19 марта в Театре имени Пушкина состоится премьера очень необычного спектакля. Его название - "Ночи Кабирии", - безусловно, отсылает к шедевру киноклассики, к имени великого Федерико Феллини. Действительно, основу этой музыкальной драмы составили мотивы феллиниевского киносценария. Режиссер-постановщик "Ночей Кабирии" Алла СИГАЛОВА считает, что жанр музыкальной драмы редко встречается на современной сцене, хотя у него, на ее взгляд, большое будущее. Не менее яркий манок для публики - имя композитора Раймонда Паулса. В заглавной роли выступит молодая актриса Александра Урсуляк.
- Алла, идея дать новую жизнь известному сюжету достаточно дерзка. Как она возникла?
- На самом деле первоначальный импульс был очень прост - мы с Раймондом хотели объединиться в какой-то совместной работе. Я перерыла кучу материалов - литературных, драматургических. В конечном итоге, когда я открыла свою видеотеку, взгляд сразу же упал на "Ночи Кабирии". И я поняла, что это как раз тот материал, который я хочу делать.
- Паулс сразу же согласился на это предложение?
- А кто же на него не согласится? Было бы странно, он же умный человек.
- Культовое название не провоцировало опасность невольной конкуренции?
- Я не понимаю, кому придет в голову это сопоставлять. Людям неграмотным, необразованным или просто глупцам? Как можно сравнивать фильм 50-х годов прошлого столетия и спектакль, сделанный в начале ХХI века? Кинематограф с театром в принципе сравнивать нельзя. К тому же мы делаем нечто абсолютно другое. Старый сюжет рассказывается совершенно иным языком.
- В чем принципиальная новизна?
- Во-первых, это театр, а не кино. Во-вторых, мы живем в XXI веке. Другое время, другое понимание вообще всего на свете, кроме, может быть, любви. Хотя и на любовь тоже в какой-то степени взгляд поменялся, потому что реалии изменились.
- И эти реалии, по-моему, не включают в себя мелодраматические, сентиментальные моменты.
- На мой-то взгляд, история Феллини очень жесткая. И реальность жесткая. Поэтому я сегодня в эту историю возвращаю именно сентиментальность.
- Кабирию играет совсем молодая актриса. Не скажется ли отсутствие жизненного опыта?
- Мне кажется, жизненный опыт абсолютно не зависит от возраста. Он может быть у 15-летнего подростка и напрочь отсутствовать у 70-летнего старика. Дело не в годах, а в интенсивности проживания действительности. Ведь можно оставаться глухим и черствым к тому, что происходит в мире, замкнувшись только на себе. А можно и в 9 лет болезненно воспринимать любые события.
- "Ночи Кабирии" вы уже ставили в Рижском театре русской драмы. Нынешний спектакль во многом отличается от предыдущего?
- Во всем. У нас другая постановочная компания, переписано либретто, добавлено много музыкальных фрагментов, появились новые персонажи. Другие актеры, другой театр. Все заново.
- Как вы себя ощущаете в качестве режиссера, работающего в драматическом театре?
- А чем уж так сильно отличается работа в балете, опере или драме, если делаешь музыкальный спектакль? Я никогда бы не отважилась на чисто драматическую постановку. Все-таки у музыкального и драматического театра немного разные законы.
- Насколько жанр музыкальной драмы совпал с вокальными возможностями артистов Театра имени Пушкина? Возможен ли крен в сторону дилетантизма?
- Это не исключено, конечно. Но мы сделали все, чтобы подобного избежать. С артистами занимались педагоги по вокалу, хормейстеры, концертмейстеры. И потом надо сказать, что в основном в спектакле заняты выпускники Школы-студии МХАТа. А мхатовская школа, помимо всего прочего, известна тем, что там очень сильная вокальная подготовка. Оттуда выходят, в общем, поющие люди.
- Для Пушкинского театра "Ночи Кабирии" - чистой воды эксперимент?
- Я не люблю этого слова. То, что я ставлю, скорее, опера для драматического театра. И это действительно очень редкий жанр, который принципиально отличается от мюзикла.
- Сегодня вы ставите балеты, оперы, музыкальные спектакли в драме. Эта постоянная "переквалификация" дается трудно?
- Я не отхожу от своей профессии, потому что ничего другого делать не умею. А что касается разных видов театрального искусства, то я просто все время работаю с музыкой. Я - прежде всего интерпретатор музыки, связано это с движением или вокалом. И больше ничего.
- И все же что вам ближе?
- Не знаю, теперь уже не знаю. Хотя ближе, конечно, хореография, все-таки я этим занимаюсь с детства. И тут я могу сказать, что в своей непосредственной профессии я знаю очень много. Я - такая старая черепаха, которая уже видела все на свете. А в других жанрах мне безумно нравится, что есть масса вещей, которые нужно осваивать. Ощущать себя заматеревшим мэтром - это страшно. Мне все время хочется начинать все с нуля, ничего не зная, ничего не понимая. А это провоцирует на то, что ты постоянно учишься у старших мастеров, которых, слава Богу, я встречаю на своем пути. У меня есть возможность учиться у великих актеров, режиссеров, музыкантов.
- Актеры вам доверяют?
- Абсолютно. Конфликтов не помню. Понимаете, уже существует шлейф имени. Хотя, поскольку актерам всегда предлагается достаточно сложный рисунок, естественно, у них возникает момент преодоления себя - для того чтобы принять этот рисунок и органически, внутренне его наполнить. Я им в этом только помогаю, потому что обожаю актеров, с которыми работаю. И между нами всегда устанавливается такая сердечная связь. Я их очень пестую и самым нежнейшим образом к ним отношусь. Понятно, что любой артист это чувствует и отдает мне взамен свое тепло.
- Комфортно ли вам в нынешнем кочевье по театрам, городам и странам? Не ощущаете ли потребности вновь создать свою постоянную компанию?
- Меня абсолютно устраивает то положение, в котором я сейчас нахожусь. К тому же у меня существует постоянная команда, с которой я работаю даже в других городах и странах. Я стараюсь по возможности брать ее с собой. Или хотя бы кого-то одного в качестве главного персонажа. Вот недавно в Новосибирске я делала "Поцелуй феи", и ведущую партию исполнял премьер Латвийской оперы, с которым я работаю уже много лет. Хотя в новосибирском театре, безусловно, есть очень талантливые люди. С другой стороны, если все время работать только с одними и теми же артистами, для меня заканчивается момент открытия. Ведь любой человек все равно исчерпаем. Поэтому осваивать новые актерские индивидуальности для меня очень важно. Это моя учеба, работа, тренинг и профессиональный рост. Но, повторяю, если есть возможность привести в новый коллектив своего человека, это тоже важно, потому что ощущаешь поддержку тех людей, которые тебя слышат, понимают и готовы повести за собой остальных.
- Вы пробовали себя в качестве киноактрисы. Последует ли продолжение?
- Меня это очень привлекает. Но для того чтобы заниматься актерством, я должна абсолютно довериться режиссеру. В моей ситуации это очень сложно. Невозможно ведь взять и отбросить опыт, знания, которые во мне есть.
- Тогда остается дополнить режиссерскую карьеру сферой кино.
- Такие идеи все время болтаются где-то рядом со мной. Я ведь очень много работала на телевидении. Но я понимаю одну вещь: во всем, что я делаю в настоящий момент, ощущается присутствие какого-то фатализма. Если ко мне приходит опера, значит, в данный период я к этому готова. Я вообще очень верю в судьбу. Но при этом, естественно, нельзя просто сидеть и ждать. Для того чтобы судьба осуществилась, надо с утра до ночи работать. Если тебе что-то дается, значит, ты это уже заслужил. А если не дается, тоже заслужил. Очень многие вещи, которые я хочу осуществить, ко мне пока не приходят. Значит, я еще к ним не готова. То есть я верю в судьбу, которую мы делаем собственными руками.
- Многие знают вашу драматическую историю, когда из-за травмы после окончания хореографического училища для вас закрылась карьера классической балерины. Что помогло вам тогда не сломаться?
- А мне кажется, что я сломалась. Конечно, годы не прошли зря, я не сидела дома, все время что-то делала. Но я сломалась.
- Этот слом вы ощущаете и сегодня?
- Да, конечно. Он проявляется в том, что и как я делаю. Все спрашивают: откуда у такого благополучного человека столько боли? Да потому, что это сломанный человек. Хотя сегодня мне кажется: это прекрасно, что так много боли, потому что это дает возможность делать сильные спектакли.
- Эта боль из прошлого или она продолжает множиться?
- Приносит боль все, что угодно. Я ощущаю себя человеком без кожи, с оголенными нервами. Все, что творится вокруг, в меня очень сильно попадает. И любое мельчайшее событие, которое другой человек, может быть, и не заметил бы вовсе, в меня врубается, словно топором. Поэтому я стараюсь быть человеком закрытым, не подпускать к себе ничего и никого. Внешне закрытым. Я не считаю нужным проявлять в своем поведении все те переживания, которые идут со мной каждую секунду. Для этого есть профессия, где я могу все высказать и выплеснуть. Но в обычной жизни я не позволяю себе никаких эмоциональных проявлений.
- Вам хотелось бы оградить от этих переживаний своих детей?
- Я хочу, чтобы они не были так открыты ко всему, так не защищены, как я. Очень хочу, чтобы они выросли другими. Но этот внутренний эмоциональный посыл нельзя воспитать, это врожденное. По своим детям я понимаю, что среда и воспитание очень важны, они формируют человека. Но эмоциональные задатки приходят от Господа, естественно. И никуда от этого не денешься.
http://www.smotr.ru/
