответствовать тому, что произошло снаружи.
- Вы хотите сказать, что это состояние - я уже те-перь все умею, но я уже ничего не могу?
- Да, конечно. Я ищу для себя равнозначные увлече-ния, я понимаю, что не могу играть на сцене влюбленность, какую-то безумную любовь, наверное. Это бы вызвало иро-ническое отношение, потому что паспортные данные, к со-жалению, не скроешь...
- Вы же на сцену с паспортом не выходите?
- Я не выхожу, конечно. Но зритель не может забыть какие-то годы. Например, мне было совсем немного лет, ког-да ко мне подошла очень пожилая дама и сказала: "Я еще девочкой видела Вас на сцене", Я понимала, что она старше меня, но ей казалось, что я очень давно на сцене. Как я могу оспорить это? Я могу, конечно, сказать - я моложе Вас, но
зачем же мне обижать ее? Пусть она думает, что еще девоч-кой видела меня на сцене.
- Пусть она думает что угодно, лишь бы Вы на сцене были как можно дольше.
- Я совершенно не собираюсь с нее уходить. Я про-сто понимаю, что есть какой-то рубеж, который нельзя пе-реступать. И если я вдруг выскочу на сцену если не Джуль-еттой, то хотя бы Мирандолиной, то это будет смешно. Поэтому, чтобы удовлетворить свою потребность не рас-статься с чувством любви или отсутствия любви, - я читаю стихи. Тут есть какой-то момент отстраненности - это и я, и в то же время не я. Поэтому любовная лирика Цветаевой, скажем, позволительна в любом возрасте. Таким образом я не нарушаю какие-то границы этические.
- Алиса Бруновна, а много несыгранных, недоступных теперь ролей Вам жалко?
- Да, конечно.
- Какие?
- Я не буду очень подробно вспоминать... Достаточно сказать, что я очень хотела сыграть Маргариту в "Мастере и Маргарите". Но тогда, когда я могла это сделать, никто это не ставил. Нельзя было. А теперь, когда можно, кто-то сыграет. И я буду хорошей завистью завидовать.
- А Вы бы сыграли "Гамлета"?
- Трудно сказать. Раньше, наверное, сыграла бы. Но во всяком случае сыграла бы не юношу, а работу мысли, нерва.
- Тогда почему нельзя сейчас?
- Мне бы не хватило физических сил на это. Это бы потребовало больших физических и нервных затрат.
(Короткое интервью с руководителем БДТ Темуром Чхеидзе:
Вопрос: Фрейндлих могла бы сыграть Гамлета?
Ответ: Алиса Бруновна слишком умна для этого!
Комментарий актрисы: Чхеидзе имел в виду, что я достаточно умна, чтобы не браться за эту роль!)
- Алиса Бруновна, а если вспомнить Малыша из "Ма-лыша и Карлсона", что там?
- Этот вопрос опять же не ко мне. Я играла восторг абсолютно от всего" Я играла Малыша в 69-м году, а за год до этого родилась Варька, дочка моя. Она рядом возраста-ла, а я еще раз наблюдала то, что знала про детей и сама помнила про свое детство. Поэтому изумление от жизни была главная нить.
- Алиса Бруновна, сыграйте "Маленького принца".
- Я сыграла его на кассете, я записала диск. Именно "Маленького принца". Это та пропорция, которая позво-лительна сегодня.
- Мне многие говорили, я и сам это почувствовал, сидя в зале и глядя на Вас, - Алиса Фрейндлих играет сегодня только для меня. И в то же время я слышал: "Не дай бог увидеть глаза в зале..."
- Кому не дай бог увидеть?
- Тому, кто на сцене.
- Он не профессионал, если видит лица в зале. Но если концерт - вы должны видеть, потому что ваш партнер - зрительный зал,
- Неужели там стена?
- Воображаемая.
- В самом деле?
- В самом деле. Надо чувствовать зал" слышать его, но не видеть. Я не знаю, но меня учили так.
- Есть у меня парочка пафосных вопросов. Можно их задать?
- Да, пожалуйста, с восклицательными знаками.
- Алиса Бруновна, Вы родились актрисой. Вот когда рождаешься актрисой и всю жизнь актриса - это прокли-наешь или благословляешь?
- Ну, я не знаю, я родилась самым обыкновенным, со-пливым ребенком, а уж актрисой потом становилась, по-степенно. Конечно, благословляю. Я благословляю про-ведение, которое Господь дал. Конечно, я счастливый человек, потому что я провела жизнь в творчестве. Мне ин-тересно. И, если бы представилась возможность повторить, я повторила бы так же.
- Вы бы смогли отказаться от театра, от кино, напри-мер, ради любви?
- Думаю, что нет.
- Нет?
- Нет. Наверное, сейчас могла бы ради детей, если бы мне сказали - или дети, или театр, я совершила бы это предательство. А что касается того времени, когда я была на взлете, что ли, - я имею в виду не успех, не сла-ву, а дыхание. Я не думаю, чтобы мне так сказали глобаль-но - или Варя, или театр. Если бы Варе что-то угрожало, может быть, я бы отказалась от театра или нашла бы хит-рый путь. Но так вопрос не стоял. А стоял он так: или я занимаюсь ребенком, или я в театре - я выбрала театр. Варя росла очень брошенным ребенком, и счастье, что у нее хватило собственных мозгов воспитать себя просто на отражении, на примере. Она занималась самовоспи-танием.
- И насколько это самовоспитание перешло в театр? И почему она сейчас не играет?
- Как Вам сказать... Мне думается, что она имела все основания для того, чтобы быть актрисой, просто ее не-множко напугали тем, что все время сравнивали. Она мне очень часто жаловалась, что слышит за спиной шорох, на-сколько она похожа, насколько природа отдыхает или не отдыхает. А она из природы улиток - она замкнулась. У нее проявились комплексы в этом плане.
- Тут Вы, наверное, и помогли как-то?
- Да нет, я не помогла, потому что во мне педагог, так сказать, не очень живет. Я не могу ее насиловать. И если она в состоянии отказаться от этого, значит, и страсть не так велика. А идти в эту профессию, не имея страсти, нельзя. Мне кажется, что всяческое давление было бы неправиль-ным. Это должен сделать кто-то другой, не я. Раскрепос-тить ее в достаточной мере. Потому что в ней есть что рас-крепощать, но я не могу этого сделать.
- А когда начинали Вы, Ваш отец тоже был достаточ-но знаменит. Вам это не мешало? Он не давил своим авто-ритетом?
- Мешало. Про меня тоже говорили в институте - ни кожи ни рожи, попала в институт, папа там. Ну, во-первых, я знала, что не могу без театра, - вот это и есть та самая страсть, без которой нельзя идти в эту профессию. Я ста-ралась не слышать этого, и во мне возникала здоровая злость, которая заставляла преодолевать это и доказать что-то. В Варьке, видимо, этого нет.
Варвара, дочь Алисы
В кадре появляется давно обещанный вам персонаж. Дочь Фрейндлих - Варвара. Вернее, мы появляемся у нее в доме и, мешая заниматься детьми, усаживаем перед ка-мерой.
- А кто придумал имя - Варвара?
. - Игорь Петрович, это было его любимое имя, потому что больше всего на свете он любил бабушку - Варвару. Когда я родилась, мама придумала мне всевозможные име-на, а он сказал: "Ничего подобного, будет только Варва-ра". Варвара мне, честно говоря, не нравится. Мне больше нравится, когда меня называют Варя, Варька - так мой муж меня называет - или Варюша, Вареник - так мама, более ласково. (Милю проходит сын Варвары, Никита.) Никита
очень общительный мальчик, даже чрезмерно, потому что заговаривает со всеми посторонними людьми на улице. Он может, например, подойти и спросить: "А где Алиса, мне надо с ней поговорить". Человек смотрит удивленными гла-зами. "Ты, пожалуйста, позвони ей и скажи, что я жду", или еще что-то в этом роде.
- Бабушку обожает?
- Балует она очень Никиту. Аню тоже начала баловать. Но девочка спокойнее.
- Тяжело быть ребенком известных родителей?
- Тяжело, это основная причина того, что я отказалась от своей профессии. Я человек слабый по своей натуре. Сразу после школь", пока еще ветер в голове, мне было здо-рово. Первый год я просидела, правда, на факультете теат-роведения. Но мне было там скучно, и сокурсники были зна-чительно старше меня. И тут я вижу - за стенкой носятся как угорелые - веселые, молодые. Я думаю: "Хочу тоже". А потом, по мере того как прошли 4 курса, я стала призаду-мываться, что не смогу до родительского уровня поднять-ся, а быть хуже мне стыдно.
- Может, это называется - струсила?
- Наверное. Во-первых, струсила, а во-вторых, нет уве-ренности в своих силах. Много времени прошло. Конечно, поначалу мучилась ужасно. Все равно что-то периодически возникало в кино. Я бесконечно моталась, пробовалась в каких-то фильмах, даже дважды снималась.
- Я только один фильм видел - сказку.
- Да, это я снималась, когда училась в институте. Зна-ете, когда смотришь на себя на экране, то ощущения у всех разные возникают. Некоторые люди довольны собой - на экране красивее, чем в жизни. А я - наоборот. Когда по-смотрела - Господи, как не стыдно! А потом время про-шло, успокоилась - это было почти 10 лет назад.
Была еще одна попытка. Никита у меня уже был. Меня совершенно неожиданно пригласил режиссер Худяков на небольшую роль второго плана. Но, к сожалению, не повез-ло. Картину сняли, но не хватило денег на озвучание. Так она и лежит на полке, хотя и статьи были в газетах, журналах. Я думаю, что, может быть, это судьба, что так не сложилось.
- Все-таки эти годы студенческие такие хорошие, классные. Это разбег, и потом надо прыгнуть. Получается обвинение - что ж ты, Варя, разбежалась и не прыгнула?
- Не оправдала. Обычно в актерских семьях родители всегда против, чтобы дети шли по их стопам. Это обыч-ное такое явление. А у меня наоборот было. Мама хотела и папа настаивал, чтобы я была актрисой. А я вот не нашла в себе силы воли. А потом даже и желание пропало, честно говоря. Сейчас мне довольно грустно смотреть на то, что происходит и в театре, и в кино. Кино сейчас не снимают, практически один фильм в год.
- Поступать помогали?
- Дело в том, что очень трудно ответить на этот во-прос, - я ведь училась на курсе своего отца. Сказать, что мне не помогали, было бы цинично с моей стороны. Но мама об этом не знала. Так получилось, что в год, когда я захоте-ла учиться на актерском факультете, курс набирал мой отец. Он сказал: "Я знаю тебя, мне кажется, что я смогу тебя на-учить". Отец хотел взять меня к себе и взял. А мама узнала, когда был второй тур. Я ей просто не говорила, держала в секрете. Было как-то неловко.
- Тебя наказывали в детстве?
- Честно говоря, я не помню, по-моему, меня не на-казывали. Меня особенно и не за что было наказывать - я спокойным ребенком была. А потом мама с папой очень много работали. Их практически не было. Я выросла до 10 лет с ними, а после 10 - за кулисами. Я театральный, закулисный ребенок. Я оставалась одна дома и ездила на гастроли с родителями.
- Не возникало ощущения, что не хватает родителей? Обиды не было?
- Возникало. Но мы сейчас в полной мере восполня-ем утраченное время моего детства, потому что сейчас мы с мамой - лучшие подруги. Фактически каждый день мо-таюсь к маме - детей в охапку - и на Рубинштейна. Или маму к себе затаскиваю. Если мы за день пять раз не пого-ворим по телефону, значит, уже что-то не то.
- Не страшно было смотреть на маму на сцене? Она не казалась чужой?
- Нет. Она чужой не казалась, но я всегда ее эмоцио-нально воспринимала, не только как дочь, но и как зритель. Я на всех спектаклях бурно реагировала. Если это бы-ла "Варшавская мелодия", то весь спектакль ревела. Ког-да была маленькая, меня водили на "Малыша и Карлсо-на". Мама играла Малыша и в конце первого акта, когда Малыш остается на крыше один, звенит в колокольчик и кричит: "Я здесь совсем один, я совсем один!", я кричала на весь зал: "Мамочка, я здесь!"
- Мне кажется, Алисе Бруновне не очень уютно в этом времени и она пытается спрятаться - театр, работа. Спросил у нее об этом, но она так и не ответила. А ты что думаешь?
- Наверное так. Сейчас мало кому уютно живется. Наверное, ей хочется работы новой, настоящей. Я думаю, это бы ей помогло. Мне бы очень хотелось, чтобы мама на-шла свою пьесу и сыграла бы новую роль, но я даже не могу ей ничего посоветовать, хотя она всегда со мной советует-ся. Сейчас я только жду и надеюсь, что, может быть, по-явится какой-нибудь режиссер или кто-то, кто сможет най-ти для нее что-то новое. Ей очень не хватает новой, живой струи, ей сейчас трудновато, она немножко опустошена. Но мне кажется, что это временно. Я думаю, я верю, что инте-ресное обязательно должно произойти. Не может быть, что-бы раз - и все кончилось, и театра нет. Всегда были в теат-ре спады и подъемы. Теперь моя мама мечтает, чтобы что-нибудь получилось из внуков. Может быть, когда мои детишки подрастут, будет все другим.
- Я понял, что лучше ей верить и тогда все будет пра-вильно.
- Я считаю, что у нее очень хороший вкус, она все чув-ствует, понимает. Интуиция есть профессиональная. Мы до-веряем друг другу: я бегу к маме по каждому поводу, по каж-дой мелочи. Я как маменькина дочка, без мамы - никуда.
Бруно, отец Алисы
И мы с режиссером, Варя, без твоей мамы - никуда. Это продолжалось несколько месяцев. Исполненное люб-ви к дочери интервью дал мне старейший артист Александрийского театра Бруно Артурович Фрейндлих. А я, в свою очередь, расспросил о нем знаменитую дочь.
- Когда Вы вошли в зенит славы, Вам никогда не ка-залось, что Вы переиграли отца? Он не обижался на Вас?
- Во-первых, мне никогда так не казалось, потому что отец - чрезвычайно талантливый актер, и его самые золо-тые годы пришлись на годы эвакуации. Он там блистатель-но сыграл огромное количество ролей, хотя этого никто не видел. Во-вторых, его актив пришелся на те годы, когда наша фамилия и принадлежность к национальности немец-кой были отнюдь не проводником в искусстве. Я считаю чудом, что он - лауреат Государственной премии, народ-ный артист сначала России, а потом Советского Союза. Нужно было обладать колоссальным дарованием, чтобы в те годы, будучи немцем, получать звания. Это обстоятель-ство достаточно отгрызло и ролей, и признания. Я росла в годы, когда это почти не имело значения, и то... Мне, на-пример, прислали выдержку из какого-то ленфильмовского протокола, в котором были записаны слова Хейфица
(Царство ему Небесное!): "Этой фамилии не будет на Лен-фильме".
- Имелась в виду ваша фамилия?
- Да,
Подруга.
И снова пришлось ехать в Москву, потому что там живет и работает лучшая подруга Фрейндлих Галина Волчек...
- Галина Борисовна, у меня закралось подозрение, что у Алисы Бруновны нет подруг...
- Я думаю, что Алиса не обделена личной любовью со стороны женщин, мужчин, детей. Она - уникальное яв-ление не только в профессиональном смысле. Она - за-мечательный человек. Я просто затрудняюсь назвать еще кого-то в нашей профессии, кто был бы так скромен, как Алиса, кто так бы болел за жизнь ближнего. Она просто поразительное существо.
- Профессия актера, режиссера забирает полностью человека, остается ли что-нибудь для простой жизни?
- Я думаю, что Алиса так богата внутри, что все, к чему она прикасалась, - и как женщина, и как мать, и как по-друга, и теперь как бабушка - это все душевно не отнима-ет у нее главного - таланта актерского. Но и в актерском-то таланте она - необычайная данность. Когда я увидела ее на сцене первый раз, я проплакала два платка: свой и ефремовский. Они были совершенно мокрые, их нельзя было в руках держать.
- Это на сцене, а в жизни?
- В жизни мы столько с ней просидели на моей кухне, на ее кухне, мы столько друг другу рассказали об этой жиз-ни словами, глазами, слезами и смехом... Мы живем с ней в разных городах, очень нечасто видимся. Она стала редко приезжать, я почти не приезжаю в Ленинград, и все равно, когда мы встречаемся, идет эта, уже наработанная, волна близости. Даже если мы в людном месте встречаемся, все равно успеваем что-то прошептать друг другу - то, что я никому не скажу. И она не скажет.
- На Ваш взгляд, какой у нее характер, не слишком ли она закрыта?
- Нет, нет. У нее не закрытый характер, она просто скромнейший человек. Вам кажется, что она закрыта, но это ее деликатность по отношению к миру, к другому чело-веку: не навязывать какие-то свои неприятности, мысли.
Она такая рассказчица! Я никогда в жизни не забуду, как Алиса рассказывала про блокаду со слов своей мамы. И как она рассказывала свои детские воспоминания об этом ужасе - с таким юмором, с таким уникальным, алисовским взглядом. Про то, как бабушка из лаврового листа что-то варила, и наливала в хрустальные бокалы, и делала вид, что
они пьют нечто невероятное. И как мама с лестницы скати-лась, потому что лестница была покрыта льдом, а она была как гора, И вот эти ее рассказы невероятные я на всю жизнь запомнила - это все окрашено ее уникальным даром.
- Что она больше всего любит?
- Больше всего она любит свою дочь Варвару, своих внуков и свою работу, конечно. Она обожала маму, она очень любит отца. Я стараюсь вспомнить хоть какой-ни-будь компромат на Алису - не могу. Очень скромная, по-нимаешь?
- Можно отказаться от театра ради любви?
- Я не пробовала. Трудно сказать. И то и другое - это болезнь. Какая может победить - трудно сказать.
Возвращаемся в Питер ранним утром, и уже в середине дня - новое интервью с Фрейндлих.
- Как Вы относитесь к тому, что происходит вокруг? В зале сидят те, кого бы Вы хотели видеть?
- В значительной мере - да, потому что в театре оста-лись люди, которые поистине любят театр, остальные про-сто не ходят. А если в театре возникает молодежь, которая, допустим, недостаточно воспитанна, то в процессе спектак-ля она затихает - это дорогого стоит.
- Алиса Бруновна, я слышал, что как-то раз Вас спро-сили: "Алиса Бруновна, какая Вы в театре, мы знаем, какая Вы в кино, - тоже видела а какая Вы в жизни?" Вы отве-тили: "А я в жизни и не бываю". Может быть, Вы так много играете, чтобы как можно меньше быть в жизни?
- Нет, мне кажется, что я очень много бываю в жиз-ни. Я не помню, чтобы я такое говорила. Но, конечно, был такой период, когда я играла так много, что можно было так сказать. Я играла по 26, по 28 спектаклей в месяц. Сей-час это невозможно себе представить. А если учесть, что возникало еще и кино, то для жизни вовсе не оставалось времени.
- Вам не хватало этой жизни?
- Ну, я все-таки старалась успевать, ведь в сутках 24 часа. Наверное, я все-таки в нее попадала - как можно быть на сцене и не быть в жизни? Ведь сценическое пребы-вание соткано из жизненных впечатлений, а из чего же? Не из фантазий же... Жизнь - это питательная среда для лю-бого творчества.
"Давайте махнем на дачу!"
Когда и мы, и Алиса Бруновна были окончательно из-нурены продолжительностью и масштабностью съемок, ак-триса предложила сделать перерыв и вместе отдохнуть друг от друга у нее на даче. Фрейндлих прихватила с собой дочь, зятя и обоих внуков. Зять Алисы Бруновны - шашлыки. Как вы думаете, что взял с собой режиссер Морозов? Пра-вильно - камеру и оператора!
- Расскажите, Алиса Бруновна" про дачу. Вы тут пря-четесь?
- Тут не спрячешься. Когда мы ее купили, я дума-ла, что это будет убежище. А сейчас дети здесь. Так что убежище у нас там, дома. Я огородами не занимаюсь, у меня это просто не полу-чается. Нет, здесь, конечно, хорошо. Я еще по дороге на-чинаю расслабляться. Когда выезжаю за пределы горо-да, чувствую, что от меня все уходит, уходит, уходит куда-то. Становится так спокой-но, зелень мелькает вокруг.
- Кто на даче бывает?
- Мы все: Варя, Сережа, детишки, я. В выходные все здесь, а в будние дни нянечка с детьми остается
- Мы так долго снимаем: Вас снимаем, людей снима-ем, снова Вас. И все говорят только хорошее. Я думаю, это начнет раздражать зрителей,
- Я думаю, что вы неправильно ищете, - вы беседуе-те с моими друзьями, они не были бы моими друзьями, если бы ко мне хорошо не относились. Вам надо поискать и не-другов моих - они вам все скажут,
- Недругов найти не можем - вот в чем дело. Может быть, Вы сами скажете про это, самую капельку: у Вас есть недостатки?
- Есть, конечно. Я, во-первых, ленивая, как три каплу-на сразу,
- Серьезно?
- У меня бывает, конечно, какой-то экстаз, я вдруг на-чинаю сходить с ума - делать все до посинения, до упора. А потом буду тупо откладывать на завтра, на послезавтра. (Встревоженно окликает внука, залезшего на грядку: "Никита, голубчик мой, неужели нет другого места? К маме на грядку нужно, конечно, больше некуда".)
- Единственно, кто сказал хоть каплю правды о Ваших недостатках, - это Бруно Артурович - что, мол, курите,
- Это очень серьезный недостаток, Я знаю, Быть мо-жет, это свидетельство того, что я хорошо к себе отношусь? Мне нравится курить, мне жаль лишать себя того удоволь-ствия. Что это? Значит пи это, что я обожаю себя? Или это значит, что я к себе равнодушна, потому что это чревато какими-то последствиями? Но я-то наивно думаю - ну нет, ничего не случится, раз нравится, значит, надо не лишать себя этого удовольствия.
- Может быть, Вам нравятся еще какие-то вредные вещи?
- Я не пью, совсем не пью. То есть я выпиваю в ком-пании, но мне достаточно сделать два глотка, и я уже хочу спать.
- А до тряпок охочи?
- Ну, тоже как-то, знаете, усеченно. Хорошие вещи мне нравятся, что-то такое себе сшить, состряпать. Я была маленькая, игрушек никаких не было, и мы из старых чу-лок шили кукол, А в магазине продавались - единствен-ное, что осталось с довоенных времен, - гуттаперчевые человечки с такими плечиками. Вы не помните, конечно. Просто башка гуттаперчевая и плечики, и эти плечики при-шивались к тельцу - ручки, ножки шились из старых чу-лок - вот это была куколка. Так вот ее надо было наря-жать, одевать. Это - во-первых. Во-вторых, вырезали куколок из картона - были такие куколки, мальчики, де-вочки. И целая коллекция сочиненных мною платьев. А по-том это проявилось в том, что я стала сама себе сочинять наряды. Конечно, основные параметры моды влияют на эти сочинения. Но в основном мне интересно, когда я сама что-то придумываю.
Я очень люблю вмешиваться в костюм театральный. В "Коварстве" такое было скучное платье. Ничего не было, когда "Коварство" выходило, - тканей не было, выбрать было не из чего. Драпировочные ткани, остаточные, вык-расили в какой-то густой терракотовый цвет. А потом я подлизалась к режиссеру, спросила у него разрешения. Он сказал: "Ну, делай, что хочешь". Мы платье распоро-ли, сделали такую грудочку, потом в подол вставили жел-тенькое, плиссировочку, потом я дома надыбала в сунду-ке каких-то старых кружев - получилось вроде ничего. Или черное платье в "Макбете" - был просто черный чу-лок. Мне это не подошло по мизансцене - мне надо ши-роко расставить ноги, а платье не пускает. Распороли бо-ка - сделали складки. Но складки просто так - уныло,
А у меня дома была целая жменька клепок - я привезла их из Израиля: на свитер, на шапку, на шарфик, еще на что-нибудь наляпать. Заклепали углы - клеточки возник-ли на рукаве, а потом и на вороте. Платье получилось вро-де интересное. (Замечает внука: "Никита, сходи на веранду и принеси портсигар, я закурю, и комары от меня отлетят... Я не дождусь от тебя, я поняла, ты не помощник".)
- Любимый во-прос всех телезрителей и всех ведущих - по-чему Вы так хорошо выгладите?
- Я разве хорошо выгляжу? Вы меня пой-мали в самый затрапез-ный момент моей жиз-ни. Я на даче вообще расслабляюсь. Что Вы имеете в виду?
- Нет-нет, Вы не отговоритесь - диеты, рецепты, массаж.
- Нет, я этого ничего не делаю, единственное, что я...
- Маски?
- Я вечером, после спектакля, снимаю грим - я по старинке мою лицо горячей водой с мылом, вот и все. Мо-жет, это и не очень полезно, но если я не смою грим как следует с себя, то у меня ощущение, что я в одежде легла спать. И только тогда я разоблачена, когда я с мылом вы-мыла лицо. Вот и все. Считается, что мыло вредно, не знаю. Когда я училась в институте, приходила нас консультиро-вать одна очень пожилая актриса из ТЮЗа, она прелестно выглядела и сказала, что надо мыться вечером обязатель-но горячей водой с мылом, очень горячей, потом сполоснуться холодной, потом - крем. Сейчас ведь не препода-ют грим в театре, а тогда был такой предмет.
- Расскажите, пожалуйста, про свою маму.
- Про мамочку... Мамы нет уже 25 лет. Это трудно себе представить, потому что я с ней все время общаюсь. Мне кажется, что нет дня и нет повода, когда я бы ее не вспоми-нала. Если я что-то готовлю, или что-то делаю, или что-то сваливается на меня, что-то хорошее, я вспоминаю. Мне так жаль, что она рано ушла. Ксения Федоровна Федорова. В молодости она была актрисой. Был такой театр - ТРАМ. Он собирал молодежь со всех мест. Мама была из Пскова, там ее и подобрали. А при ТРАМе были курсы, на которых обучали, У папы ведь тоже нет специального театрального образования. Театр был его школой, настоящей школой. Они очень много ездили. Потом ТРАМ распался, папа уже
в каком-то другом театре работал... А она больше никуда не пошла. Закончила рабфак и работала бухгалтером в те-атрально-постановочном комбинате, потом в ВЦСПС, по-том началась война. Так она больше не вернулась к театру. Мы чем-то неистребимо похожи, чем - нельзя понять. Вот Варя совершенно не похожа на меня. У нее все не мое. Ког-да мамы не стало, я стала ловить себя на том, что вот лежит моя рука непроизвольно, а я смотрю - мамина. Меня это ударяло так. Она как будто в меня вселилась, и я стала ло-вить себя на том, что я похожа чем-то на нее, чем-то таким необъяснимым - нутром.
- А характер?
- Думаю, что мамин.
- Мы смотрели фильм "Не покидай" с Варварой - кажется, ходит Алиса Бруновна, только ростом метр во-семьдесят! А если внучка захочет быть артисткой?
- Ну, я не доживу до этого момента, а так бы я ее благословила. Я очень хочу, чтобы в них что-то было по-настоящему. Я переживаю. Печально, что Варя отвалилась. А дедушка как страдает - он так хотел, чтобы получи-лась династия. Два поколения - это же не династия, это случайное...
- А мне вот показалось, что Варя не пошла сразу, потому что это было бы слишком просто, слишком гладко. Наверное, так не должно быть.
- Нет, ее замучили сравнениями, у нее сразу возник-ли комплексы. Может быть, у внуков не будет комплексов, если верить деду. Он сказал: "Я не знаю, конечно, Анечка еще слишком маленькая. Но в этом мальчишке есть. Не упу-стите этот момент. Я чувствую, что в нем что-то есть" вооб-ражение очень подвижное".
- А как можно этот момент не упустить?
- Я думаю, что надо в нем это дело поддерживать" я не хочу сказать - развивать, но не мешать. Его фантазию не гасить, хотя фантазии у детей всегда чреваты ка-кими-то неприятностями, но надо набраться терпения и не гасить в нем фантазии, потому что актер должен иметь во-ображение, фантазию...
- А Вы много ездили по миру?
- Довольно много, потому что я к этому испытываю и любопытство, и интерес.
(Из-за кустов за нами наблюдает зять, готовящий шашлыки.)
- А где лучше всего? Какая страна самая красивая? Где хотелось остаться?
- Мне не хотелось нигде остаться. Мне нравится по-бывать за рубежом. Жить я бы там не хотела - мне кажет-ся, что я бы чувствовала себя жутко одинокой.
- Вы какие-нибудь заграничные отзывы знаете о филь-мах, например, о "Служебном романе"?
- Когда я приехала в Китай, с какой-то делегацией министерской, то меня начали узнавать уже в Аэропорту, потому что этот фильм там необычайно популярен. Меня на улицах прихватывали. Я была удивлена, но потом мне рассказали, что проблема деловой женщины стоит там ос-тро - бабы ходят в мужских одеждах, в портках, в косово-ротках, во френчиках... И очень заражены эмансипацией.
- Мымрой-то не называли в Китае?
- Мымрой не называли, но в основном мымры же и прихватывали. Они не могут к себе самокритично относить-ся... В Китае вообще смотрят наши картины, поскольку у них свой кинематограф находится на уровне не бог весть каком. Пожалуй, наши фильмы им кажутся запредельно прекрасными. (Все машут руками и зовут есть шашлык.)
Мне не хочется сердить моего замечательного зятя - он так старался. Он отмашку нам дал, что надо идти, зна-чит, надо идти. А то не дай бог... Я его боюсь, честно гово-ря, хотя он мне страшно симпатичен.
Про узнавание клоунов и кражи
А еще на зависть всем Алиса Фрейндлих пригласила нас домой. Просто посидеть. Можно, я не буду описывать квартиру? Спасибо. Тем более что мы, по русской тради-ции, провели целый вечер на кухне. Только я, Алиса и ре-жиссер. Ах, да - оператор и камера.
- А было когда-нибудь такое, чтобы Вы на сцене "раскололись", чтобы Вы от смеха забыли все, что нужно делать?
- Вообще, я смешливая. Но я в таких случаях очень на себя злюсь и, по возможности, отворачиваюсь от зала. От злости мне перестает быть смешно. А так, чтобы уж совсем не могла ничего произнести, - не было такого.
- Я просто пытался себе представить, что может на сцене развеселить: просто что-то вспомнил или кого-то уви-дел в зале?
- Нет-нет. Если ты кого-то увидел в зале - значит, ты уже не играешь роль, а занимаешься какой-то непрофес-сиональной хреновиной. Это когда какой-то казус проис-ходит на сцене, бывают же какие-то оговорки смешные, ляп-сусы.
- А Вы в цирк любите ходить?
- Ну, да...
- Часто ходите?
- Нет, редко. У меня вот ребятишки ходили в это вос-кресенье. Но такая унылая программа. Им-то все равно ин-тересно. На арене всего восемь человек. Зал тоже только наполовину заполнен. А ведь цирк - это всегда много на-роду, празднично, костюмно, красиво, бурно. А тут - во-семь человек только участвовали в программе, одни и те же.
- Ну, у них тоже сокращение.
- У них, конечно, тоже кризис. Кризис, И всякие дела,
- А клоуны Вам нравятся?
- Да. В прежние годы - Никулин. Еще замечатель-ный был клоун - Енгибаров.
- А клоуны - актеры?
- Да, конечно. И даже больше, чем актеры.
- А смог бы драматический артист работать клоуном?
- Очень хороший, наверное, мог бы. Такой, как Евге-ний Лебедев...
- К Вам на улице часто пристают? За автографом или еще что-то?
- Да, бывает. К сожалению. Потому что я часто бы-ваю такая усталая и затрапезная. И мне не хочется, чтобы меня признавали в таком виде.
- А что-нибудь смешное было в таких ситуациях?
- В очереди за мной стояла какая-то пара, и девушка меня по плечу побила и говорит своему спутнику: "Слушай-ка, смотри, как на Фрейндлих похожа!" Как неодушевлен-ный предмет поколотила меня... Не приходит в голову, что я могу с авоськой ходить на рынок или еще куда-нибудь. А бывает и наоборот. Из очереди говорят: "Алиса Бруновна, идите вперед!" И кто-нибудь обязательно скажет: "Ни-чего, ничего! Пусть постоит! Пусть знает, как народ!" Как будто я - что-то другое. И такое бывает.
- А у Вас когда-нибудь резали сумку в транспорте? Чтобы добыть оттуда кошелек?
- Нет, не было, У Варьки резали. А дачу один раз обо-крали. Мы только что ее купили. Все вынесли, только ме-бель осталась. А весь детектив был в том, что я должна была быть на даче как раз в эти дни. Мы с подружкой должны были поехать, позвонили соседу, попросили его натопить дом. Но не поехали - я заболела. А если бы мы там были, то нас бы убили, потому что когда через полгода поймали эту компанию, то выяснилось, что у них на счету шесть ка-ких-то очень серьезных убийств. Это очень нашумевшая история. Были даже статьи в газете.
- Давно это было?
- Под Новый год с 90-го на 91-й. Вот интересная по-дробность: когда мы на дачу въехали, то в правый угол по-весили Спасителя икону. Икона скромная, но все-таки при-личная. Они взяли все - и утюг старый, и какой-то там будильник, посуду... А Спаситель валялся на полу... икона. Они ее взяли, но она выпала... Он не пошел с ними. А до этого они целую семью одного коллекционера вырезали: мужа, жену, сына десятилетнего, парализованную бабуш-ку. Так что можете себе представить, что за компания по-бывала. Господь меня просто малой бедой увел из этой ис-тории, чтобы я осталась на этом свете и чтоб мы с вами могли сидеть и говорить.
- Вас, наверное, после спектакля встречают поклон-ники... цветы, автографы... Часто Вы чувствуете интерес к себе не только как к актрисе, но и как к женщине? Допус-тим, Вы чувствуете, что человек хотел бы проводить Вас домой?
- Ну, безотносительно ко мне, как к женщине, они все стараются провожать домой. Им очень интересно, где я живу, как я живу, поэтому многие потом знают, где мое жи-лище, моя дверь.
А тут совсем недавно смотрели спектакль курсанты. Целый взвод. И они дождались меня у выхода. Это было безумно трогательно: они столпились вокруг меня, посни-мали бескозырки. Я расписалась, ну как минимум на 30 бес-козырках. А потом они выстроились шпалерой, я прошла - они мне отдали честь. Такие вещи не забываются, это очень трогательно. Молодые такие, славные ребятишки. Это очень обнадеживает, потому что театр переживает не лучшие вре-мена. Но, как ни странно, молодежь интересуется. Зал в зна-чительной мере заполняют именно молодые люди. У них, правда, полное отсутствие какого бы то ни было воспитания: они стучат ногами, вопят, свистят, галдят... перед началом и в конце. Но, надо сказать, что это не распространяется на действие, когда идет спектакль, они очень сдержанно себя ведут, тихо.
Мне кажется, что "Субботний вечер с Алисой Фрейндлих" был очень удачной программой. Может, так считаю я один, но зачем делать передачи, которые не нравятся тебе самому? Помимо бесконечных разговоров (а там были интервью и с Табаковым, и с Басилашвили) зрители увидели огромное ко-личество фрагментов ролей этой великой актрисы, мы гуляли с ней по городу, бродили вдоль дома, где она жила в детст-ве, даже зашли к ней в школу, И везде - любовь народная! И - сосредоточенное, благодарно-внимательное отношение актрисы к каждому встреченному человеку.
Театр и время
- Вас именовали и душой, и временем театра. Помнит-ся, писали, что Алиса Фрейндлих так много играет в совре-менных пьесах оттого, что она остро чувствует современ-ность. Что сегодня происходит? Нет современных пьес, не чувствуете современность или не хотите обращать на нее внимания?
- Во-первых, нет пьес. Я что-то в последнее время не читывала ничего интересного. Я никогда не любила черну-ху на сцене. Я с профессиональным удовольствием играю все драматическое и всю трагедию классическую, но я не знаю ни одной пьесы классического жанра, чтобы в ней не было просвета. А вот в этой драматургии, которой увлека-лись лет пять назад, такая шла полоса чернухи - просвета никакого. В храме есть выход наверх. В пьесе - тоже. Даже в самой драматической, самой трагедийной должно быть обязательно окно, какой-то свет, во что-то это должно упи-раться - обязательно должен быть какой-то контрапункт, иначе - никак.
- Что будет дальше?
- Что будет со мной, я не знаю. Я воровато загляды-ваю все время в гороскопы, хотя это абсолютно небожес-кое дело. Во мне как-то противоречиво уживаются и вера, и какой-то мистический уклон. Но я все равно не знаю, что будет со мной. Надеюсь, что что-то будет. На мою жизнь пришлось слишком много испытаний - и война, и разные топтания на месте, и вот теперешняя вакханалия. Я считаю, что это много для одного человека. Но хотелось бы, чтобы дети, внуки удостоились лучшей жизни...
- Вы бы хотели начать сначала и все по-другому?
- Как Вам сказать, хотелось бы многое по-другому, не все, конечно. Что-то пусть остается так же.
- Отлично, потому что много лет я задаю этот вопрос, и все говорят: "Ни в коем случае. Все должно быть так, как было".
- То, что было хорошо, пусть будет так, а то, что было менее важно... Я считаю, что испытания человеку даны, что-бы он умудрился душой, - это не моя мысль. Но я с этим совершенно согласна.
- Было такое определение - эта актриса сыграла столько ролей, что ее самой на самом деле и нет. Стоит вой-ти в темную комнату вслед за ней, и там ты ее не увидишь. Вы на самом деле есть?
- Я как кто? Просто как фигура? Я есть. Вот она - я.
- А какая Вы на самом деле?
- Это не мне судить - Вам. Какая я, скажите мне, Миша. Вот я так поняла по нашему разговору, что Вы мно-гое прочитали, многое видели. Какая я?
- Чем больше я читал, чем больше смотрел, тем боль-ше я понимал, что никогда до конца в этом не разберусь.
- А это и хорошо.
- Я помню Ваш голос по телефону, когда я позвонил. "Вот я прочитал такую книгу о Вас, такую", - и услышал в ответ: "Как я Вам, наверное, осточертела".
- Да, слишком много нельзя. Чувство меры - вели-кая вещь.
- Многие актеры - это не только в последнее время, но и достаточно давно - занимаются, скажем, какими-то смежными работами ~ они снимаются в каких-то вещах, они появляются в рекламах, в клипах. Можно Вас предста-вить в таком амплуа?
- Меня звали в рекламу, но я не понимаю, зачем это, потому что творчески это неинтересно. А недостающие деньги я зарабатываю так, чтобы не потерять себя как акт-рису. Я езжу на концерты, я делаю программы. Владислав Игнатьевич Стржельчик умер, к великому моему сожале-нию. А у нас с ним был спектакль. Мы сделали с ним спек-такль совершенно самостоятельно, вне театра. И у него было свободное время от театра, и у меня была какая-то пауза. Взяли пьесу, сделали спектакль и играли, зарабаты-вали деньги, которых мам явно не хватало, потому что зар-плата сейчас снизилась, ну, я не знаю, раз в пять от того времени, когда она была и без того бесконечно низкой. А если ты делаешь спектакль или поэтическую программу, то убиваешь всех зайцев сразу - и зарабатываешь деньги, и творческого предательства по отношению к себе не про-исходит, а, наоборот, какой-то дополнительный интерес. Я получаю огромное удовольствие от концертов, на кото-рых читаю стихи. Причем двояко. Я и сама получаю удо-вольствие от общения с поэзией великой. И мне отрадно, что зрители самых разных, самых глубинных городов вос-принимают это так, как мне бы хотелось, как я думаю, поэт был бы счастлив, чтобы его воспринимали.
- Алиса Бруновна, у Вас в жизни, наверное, было и есть все. Чего Вам хочется еще?
- А я не знаю.
- Яне обещаю это выполнить, я просто спросил.
- А я и не ждала от Вас этого. Я не знаю. Я сейчас очень много трачу нервов. Наверное, это плохо. Потому что гово-рят, когда думаешь о худом, то, значит, что-то худое призы-ваешь. Есть в этом энергетическая опасность. Чаще всего если я молюсь, то я молюсь, чтобы не случилось никакой беды с детьми, наверное, как тетерев на току - об одном и том же. Это моя ведущая эмоция сейчас. Это первое. Потом, когда я была молодая, я так веровала в себя, что никогда не молилась перед выходом на сцену. Сейчас я молюсь перед выходом на сцену, потому что мне кажется - когда-то это должно закончиться, когда-нибудь вдохновение перестанет меня посещать. Какой-то эмоциональный настрой надо по-стоянно в себе поддерживать, потому что в какой-то момент все кончится и я не смогу отдаваться роли. И я все время молю Бога, чтобы он не оставил меня в этот момент. Мне хочется, чтобы я вовремя почувствовала мгновение, когда
можно услышать скребок ложечки по дну кувшинчик, нет этого я не хотела бы. Да, он пустеет, но если не вое ми i ынать в себе потребность хоть сколько-то удержать...
- А наполнить снова?
- Наполнить снова, конечно, не удастся, но кот бы не опустошить дотла. Какое-то горючее надо все время подбрасывать в топку.
- Алиса Бруновна, вот Вы говорили, что Вы мистик, верите ли Вы, что жили много раз?
- Я не помню ничего, хотя бывает такой эмоциональный удар, когда мне кажется, что это было, что с этим я уже-знакома. Еще я очень часто ловила себя на том, что открытия какие-то приходили ко мне то во сне, то в самый неожиданный момент. Я думаю, это подсказка памяти какая-то.
- Оттого Вы, наверное, и можете сыграть все на све-те, потому что очень просто сыграть то, что с тобой было, а с Вами было все, что только может быть. Любую ситуа-цию, которая может возникнуть на сцене, Вы уже проходи-ли в жизни?
- Есть какие-то удары изнутри, которые дают мне что-то сочинить в роли, что-то открыть в ней, то, что сегодня на-зывается вдохновением, - наверное, это и есть подсказка памяти прежней жизни. А может быть, аналогичное проис-ходит и в этой жизни. Только эмоциональный бункер памяти так мудро устроен, что туда сначала забрасывается, а потом в нужный момент оттуда выпрыгивает. Может быть, и в этой жизни происходило что-то такое, что было нужно для дан-ной роли. Я не знаю, откуда это. Никто этого не знает.
- Наверное, Вам проще было сыграть Калугину в "Слу-жебном романе", Вашу современницу. Если представить себе такое везение и вообразить, что сегодня будет сни-маться тоже фильм о современности, тоже главная роль. Вот какая это будет роль?
- Понятия не имею.
- Я думаю" чтобы сделать героиню этого фильма все-народной любимицей, ее надо поместить ти в коммерчес-кий ларек, или в парламент. Вы бы стали играть такую роль?
- Если бы роль написана была талантливо, то стала бы, почему нет. Для меня всегда первый план роли, пьесы были совсем не обстоятельства, не время, а достаточно ли это талантливо написано, чтобы из этого можно было что-то извлечь.
- Вы любите готовить?
- Люблю, но не умею.
- Бедные Ваши гости!
- Ой нет, гости всегда бывают довольны, потому что я очень редко этим занимаюсь, арсенал мой невелик, но то, что я умею, я умею неплохо.
- А любите пи Вы, Алиса Бруновна, домашних животных?
- Очень.
- Каких?
- Собачки, коты, кошки были всегда. Когда я была ма-ленькой, я подбирала всех кошек. Мама была в отчаянии, Я приносила зимой на каникулы весь живой уголок из шко-лы. У меня вечно были какие-то морские свинки, крыски с длинными хвостами, крольчата. А мы жили в коммуналь-ной квартире, у нас была всего одна комната. Можете себе представить ужас мамы, когда дом заполнялся зверинцем.
- Чего Вы не прощаете людям?
- Ложь, потому что отсюда и предательство, и трусость.
- Почему Вас все любят?
- Это разве так? Я думаю, совсем не все.
- Я ив знаю тех, кто думает иначе.
- Вам повезло. Я получала очень ругательные письма, не в такой мере, как благодарственные, слава богу, но их было достаточно.
- Но я знаю, что те, кто знаком с Вами как с человеком, любят Вас безоговорочно.
- Слава богу, мне бы не хотелось потерять эту нить. Поскольку театр - это энергетический обмен, я чувствую поток добра из зала. И если я бываю не в форме, то это в значительной мере помогает мне на сцене. Я чувствую это, и я благодарна зрителям.
Послесловие
Критики за эту программу сравняли меня с землей. Как сказала одна критикесса о моей передаче: "Алиса Фрейнд-лих не дает интервью, и правильно делает!" Мне - дала. И не один раз... Жалеет, наверное. А еще я (о стыд!) по-просил у актрисы автограф. Со мной это бывает нечасто, ну, не утерпел! Незадолго до этого один глянцевый журнал почему-то включил меня в список ста самых сексуальных мужчин России. Оказалось, Алиса Бруновна была в курсе. И написала в моем блокноте следующие слова:
"Испанка я иль не испанка?", "Неуже-ли из-за масти мне не будет в жизни счастья?", "А мне ведь всего 35!", "Толпы беззубых старух уверяют, что еще девочками ходили на мои спектакли!" - память каждого из нас хранит десятки крылатых фраз Алисы Бруновны. На все случаи жизни. "Вы снова здесь, изменчивые тени..." Спасибо Вам. Дай бог, чтобы навсегда...
Автор: Михаил Грушевский, книга "Интервью No1"
20.08.2007
