Декабрь

1 декабря, пятница. В Москве плюс четыре - плюс шесть. Такая же температура и в Обнинске. Я твердо решил, что по возможности буду придерживаться тех же академических норм присутствия на работе, против которых я в мое время боролся и которые так и не изменил. И слава Богу. Впрочем, до рекордов, которые поставили другие заведующие кафедрами, я так и не поднялся: и в понедельник был на работе и во вторник был и провел два семинара. Но самое главное даже не посещение, а то что я все же е могу сломать себя и постоянно думаю об институте. Сейчас обдумываю новую статью в книгу - характер отбора абитуриентов на первом этапе, на этапе присылки "конкурсных" работ.
Утром все же дозвонился до Олма-Пресс, где у меня лежат дневники, Людмилы Павловны Буряковой на месте не было, но Лиина мне все объяснила, хотя, думаю, многое осталось и за бортом ее наблюдений. Вкратце, книг почти не идет, по крайней мере в их отделе, где выходило до 15 книг в месяц в ноябре не вышло ни одной. Все проекты закрыты, сомотек и книг со стороны не принимаю, моя книга держится только потому, что вроде бы ее финансирует правительство Москвы. Для себя я сделал вывод один, который все равно я не смогу претворить в жизнь: свои дела вести не умею и никогда не научусь. Но, тем не менее, новый роман все же сам до журнала начну показывать издательствам.
Все эти размышления возникали у меня до того, как я уехал на дачу в Обнинск, где не был уже две недели. К счастью, со мною поехал и С.П у которого вроде бы с работой стало получше, т.е. хотя зарплаты он стал получать меньше, но и свободные дни появились. По дороге получили все удовольствия. Во-первых, заезжали в "Перекресток", где я хорошенько отоварился и продуктами, и, главное, овощами и фруктами, которые почему-то не очень люблю покупать на рынке. Потом заехали в любимый промтоварный магазин в Вороново, где пограбили уже не съедобные товары: разные полочки и, главное, молярный скотч для заклейки окон. В Обнинске я в основном пользуюсь электричеством, тепло надо хранить и посмотрим во сколько мне это все обойдется. Уже одна заправка по дороге бензином - это 700 рублей.
2 декабря, суббота. Витя приехал из Москвы только во втором часу дня. Накануне мне звонил Вл.Ефимович и как бы просил совета: Витя поддет заявление об уходе из института. Ну что здесь поделаешь, Витя человек довольно скрытный и решительный, с одной стороны, а с другой я уже давно наблюдаю, как довольно плотно того же Витю эксплуатируют. За свои 12 тысяч он, как Золушка у мачехи, делает в институте все, а на таких бедолагах, как он экономят, чтобы тратить на другие часто не вполне необходимые цели. Витя и грузит, и что-то делает на крыше, и чистит канализацию, и ставит батареи. Я полагаю, на уход Вити подействовало и то, что постепенно разрушился тот автономный рабочий коллектив, в котором психологически всем было комфортно. Сначала довольно убрали Толика, который был неплохим завхозом, потому что не только умел командовать, но и сам готов был сделать необходимое. Потом ушел Володя Рыжков, парень с недостатками, но и с золотыми руками и, когда надо, с чувством ответственности. Отпустили, точно также недоплачивая, Славу Фадеева, замечательного моляра, плиточника, штукатура, который отремонтировал за очень небольшие деньги почти весь институт. Когда не взяли обратно разгильдяя Сережу Гриднева это тоже на ребят повлияло не положительно Проще брать грузин и киргизов со стороны и неизвестно как им платить. Я все-таки знаю, что такое рабочий коллектив и как он нуждается в некотором патернализме. А этот коллектив перестали опекать, появились любимчики, которым платили больше и которые благодарили ярче. Хватит об этом, хотя есть, что здесь сказать, и многое другое.
Весь день груб листья на участке, а да этого все утро, а потом и днем, после обеда, сидел над пятой главой. Почти закончил "пролет над Москвой" и придумал еще один, "второй" финал, где все события оказываются не событиями в жизни, а эпизодами и повесть. После бани, которую топил Витя, а пиво для нее покупал С.П. смотрел телевизор. В "Максимум" долго копались в биографии покойного генсека и руководителя КГБ Андропова, тщательно у него отыскивая еврейские корни. Отыскали, кто ищет, тот всегда найдет, в каком-то Андропов оказался родстве с московскими купцами и ювелирами еврейского разлива. Ну и что? Какая все это высоколиберальная гадость!
3 декабря, воскресенье. Смотрел по "Культуре" английскую версию "Лебединого озера". Слушать это, конечно, в наше время и столько раз сколько слушал я, уже трудно. Становится заметнее и замысел близкий к "Жизели" с ее "мертвым" актом и, самое главное, кроме отдельныхтрагических
4 декабря, понедельник. Витя все же ушел, но Пузырь, подлая душа, решил вычесть с него деньги, которые институт внес за Витию в институт - это 15 тысяч рублей. Задержали зарплату и удержали из нее. Я полагаю, что это совершенно незаконно, во всяком случает не выдавать зарплату. Я разгневался и сказал, что узнаю как здесь все обстоит с законом и помогу Вите написать письмо прокурору. Не знаю, стану ли я делать последнее, но на фоне непрекращающегося прямого или косвенного воровства, выражение которому я могу найти во многом, то, что сделали парнем - подлость. Хорош, был, например, прошлый год, когда Ефимыч руководил сбросом снега с крыши, и "делал свою долю": снизу держал кого-то из работающих на веревке. Руководить - это его обязанность, а веревка в случае падения удержать никого бы не смогла - сплошная имитация. На кого тогда писали я уже забыл деньги?
5 декабря, вторник. Поздно ночью, уже после двух часов закончил, в чернее, конечно, роман. Заснул, взвинченный, уже под утро. Сегодня же к вечеру так скучно стало жить. По Интернету я отправил две последних главы Боре Тихоненко. Туда надо сделать еще две-три небольшие вставки, это некоторые цитаты и две-три добавки в финал: "корабли" - Костров и Р.Сеф. Переписать еще несколько высказываний из зала для защит. Но вот интересное, но уже много раз отмечаемое качество: словно чертик. выпрыгнул роман в качестве ближайших планов роман о нацболе, сразу же в голове закрутилась статья о Покровском и вспыли откуда-то снизу сознания материалы связанные с монографией - теоретическая книга о преподавании литературно мастерства.
Вторник день для меня обычный - семинар по материалам Лены Иванченко (?). Ее рассказы нравились мне еще с момента набора студентов. Здесь много социального и трагически привычного, трагизм быта. Но главное, она написала еще один небольшой рассказик из которого ясен и быстрый рост и стилистическое взросление. Ребятишки на семинаре зоркие. Очень много добавили того, что не заметил или на что скучно обращать было внимание мне. Перед семинаром, когда кто-то из студентов опоздал, я предложил всему семинару придумать быстро, блицем "причину опоздания". Значение, как я пояснил, имеет не соответствие действительности, а характер литературной придумки. Вот результаты, которые я запомнил.
- ГАИшник прикололся: "Почему вы без машины?" (Вася Буйлов)
-Любовь задержала! (Требушинина)
-Автобус захлестнуло цунами.
- Надоело вовремя приходить!
- Болтал с Гекельбери Финном (Дима Иванов)
- Иванов принял меня за Гекельбери Финна, и мы заболтались. (Власов)
- Меня украли инопланетяне в ночном клубе и проводили эксперимент. (
- Встретила метрового енота и залезла на дерево. (Вера Матвеева)
- Я Пушкин - мне положено. ( студент по фамилии Пушкин)
Обычно к каждому семинару я подбираю несколько цитат из моего набора. Сегодня это был Ильянен, прочел, обсудил, поразмышлял.
"Есть в этом некоторая навязчивость изображать одну сцену. Это свойственно художнику. Напр.: рисовать один и тот же стог. Один и тот же пруд. Одну и ту же сестру...Или: самого себя. До бесконечности, до наваждения". "И финн" (стр.151). Такое ощущение, что это про меня, сколько раз я писал одни и те же впечатления юности.
"Журнализм - фр.слово, в моем случае к газете не имеет отношения, а значит "писательство изо дня в день": жанр дневника, записок, если угодно". (стр. 153). Это опять про меня, если читать мои дневники.
"Писать следует короче. Еще короче! Читатель умный, поймет, схватит на лету. Достаточно аллюзий" (стр.59). Если бы научиться!
"Пока твое тело не лежит с разорванном животом на холодном столе прозекторской ( ноте Бене: стол жестяной с желобками чтобы стекали кровь и жир). Вокруг не бродят курсанты с любопытством - Найти себя - найти язык" (стр. 91). Нашел, - это касается первой половины высказывания, вторая - ожидает, скоро ли далеко ли? Так хочется еще пописать, что-нибудь сочинить, писательская жизнь моя только началась.
Иногда холодит сердце: "Опомнись, писатель! В тебе самом не хватает человека, в самом тебе - пустыня" (стр. 276). А если так и есть, если пустыня?
В конце дня был Ю.И. Бундин. К сожалению, пообедать с ним не удалось, у него не было времени, но замечательно сидели за столом с зеленой скатертью на кафедре и говорили. Подплыли Вишневская и Роман Сеф. Инна закончила что-то диктовать Е.Я., а у Романа начинался семинар. Говорили о Литературе, о Литвиненко, этом закоренелом предателе, о разных других людях. Я оказывается, не ошибся, именно Литвиненко в свое время "показывал" во время сфальсифицированного покушения на Березовского. Скользкий тип, в нем я сразу распознал подлость и предательство. Интересные сведения и о Льве Разгоне, этой совести интеллигенции - был, говорят, осведомителем. Оба свидетельства и Бундина, как человека знающего и много помнящего, Юрий Иванович сослался на прямой вопрос, заданный Разгону на одной из встреч с читателями, а суждение Роман, как человека пять лет сидевшего в 50-е годы по политической статье можно принять, как суждение эксперта. Юрий Иванович интересно говорил о смой большой опасности на Кавказе - это уход русских: сразу проваливается слой, обслуживающий культуру - учителя, врачи, журналисты, но и сразу рушится промышленность - русские рабочие, инженеры, техники. Приводилась и интересная статистика: Башкирия, где четверть башкиры, 40 % русские и около четверти татары. Тем не менее, башкиры - это как бы национально-образующий народ, значит, на всех командных высотах именно они, а не демократическое большинство, не выбор лучших и способнейших. Такое же положение во многих других республиках. Единственная республика в названии, которой нет этносообразуюсщего слова - Дагестан. Именно поэтому там иная структура власти, не президент, а председатель Госсовета. И здесь же другое отношение и к русским и к языку русскому- без него они просто не поймут друг друга. Русский язык здесь не как язык подавления, а язык спокойной жизни другого языка и другого народа. Говорили о приватизации, о том ее периоде, когда олигархи скинулись и выбрали Ельцина. Как интересно говорить с информированными людьми. Олигархи деньги, оказывается, давали под госсобственность - под заводы, фабрики, месторождения. Но на следующий год в бюджете, чтобы эти деньги вернуть, их не оказалось. Вот так и была роздана собственность, объемы которой не снились кроме России никому в мире. К концу разговора подошел Слава Шипов и с Татьяной Михаил Петрович Лобанов. Слава Шипов священичает с начала перестройки, его приход - на Варварке. Вот уж человек, в котором никогда не было никакой религиозной конъюнктуры. Я с радостью смотрел на его простое русское лицо. Сегодня он встречается с семинаром Михаила Петровича.
Тут разговор перешел на Михаила Петровича, его замечательную книги "В сражении и любви". Здесь у меня должок, я начал ее читать только недавно и сразу же наткнулся на цитату из меня. А я, естественно, и забыл.
Днем написал кислое и уклончивое представление на Диму Лебедева.
6 декабря, среда. Утром уже не в первый раз звонил Э.В. Лимонову. Приглашал его на семинар, он обещал мне еще раньше поговорить с ребятами. Но Эдуард оказался занятым аж вплоть до 16 декабря, когда пройдет "Марш несогласных". По своей наивности я не знал, что это такое. Это оказывается некий союз, в котором Касьянов и Гаспаров. Я сказал Эдуарду, что он плохо монтируется с Касьяновым, и что я всегда собираю союзников по морально-этическому признаку, по внутреннему согласию. Эдуард ответил мне, что это, дескать, тактический союз. Запахло тем тактическим большевизмом, который я никогда не мог понять. Утром же позвонили и с какой-то радиостанции, попросил прокомментировать короткий список Буккера. Я сказал, что вообще не считаю ни этот конкурс, ни "Большую книгу" за явления, отражающие литературный процесс. Некий литературный междусобой, связный единством плохо пишущих и всем завидующих людей. За редчайшим исключением Буккер отражал качество литературы, а всегда связан с интересом малой группы либеральных даже не писателей, а литераторов. Спросили у меня, могу ли я это повторить в эфир. Могу. Можно вам позвонить через пол часа. Можно, но ведь не позвонят!
Позвонили. Я бы даже сказал, что ни когда я не был так раскован и никогда я так свободно раньше не говорил. Кое-что сказал и Большой книге. О тех ожиданиях, которые были у публики, о жажде ориентиров, которая эта акция опять не дала. Про себя я почему-то имел в виду несколько статей в "Литгазете", в том числе и статьи о лауреатах "Большой книги" В Так жалко, что "Большая книга" идет под патронажем С.В.Степашина, который, конечно, сам не имеет возможности многое прочесть, но как его дурачит его милое окружение по книжному союзу, главный из которых, конечно, Григорьев.
Оказывается, что "Литературную газету" я имел в виду, когда давал интервью радио не зря. Потому что, слыша меня, как перед этим я слышал окончание по радио последних известий, у телефона уже притаился Юра Поляков. Мы с ним, оказывается, спели все в одной тональности. Об этом мне он рассказал на вручении премии "России верные сыны".
Я немножко к началу опоздал. Скорее тактически, потому что Сережа Кагашев, приглашая меня на церемонию, назвал точное время 18.30. Я, зная вальяжность и необязательность писателей, решил, что раньше семи не начнется. Зал оказался полный, в отличии, как мне передавали от "Большой книги", где в зале было только половина занятых мест. Ничего не поделаешь, на такие мероприятия ходят или читатели, или тусовка. Тусовка желает продолжать блудить, но читатели блуд не поддерживают. Сесть мне было некуда, сидели даже на ступеньках. Хорошо, что хоть удалось устроиться, облокотившись на стенку. Но место оказалось очень выгодное. С него как на ладони виден президиум. Министр Соколов, Юра Поляков, Куняев, вручающий премию Вере Галактионовой. Вот появилась и "первая верная дочь России". Наша берет, и в то числе берт свое Литинститут! Потом вручили премию Леве Аннинскому, тоже были аплодисменты, цветы его, как всегда, живя и достойная речь, потом под оглушительную овацию вышел Коля Добронравов. Я разглядел сидящую в первом ряду Александру Николаевну Пахмутову. И больше порадовался не за Николая, а за нее, потому что было заметно, как она страдает, когда "недодают" - по отношению к деятелям искусства, относящимся или примыкающим к патриотическому крылу, я всегда пользуюсь этим термином, уж другими- то давно дали и передали все слишком, теперь голову ломают, чтобы предложить еще! - когда - продолжаю фразу - недодают ее очень талантливому и играющему огромную роль и в ее творчестве мужу, спутнику и товарищу. Я представлю их довольно одинокую жизнь, как и у нас с Валей, без детей и мне так становится больно. Зал встретил Добронравова громом оваций. И здесь у меня, вечно чем-то недовольным и строящим искусство по самому высокому ранжиру, пришла мысль, что тут мы, пожалуй, держим в отличии от Буккеров свою марку. Если не всегда попадаем в самый верхний ряд, то уж в народную жизнь, в читательский интерес, попадаем слета, как пчела в медоносный цветок.
Коля читает свои стихи, где наша русская жизнь. Сборник, из которого он читает я знаю. В его стихах попадаются удивительные, пленительные и захватывающие своей грустной энергетикой строки. Но видимо в душе наболело, Коля тянет, разворачивает картины своей боли, уходя на поля публицистики. Я думаю, какой замечательный поэт пожертвовал себя песни.
Его отпускают со сцены, завалив цветами. Тут же вызывают на сцену Александру Николаевну, она тоже говорит, она рада за Добронравова, в ее голосе, в ее очень простой русской и чрезвычайно доброй манере слышится и боль и искренность и радость.
Пользуясь присутствием А.С. Соколова, министра, Коля, радость ему не заслоняет память, все же, как бы между прочим, говорит и о Доме РАО. Несколько позднее, когда церемонию уже закончится, я тоже напоминаю Александру Сергеевичу об этом же . Но в ответ слышу, что и ожидал услышать, что уже знаю: именно Соколов нам помогает и его усилиями несколько раз удавалось снять это здание с торгов.
Но возвращаюсь от своих раздумий в зал. Я еще хотел, еще немножко за всем понаблюдать, как вдруг внезапно Анна Шатилова, которая вела, как и обычно, эту церемонию объявила "профессора Литинститута Сергея Николаевича Есина". Я начал продираться через штативы телевизионных камер, через сумки фоторепортеров и рюкзаки студентов к сцене. "Сергей Николаевич есть в зале". "Да, есть, есть!..." Это я говорю уже на сцене, уже под аплодисменты. Вот уж что точно, зал меня прекрасно знает. Но возможно, именно этот зал и именно эта публика. Правда потом за кулисами, во время фуршета, Александра Николаевна говорила мне, что оторваться от "Марбурга" не могла, что "Хургада" - "это глоток шампанского", что книжку никому не дает, потому что знает, обратно ее не получит.
Специального выступления у меня, как у Левы Аннинского, нет, но я говорю приблизительно то, что только что промелькнуло и что давно уже саднит. О несправедливости в нашем литературном мире, о наших так называемых премиях. Но есть все же место, где людям воздают по заслугам. Но теперь надо, во чтобы то ни стало, держать уровень.
Теперь уже из президиума я наблюдаю, как премию получает Володя Еременко. Большому кораблю большое и плаванье. Его объявляют как пресс-секретаря и помощника Миронова. Быстро летит время, я помню, как он еще ездил на мотоцикле.
Теперь концерт, фуршет, очень милые разговоры. Я встречаю много интересных и давно знакомых мне людей. Время и у меня поменялось, меня теперь больше интересуют люди, а не сюжеты, куда-то уходит и писательская ревность. Внимательно смотрю на Володю Личутина, думаю, что пора его брать в институт - успокоился, помудрел, стал терпимее. Перекидываюсь парой слов с Юрой Поляковым. Юра похудел и помолодел. Он мне первым стал говорить, что расстроился, что я не попал в список букрианцев в их статье по премии. Я тоже в свое время расстроился и даже озлобился. Юра вроде бы просил Мнацаканяна проверить, и тот его заверил, что "все наши перечислены". Ах, эти торопливые и быстрые комсомольские секретари! Меня-то это не удивило, я всегда предполагал и знал, что принадлежу к тому немногочисленному клану современных писателей, которого не очень любят, как правые, так и левые, как "свои", так и "чужие". Я полагаю, что это относится и к Юре Полякову.
Сегодня, когда я ехал в метро я дочитал, видимо его, хотя и подписанную "литератор" статью о встрече Путина с интеллигенцией в Ленинграде. Больше ее написать было и некому. В этом смысле Юра единственный свидетель. Цитату обязательно дам в конце этих записей.
На выходе, когда двигались, через нижнее фойе Дома литераторов, где есть проход малый зал и раньше по лестнице можно было подняться в правление, а сейчас тоже ресторан, там встретили Андрея Максимова. Вернее встретила Пахмутова, а я был рядом с ней. Я скромненько представился: "Я ваш зритель". Огромный Максимов с подтекстом ответил: "Я прекрасно знаю, кто вы". Я про себя подумал: "я писатель". Встретил еще Алексея Баталова. Я давно уже называю его Леша и это так приятно, хотя, может быть, для меня это и не по чину. Но избавится от умилительного чувства собственной молодости, когда вместе работали, когда молодой Женя Григорьев звенел в Доме радио на бывшей Качалова шпорами, а режиссер Толстовских "Казаков" Алексей Баталов писал с ним по несколько дублей, я не могу. Я тогда на улице Качалов был Главным редактором литературного вещания.
Теперь обещанная цитата из Литературки:
"Подводя итог более чем двухчасового разговора, В. Путин подчеркнул, что следующий год объявлен годом русского языка, который является универсальной основой Российского государства и - шире - русского мира. В наше сложное время мы должны, продолжил президент, искать новые адекватные формы исторической общности людей. И русский мир может и должен объединить всех тех, кому дорого русское слово и русская культура, где бы они ни жили, в России или за её пределами, и к какой бы этнической группе ни принадлежали. Почаще употребляйте это словосочетание - "Русский мир"!
Почему все каналы скрыли от своих зрителей острую и справедливую критику в адрес ТВ, настойчиво звучавшую из самых разных уст во время всей встречи, догадаться нетрудно. Удивляет и тревожит, особенно в преддверии 2008 года, другое: почему СМИ единодушно замолчали долгожданные, концептуально значимые слова В. Путина о созидании русского мира, о важнейшей роли культуры в российском обществе? Если это - информационная политика, то чья? И почему в угоду этой политике утаиваются от граждан принципиальные высказывания президента нашей страны? Не знаю, какой исторический шанс упустила творческая интеллигенция, но вот наши журналисты, кажется, бесповоротно упускают свой исторический шанс - научиться говорить людям правду!"
7 декабря, четверг. Володя Бондаренко вчера дал мне последний номер "Дня литературы". Я уже как-то довольно давно потерял к газете интерес, но тут внимание привлекло статья со знакомым для меня именем "Игорь Дедков как феномен". Это тот же Юрий Павлов, что довольно гнусно и наверняка по заказу написал о "Марбурге" в "Литературной России". На этот раз это была, как мне показалось, замечательная и огромная статья. У меня всегда было смутное ощущение, что Игорь Дедков все же не таков по своим привязанностям и литературным вкусам, каким он хотел бы казаться. И дело здесь не в медленной трансформации убеждений, а в неком духовном и органичном для него параллелизме. Когда он у него возник? Я и себя, пожалуй, в этом мог бы упрекнуть. Много лет назад мне показалось это, когда я был у него в доме, еще в Костроме. Ощущение настороженной сдержанности, постоянного испытания собеседника. Наши какие-то весьма общие никогда не уплывали очень далеко. Но у него на столе я увидел несколько писем - в глаза бросились, естественно, только конверты - от людей, с которыми она как бы, судя по разговорам и умолчаниям, не очень должен был бы переписываться. Многое здесь замыкалось и на проклятом национальном вопросе, о котором впрямую мы с ним никогда не говорили. Все это утонуло в воспоминаниях, а потом мне вдруг, уже много позже его смерти, после попались в руки его дневники, изданный отдельной книгой. Дневник его я всегда читал и в "Новом мире" и всегда понимал объем и масштаб личности Игоря. Да, чего там говорить, человек был очень крупный. Но видимо тоже был сломлен лагерями и группами. Всем надо было в свое врем выбирать с кем идем дальше, но были очень осторожные и задумывающиеся больше о своей складывающейся репутации нежели о своем исконном чувстве люди. Я не такой.
Листая словник в огромном томе "Дневник 1953- 1994" я встретил и свою фамилию. Я тоже мастер писать дневники и тоже мастер придавать отдельным эпизодам свое толкование. Об одном из эпизодов этого дневника Дедкова я, наверное, уже писал. Тогда прочитав этот текст у Дедкова, я так расстроился, что дальше через небольшую цепочку страниц, помеченных моей фамилией, не пошел. А может быть, и не писал, а только подумал написать? Но так саднит на сердце, что, если даже и не писал, то изживу этот эпизод вовсе, напишу еще раз. Сначала, так сказать, "разбираемый текст". Игорь Дедков, стр. 239. В известной мере эпизод этот Дедковым записан со слов моего покойного замечательного товарища и замечательного, редкой души и сердца человека - Виктора Бочкова. Я дружил с ним с юности и до его смерти, хотя виделись редко. Витя жил в Костроме, но в Костроме мы встречались не раз.
"Виктор, - пишет Дедков, - вернулся из Нижнего Тагила, куда ездил по командировке от Грибова: смотрел музеи и старину. Рассказывает, что с едой там хуже, чем у нас. Даже сыра там нет. В Перми, куда Витя заезжал к приятелю, - то же самое. Не знаю, много ли толку от этих путешествий; сидел бы на месте и работал. В Москве (он) разговаривал со своим однокурсником Сергеем Есиным (ныне редактор литературных программ Центрального радио и сочинитель повестей; когда-то нас с ним знакомил Игорь Саркисян, и они вместе нагрянули как-то раз в Кострому) по телефону, стараясь как-то помочь Олегу Мраморнову, "щелыковцу" устроится к Есину на работу. Есин разговаривал с Виктором очень дружески, а насчет Мраморнова попросил ответить на несколько вопросов. Среди вопросов были такие: еврей Мраморнов или не еврей? не еврейка ли его жена? И как он Мраморнов относится к евреям?"
Не стану размышлять, почему Витя Бочков, среди нескольких вопросов зафиксировался именно на этих, или почему Игорь Дедков из нескольких вопросов и ответов решил в свой дневник внести именно вопросы о евреях? Но дело в том, что я хорошо помню, этот разговор действительно состоялся и подобные вопросы, кроме последнего вопроса, как некто относится к евреям, прозвучали. Но тогда же я Виктору объяснил, почему я об этом спрашиваю.
В то время я работал не просто редактором литературных программ, а Главным редактором Главной редакции литературно - драматического вещания, т.е. начальником главка в большом идеологическом министерстве. Практически я отвечал за все вещание на Советский Союз, связанное с поэзией, прозой, театром. Это было огромное количество передач и новых и старых и большое количество людей, для которых я был начальником. Мои вопросы в разговоре с Витей Бочковым о совершенно неизвестном мне Мраморнове были вызваны двумя обстоятельствами. Первое: существовал в этом министерстве огромный отдел кадров, который внимательно отслеживал все параметры кадровой политики. Говоря сегодняшним языком, отдел кадров внимательно следил, чтобы на большом базаре торговали не только перекупщики, но и свои "фермеры". Пропускал и писал необходимые бумаги именно этот отдел кадров, понятно, что отдел в подобном учреждении был тесно связан с другими учреждениями. Второе, что было бы необходимо отметить, это большое число, как говорится, людей еврейской национальности, которые работали в Литературном вещании. Начиная с главного режиссера редакции, которым был отец нынешних братьев Верников - я знаю этих мальцов почти с младенчества - Эмиля Григорьевича Верника. Коротко говоря, Литературное вещание давно и безнадежно превысило все квоты по евреям, которые могли подразумеваться при раскладе по представителям разных национальностей, населяющих даже не СССР и Россию, а просто Москву. Вопрос был вызван чистой прагматикой - ни одного еврея в мою главную редакцию, даже если я головой бы стукался о стенку, никто бы никогда не взял. Но интеллигенция понимает только свои обстоятельства.
Но вернусь к статье Юрия Павлова, с которой я начал. Она открывается такой посылкой "Согласно устойчивому мифу, Игорь Дедков в литературной борьбе 60-80-х годов занимал независимую нейтральную позицию". Павлов приводит свидетельство нескольких мифотворцев, один из которых С.Чупринин, другой его жена Тамара. ( Вот уж идеальная писательская жена, достаточно взглянуть на корпус дневников писателя, тщательно ею отредактированного, вычитанного, набранного на компьютере и откомментированного - комментарии прекрасные, хотя есть и неточности). Дальше Павлов пишет о тяготении молодого Дедкова к либеральным взглядам, хотя " в записях Игоря Александровича начала 60-х годов упоминания о литературной борьбе отсутствуют, что естественно, ибо она - полноценная - начинается со второй половины этого десятилетия, с возникновения русской партии". Заметим это. Дальше Павлов говорит и доказывает с текстами, что "независимая и нейтральная позиция" Дедкова понятие условное. Я пропускаю здесь ряд, приводимых критиком, разбирающем некоторые работы И.Дедкова, примеров показывающих специфику его "независимой" оптики. Выхватываю цитату, которая корреспондируется с моей обидой. "Примерно на таком уровне многократно И.Дедков и об антисемитизме в жизни ( до этого и в литературе, в частности, упрекая в этом В.Катаева - С.Е.).Он приписывает реальным и мнимым представителям "русской партии" выяснение состава крови, еврейской примеси в ней в частности (17.о6. 1979) Приписывает то, чем в реальности занимались многие из противников "правых""...
Утро четверга был днем удивительных открытий. Я уже давно слышал о то, что в седьмом номере "Нового мира" должна была быть напечатана статья Марка Розовского о том, что вроде бы Товстоногов украл у Марка спектакль. Причем мне это было интересно, потому что много лет назад я видел самодеятельный спектакль Розовского "История лошади", который очень был похож на спектакль Товстоногова. Тогда мне это показалось интересным, а претензии Розовского - обоснованными. Но вот "Л.Г." публикует открытое письмо Рудольфа Фурманова, залуженного деятеля искусств России. Это защита Товстоногова и укор Розовскому " - А какие ваши личные успехи? - обращается Фурманов к Розовскому. " - Кого покорили ваши спектакли, в частности ваша "История лошади"? По неизменной вашей инсценировки? Где на афише уже не мелким, а крупным шрифтом написано - постановка Розовского?" Аргумент почти убийственный. Крупная личность она всегда личность и во всем, что касается дела его жизни. Фурман обвиняет Розовского главным образом в том, что тот поднял компанию исключительно, чтобы возбудить толпу и привлечь внимание к своей персоне. "Не будь вашей встречи с Товстоноговым - у вас была бы другая биография. Точнее, у вас вообще могло не быть творческой биографии. И "Бедной Лизе" пришлось бы утонуть на самодеятельной сцене, и не было бы ни "Трех мушкетеров", ни театра у Никитских ворот".
Вот так весь день я развлекался с газетами, лежа на диване, а ведь на вечер Саша Колесников именно сегодня пригласил меня на Турандот в Большой театр. Вперед, еду на метро.
Еще когда я поднимался по лестнице от метро на платформу, где расположена Новая сцена, я подумал: "что-то ты, Есин, зачастил на мероприятия "не по рангу". Потом думал, когда же впервые пришла мне в голову эта тревожная мысль, и вспомнил: во время обеда с издателями в Ленинграде. Я еще выгляжу, как обеспеченный человек, но никогда им не являлся и лишь делаю вид, что одного с ними социального ранга. Теперь та же мысль снова пришла в голову. Большой стал очень дорогим для моего возраста удовольствием. Это в молодости мы могли сидеть на пятом ярусе, нынче мы оттуда ничего и не увидим, и не услышим, и сможем ли без отдышки туда подняться.
Новая сцена - я не был здесь три года - как-то быстро постарела. Сравнительно небольшой зал с лепниной вдруг потерял новизну и через украшения, через хрусталь люстр полез мелкий мещанский вкус, какя-то немецкая мелкость, будто это не сестра расположенной рядом сцены Большого, а копия оперного театра какого-то немецкого княжества, изо всех сил старающегося быть столицей. Тем не менее кое- в чем я ошибся: в публике, все же парадная, очень дорогая публика так просто в Большой на оперу не ходит. Было много старых людей с привычными лицами меломанов, студенты. В этом смысле Россия удивительная страна, которая уж этих своих культурных привычек и преданности к искусству не сдает. Старухи, которые, отказывая себе во многом, покупают билет.
Много размышлений возникло у меня, пока слушал оперу. Саша оказался еще хорошим знатоком, как и положено ученику Вишневской, и хорошо меня зарядил смыслом. Это, конечно, очень неожиданный и очень непохожий на другие, оперный сюжет. В опере все посвящено смерти и о ней все говорят. И какое понимание серьезности искусства, которое может понять и эгоистичную глупость толпы, и ее доброту. Подумать только, опера не только о любви, но и о тирании. И все, конечно, не задело бы, если бы не эта невероятная музыка. По большому счету, музыку я понимаю плохо, только изредка она приоткрывает мне свой тайный смысл. Я так жалел, что со мною нет В.С., которая получила бы несравненное со мною удовольствие от этой обнаженной эмоции. Поставила все с несравненным размахом, с прекрасными народными сценами Франческа Замбелло - оперная режиссер с мировым уровнем. Но американцы не были бы американцами, если бы не хотели показать нам то, что мы и без них знаем. Что у нас был Сталин, а в Китае произошла культурная революция. В финале вдруг, когда в душе уже были накоплены силы и определенные эмоции, стилистика вдруг поменялась, зареяли красные флаги, народ немедленно переоделся в белую униформу - сегодняшний счастливый день без тирана. О певцах говорить не приходится. Миквала Касрошвили немножко слишком монументальна, немножко упустила момент. Голос с возрастом становится менее гибкий и теряет обертона. Калафа пел, покрикивая, народны артист Украины Владимир Кузменко, ныне солист Штуттгарсдской оперы.
8 декабря, пятница. Перечел третью, после правки Бори Тихоненко, главу. Боюсь, что это все же очень неплохо, хотя вижу и недостаток: я опять пишу свою жизнь, вернее жизнь литературы. Меня ведь, ничего больше не интересует. Но мысли уже витают о том, где мне все это печатать, целиком или частями. Не воспользоваться ли мне предложением Юры Полякова и отдать кусок в Литгазете? Если уж вспомнил Тихоненко, то - в связи с близким соседством и тем, что "Дневники" Игоря Дедкова сейчас на моем столе - порадую и его, постоянного первого читателя моих дневников.
"На премьеру спектакля "Гибкая пластинка" по повести С.Есина (постановщик В.А.Симакин) приезжали Ю.Апенченко, В.Клименко, Б.Тихоненко. И, конечно, С.Есин. Послпе премьеры сидели у нас часов до четырех Юра Апенченко, Володя Клименко, которого не видел с 57-го, и наш актер Эмиль Очаговия с женой. Днем следующего дня, т.е. в воскресеье, заехали к нам уже втроем: Юра, Володя и Сергей. Борис Тихоненко так и не появился: уже в театре был пьян. Не столь разговоры были интересны, сколь любопытно было взглянуть друг на друга. Отяжелели мы все и огрубели, вероятно, тоже - в сравнении со студенческой нашей молодостью, но превращение Юриного лица разительно: исчезли следы тонкости, "трепетности"..."
В четыре, как всегда, провел семинар. Это был иркутянин В.Рудаков - две главы из его повести "Институт". Но это не тот институт, о котором пишу я. Это перестройка и оборонное НИИ, которое закрывают. Без малейшей претензии, точно, глубоко, душевно. Но пока только две главы. Как я и предполагал, семинар был короткий, все было ясно, посидели с ребятами, отметили ошибки и хорошие места, и я быстро на метро отправился на Лубянку в Библио-Глобус на презентацию книжной серии "Новая библиотека русской классики - обязательный экземпляр". Поехал то я туда, потому что вроде надо было, как председателю книголюбов, скорее из чувства долга и обязательств перед Людой Шустровой, но оказалось, что это и интересно, и по сути, это что-то новое.
Здесь надо бы разместить большой комментарий о том, как постепенно мы возвращаемся к строму. Вернее, начинаем понимать, что это старое есть проверенный и выбранный, как единственный и оптимальный, путь к результату. И несмотря, что он в глазах власти заклеймен "коммунистическим" происхождением по нему необходимо идти. Но идти так, как шла советская власть заботясь о всех, и заставляя общество в известной мере жить в аскетизме, где может быть и рождались взлеты духовности, мы не можем - средства уже давно отданы, тем кто пришел на смену власти. А пришли жадные, чванливые, не желающие делится. Но, тем не менее, и они сами и государство понимают, что происходит что-то могущее сорвать все их планы. Чего и правительство, и бизнес взялись за книгу и чтение. Бизнес потому что понял, лишившись читателя, а он его лишается, несмотря на малоформатные тиражи, он потеряет свои деньги. Для государства с потерей читающего и живущего хоть какой-то книжной духовной жизнью общества возникли проблемы с воспитанием следующей генерации граждан, с ростом преступности, с уровнем социальной и гражданской жизни. Любое государство, любые чиновники хотят управлять породистыми, высокосортными баранами, дающими элитную шерсть при стрижке. Нужны квалифицированные рабочие, нужны сильные и грамотные солдаты.
Здесь конечно, надо бы сказать и о проблеме пьянства. Она не возникла просто так, она как наркомания началась с экономики и "прикорма" наркотиками населения. Теперь опять схватились, потому что подпирают избиратели, потому что подпирает весь ход жизни. В Литературке я недавно прочел некоторые данные. От "пьяных деньгах" Екатерина П получала 29 процентов госдоходов. Николай П - 30 процентов. При Борисе Ельцине осталось только 2 процента. Значительно выгоднее было а) пьяную страну, поэтому государство отдало свою монополию водочной торговли; б) нужно было, чтобы соратники по "революции завлабов" составили свой капитал.
Приблизительно тоже самое случилось и с другими статьями доходов. и Госмонополии ушли в частные руки. Так оскудевал бюджет, он потерял основные источники доходов. Я уже пропускаю невероятнее истории последних месяце с отравлениями некачественным алкоголем. В Белгородской области отравилось 912 человек, умерло 44, в Иркутской области 559 умерло 15. Пресса публикует статистику и по другим регионам. Почему предприниматели решили травить людей некачественной и дешевой водкой? С 1-го января государство ввело налог в 159 рублей на литр этилового спирта, вот тут бизнесмены и перешли на спирт технически, изопропиловый. И дешевле и без налогов. Но пора вернутся к книгам.
В Библио-Глобусе я встретил много знакомых: в нижнем зале, где обычно проходят презентации, сидели Н.Дементьева, В.Мирнев, Юра Беляев, наш самоназначенный президент Академии русской словесности Юра Беляев, и президент фонда Бориса Ельцина А. А. Дроздов, издатель М.В.Дегтярев. Вот и Ельцин пригодился! Я порадовался не только самой идее, идей самовыражения и рекламы самих себя в наше время было много, а первых две книги, которые и показывали публике. Два для меня самых знаковых писателя русской литературы. Как точно начали! Петр Павлович Ершов "Конек-Горбунок. Избранные произведения и письма" и Николай Семенович Лесков "Человек на часах. Избранные повести и рассказы". Почему не с Ильфа и Петрова или, скажем, не с Василия Гроссмана. Здесь стоило бы посмотреть редколлегию. Точно во главе ее Ник. Скатов. Среди членов - Ю.Л.Воротников и Ю.М.Поляков. Опять очень славный момент: на благотворительной основе книги будут распространяться через ведущие библиотечные коллекторы страны. Если бы только это случилось, если бы только серия была выпущена до конца.
Много говорили о падении интереса к чтению. Я не могу сказать, что кто-нибудь из выступающих, и Мирнев, и Дементьева, и Дегтярев говорили не содержательно или не интересно. Что-то сказал и я, увидев некоторое разочарование на лице Юры Беляева. Но все наши призывы это призывы гуманитариев, еще мыслящих по-советски. Но все отчетливо понимали, что сделать можно что-то не при помощи компьютеров, а только через экономику, через, как и "при советской власти", планомерную и ежедневную работу по поднятию уровня народа. Через учителей, которым нужно дать зарплату, через родителей, у которых должно оставаться время на детей, через библиотеки, которые не должны стоять с фондами не обменивающими уже двадцать лет, через политику в книжном издании. Детские книги, приносящие самый крупный доход - самая низкопробная отрасль книжного дела. Но здесь начинается рассказ, где бюджетные деньги, с которого я и начал.
9 декабря, суббота. Утром телевизор огорошил новой катастрофой. В Москве загорелась наркологическая больница - пожар вроде затушили быстро, но в огне, за железными решетками и металлическими дверями сгорело 45 человек. Чего здесь скажешь. С этими печалями я и поехал в Обнинск. Погода еще стоит хорошая, удастся очистить весь участок от листьев.
Вчера в передаче у Киры Прошутинской разбирали поправки к закону о выборах. Круг интеллектуальной и управленческой коррупции уплотняется. Сначала отобрали при выборах пункт в бюллетенях "против всех", потом добавили процент голосов для прохождения партии в парламент, теперь пытаются переделать систему выборов Совет Федерации. Сегодняшняя власть делает все, чтобы остаться при власти навеки. Обо всем этом и говорили в передаче. Сидели "эксперты", проводящие линию власти, в частности Мигранян. Иную точку зрения представляла Хакамада, с которой я впервые был совершенно согласен, хотя там тоже партия аллигаторов. В дискуссии Хакамаду спросили, будет ли она еще раз баллотироваться в Думу. Она ответили, что в этих голливудских фильмах твердо решила больше не участвовать. Что-то подобное и я испытал, после того, как два раза меня прокатили сначала о "Большой книге", а потом и по "Буккеру". Кстати, впечатления были сравнивыми, когда Доронину с ее "Вассой", при всей очевидности, прокатили. Вот теперь, когда все позади, в том числе и огорчения, хотел бы, как летописец, отметить, что "Букер" получила Ольга Славникова за роман "2017".
"КоммерсантЪ" довольно подробно обозревал весь короткий список. В статье от О1.12 газета пишет "Среди шести вошедших в шорт-лист романов два родись в Израиле. Филолог из университета в Хайфе Денис Соболев соревнуется со звездой русскоязычной израильской прозы Диной Рубинной". Следующая фраза статьи не менее знаменательна, но следует обратить внимание на предложенный жюри "Русского Букера" счет! "Однако по его собственному гамбургскому счету он конкурирует с Андреем Белым или даже с Львом Толстым". Газета довольно жестко обошлась с этим претендентом на корону первого в прошлом году русского романиста. Невольный проговор, касающийся все подобной прозы произнесен. "Жанр того самого большого романа, о котором печется русский "Букер" требует еще чего-то. И это что-то не историософский или мистический конструкт, а прежде всего язык. Адрей Белый и даже граф Толстой это неплохо знали".
Боюсь, что даже очень либеральный "КоммерсантЪ" не ожидал, победы Славниковой. Или это общий уровень нынешнего "Букера", когда газета так и не нашла и не уверилась в фоварите? Вот что пишет о победившем романе за менее чем неделю до торжественного Букеровского обеда. Я беру только одну недоброжелательную линию в рецензии Анны Наринской, т.с. любовную составляющую. "Это описание любви представляет собой микс дамского романа и того раздела любой популярной книжки про секс и отношения, где говорится, "чего хочет женщина". Причем женщина, достигшая уже того возраста, когда она понимает, чего хочет". Дальше тест рецензии становится просто оскорбительным и наверное члены жюри и особенно Светлана Сорокина, которая уверяла, что должна победить женщина или Славникова или Рубина. Рецензии, конечно, Сорокина не читала. Здесь в рецензии появляются и герой и героиня. " Крылов - очень брутальный и неожиданный. И так умеет любить. Он гладит ее "костлявые и нежные ступни, которые натирались ремешками сандалий до мокрых мозолей, а потом покрывались словно известью и грубыми ракушками", и удивляется "скрипичным формам этого совершенного творения природа". Татьяна - она такая загадочная. Как бы некрасивая, но при этом отменяющая всех красавиц просто фактом своего существования и холодноватым высокомерным взглядом сквозь стекла очков. Вроде бы слабая - Крылов "утомляет ее настойчивой любовью, едва не вывернув из суставов хлипкие бедра".
Как пишет, как излагает!
Тот же "КоммерсантЪ", рассказывает об уже победившей Ольги Славниковой так: "...литтусовка приняла славниковский роман на ура - настолько желанна была "индульгенция", позволяющая обойтись без Сорокиных-Пелевиных. Шаблоны здесь те же, а вот стилистика - привычной, многословной элитарной прозы. Жаль, что никто не заметил, какой кровью это дается писательнице... Ольга Славникова ни раз сама выступала как критик, прекрасно знает, что нужно сегодняшнему роману, отчаянно пытается все это в свой роман впихнуть. Но кабинетные эксперименты со стилем ей по-прежнему куда роднее, чем вся новомодняя мистика-фантастика".
На следующий день 8-го декабря "Труд" поместил интервью с опытнейшей в литературной тусне лауреатом Ольгой Славниовой. Здесь интересны три момента. 1-ый - лотерея или стратегия? Участвуя в конкурсе ты всегда рискуешь попасть на экспертизу к тому, кому твое творчество глубоко чуждо. 2-ой - коммерческий успех и Букер. Опыт британского Буккера показывает...попадание книги в букеровский шорт-лист сразу поднимает ее тираж до ста тысяч. Российская ситуация другая. Чтобы неразвлекательное чтение стало коммерчески выгодным, нужно потрудиться, но наш книжный рынок предпочитает снимать сливки с поверхности. Боюсь, что здесь причина другая: Букер настолько уронил себя в глазах публики своей вечной тусовочной конъюнктурностью, страстью к "своим", стремлением противопоставить русскому роману, что-то эдакое, что публика уже инстинктивно голосует "нет". А ведь в свое время даже Госпремия или Ленинская премия почти всегда гарантировали раскупаемость. Чувство участника литературного конкурса. ...результаты некоторых конкурсов так разочаровывают, что вообще перестаешь верить в то, что люди ( в том числе эксперты и жюри) действительно читают книги. К этому уже добавлю: знаю я, этих экспертов! Знаю я, это жюри!
10 декабря, воскресенье. Утро начал с просмотра фильма Аллы Сириковой. Я собираюсь его взять на фестиваль, но Алла Ильинична поставила условием, чтобы я его посмотрел предварительно. Когда ехал с дачи домой, то по "Маяку", то передали, что наконец-то нашлись часы Киркорова ( стоимость этих часов непростой и судьбоносной марки "Брегет" 78 тысяч долларов). В свое время сообщалось, что в похищении этого музейного экспоната участвовала некая молодая цыганка. В нынешнем сообщении "женщина восточной наружности" экспоната и теперь. Имущество, принадлежащее заслуженному артисту России, было найдено в комнатке ее ухажера. Вот она сила любви!
Объявлены лауреаты премии Б.А.Березовского "Триумф": композитор Софья Губйдулина, Эльдар Рязанов, украинский актер Богдан Ступка, тот самый, который в фильме "Мазепа" неистова сношал в задний проход Петра Первого, выражая, наверное, патриотические чувства и "опуская" всех москалей, и певец Юрий Шевчук. Вполне интернациональная компания. Жюри здесь во главе с Владимиром Познером, художественный координатор Зоя Богуславская. Не начать ли мне коллекционировать председателей жюри: Кабаков, Познер... Ты можешь быть и из другой тусовки, но тогда непременно с антисоветским или, что лучше, антинародным содержанем!
11 декабря, понедельник. В половине десятого был на улице Косыгина 10 у Романа Михайловича Мурашковского, он хотел со мною посоветовться по поводу организации в Нью-Йорке русского драматического театра. Я не смог не поехать, потому что Р.М. живет в знаменитом четырехэтажном доме, где раньше на 4-м этаже жил М.С.Горбачев. Это, конечно, специфический вид коммунальной жилплощади. Но самое интересно, как Р.М. эту квартиру получил. Ельцин в этом доме жить отказался - слишком пахнет Горбачевым, ему построили в другом месте. Несколько жильцов, которые жили в доме раньше, так и остались, например, Егор Лигачев. Квартиры распродавала администрация президента и кажется ведомство по охране. Стоило это и по тем деньгам столько, что купить могли свои. Какой при доме парк, какой открывается вид, есть спуск к Москва-реке. Подземны ход, идущий к метро и другим подземно-кремлевским проспектам жильцы на всякий случай заварили.
Занимался разбором бумаг, наконец-то отыскались материалы о Покровском, придумал полку для папок на своем бюро, прочел два письма: от Марка и от Гали Ахметовой. У нее такая печаль и такая тоска связанная с ее провинциальной жизнью. Она тоже мой читатель - выписала на следующий год "Российский колокол". Марк очень тепло написал о Шерговой, о которой заставил его вспомнить я, просил меня ей позвонить. Звонил. Ее голос по-прежнему молодой, сколько для меня связано с Галиной Михаловной. Она, кстати, устроила у себя вечер, когда я уезжал в лес, в Лапландию. Договорились встретиться. С подобными встречами медлить нельзя. И Марку и Ахметовой отвечу позже, когда выздоровеет заболевшая Екатерина Яковлевна. Она гениально расставляет знаки препинания в моих письмах.
Вечером по "Культуре" были две передачи: о Плеханове и Пастернаке. О Пастернаке, - это авторский цикл Натальи Ивановой - в интерпретации и интерпретации режиссера оказался манерным и каким-то дамским. Именно таким он часто бывает в мнении поэтов народного крыла. Это заслуга Натальи Ивановой. Скучно, не возвышено, стихи читают тоже невнятно, как плохие, "свои" актеры Верника на радио. С Лотманом, Лакшиным и даже Смелянским ее сравнить трудно.
12 декабря, вторник. Это просто удивительно, как плохо я стал себя чувствовать в институте. Я понимаю, что, скорее всего, это субъективно, но все время я ощущаю к себе враждебность со стороны ректората. Ощущение тайны и скрытности, так не свойственные мне витают. Вчера около двенадцати на лестнице встретил БНТ: попросил зайти ко мне, потому что в него в двенадцать он дает аудиенцию Румянцеву, которого уволили в сентябре. Сделали это, конечно, ошибочно, потому что за ним целый регион. Сели в кабинете. Пришла Л.М. и Надежда Вас.
Как опытный наблюдатель я сразу заметил, что кабинет полон, как и у меня, бумаг. Везде лежит Хомяков и Тютчев, напротив меня - на столе какие-то листы, связанные с ассоциацией выпускников. Насколько я понимаю, контакты с Дьяченко и его людьми продолжаются.
Я высказал свою позицию на иркутский семинар. БНТ был несколько раздражен гуманитарной подоплекой: зачем мне говорить о том, что всем ясно. Стало постыдно ясно, что увольнять Румянцева было нельзя и это неразумный акт. Необходимо искать какие-то иные возможности для оплаты. Что-то может быть, придумывать даже в штатном расписании. У нас в запасе были такие вещи, как филиалы и пр. В процессе разговора выяснилось, что на "иркутского" профессора указал аудит, но тут еще выскользнуло, что указал также на Горшкова и Сорокина - это, как я понимаю, в связи с возрастом. Здесь я не только подумал, но и сказал, что разлитая нынче в институте таинственность и здесь сыграла злую шутку: на Ученом совете по-настоящему рассказать об итогах аудита постеснялись - или у Есина слишком все было хорошо, или сейчас все очень неважно. Можно было и тогда что-то придумать. Придумали самое простое: за счет собственных средств.
В 12.30 провел кафедру. Здесь два вопроса: стипендии Горького и Рубцова. Это две стипендии на институт, лауреатов которых в творческом вузе нашей скрытой профессии определить практически невозможно. Но тем не менее, пусть решает ректорат, каждый семинар выставит претендентов. И столь любимый формальный принцип и предложенный опять же ректоратом - дифференцированный зачёт, т.е. зачет с оценкой. Довольно долго это обсуждали, разминая все "за" и "против". За подобный зачет высказался один Самид, у которое были, как я помню, нелады со студентами и в частности с Леной Георгиевской, которая, защищаясь у меня, получила "с отличием", вся остальная кафедра была против.
В 1.30 начался семинар, который шел до 4.15. Здесь была опробированна новая метода. Ребята читали с листа свои рассказики и тут же мы все это разбирали. Здесь сразу выяснилось, что опыта у всех маловато, как бы все только из себя. Это рассказик Матвеевой про своего друга Сёмика. Это любовь 18-летних. Есть хорошие детали, но нет русского Бога и русской меты жизни. Любопытно, что Вера Матвеева читала свой рассказ в паре с Ваней Броновецом. Потом Вася Буйлов читал очень крепкое небольшое эссе об ответственности писателя. Там есть замечательные сцены "спящего писателя". Ребята не все поняли, но мне было очень интересно. Вася вообще очень непростой парень с заложенной в нем идеей саморазвития. Затем Аня Журова читала рассказ "Зеленая беременность" о девушке, которая под видом беременности перевозит из Франции в Россию деньги. Все это только один сюжет, без внутренних глубоких задач.
Вечером звонили от каких-то киевских друзей с мифической идеей издания Дневников, завтра пойду относить экземпляры, причем один с дарственной надписью В.С. Черномырдину.
Читал "Российский колокол", новый номер, там две грубейших ошибки: не поправили название театра в статье о Дорониной и там получилсь МХАТ им. Чехова - мне обидно до слез! И почему-то письмо Чахматчану напечатали два раза! Дала знать спешка, в которой мы вставляли это письмо, потерянное ранее.

вся остальная кафедра была против.мню, нелады со студентами и в частности с георгиевской, которая защищаясь у меня.Ученом сове 13 декабря, среда. Утром менялся книгами с Александром Федоровичем, представляющем "Московский писатель" в Киеве, какую-то издательскую группу, работающую при поддержке В.С.Черномырдина. Они мне - том "Вызов" В.С.Ч., я им два тома своих дневников: один для работы, другой, с автографом и посвящением для самого бывшего Газового магната. В телефонном разговоре прозвучали новые определения: если бы не В.С.Ч. не создал "Газпром", его бы растащили. Может быть и правда, мы недостаточно справедливо судим о некоторых политических деятелях? Посмотрим. Пока менялись книгами на проспекте Вернадского, я немножко простудился, правда, получил две тяжелых и больших пачки - килограмм по пять, с листами рукописи Шолохова "Тихого Дона". Теперь надо рассчитать, кому это подарить. На всякий случай сунул нос: очень интересно, правка меньшая чем в "Войне и мире", но есть, есть. Круглый ученический, спокойный почерк, каким и должны писать классики. Чуть попозже покажу рукописи ребятам. Но сначала надо заказать под листы картонные папки.
В четыре часа в кафе у Павла Слободкина отмечали мою диссертацию. Народа было немного: Нина Павловна, Анна Константиновна, Марина Ивановна, Владик Пронин и С.П. Была целая эпопея с путешествием на машине от Плющихи до Арбата. При нынешнем движении машин это целое путешествие. Нина Павловна немножко ослабела, ходит с палкой, но воля ее и ум по-прежнему молоды. Замечательно пару часов посидели: и ели хорошо, особенно мне понравился незабываемый шницель по-венски с картошкой, и говорили сладко. Вадик очень интересно говорил о немецкой литературе. "Если бы я был молод, я бы я был помоложе, я бы обязательно написал, что я по-настоящему думаю о немецкой литературе". Когда мы вспомнили о Томасе Манне и Бёле, он тоже замечательно ответил: "Бёлем, Ремарком, Томасом Манном нужно переболеть в юности". Стал бы я читать все это сейчас? Безусловно, перечитал бы "Волшебную гору" или "Иосифа", если бы ежедневно не писал дневник.
Звонил в издательство там глухо: боюсь, что мои "Дневники" выдут не скоро, издательство переезжает на новое место, что- то все время происходит. Похоже, не без помощи института, у меня есть некоторые сведения, меня вытесняют из жизни.
Вечером просматривал 10-томник Ю.Кувалдина, который он только что выпустил за свой счет. Вряд ли десятитомник будет распродан, но розданный по организациям он будет, пожалуй, полезен. Писатель Ю.К., конечно, очень хороший, но десять томов мелким шрифтом в мягкой обложке... Скорее писатель очень умный. Много писать без четкого прицела на высокое качество и силу - это ошибка. Проходных сочинений у писателя быть не должно.
Вышла Литературка, в которой под рубрикой "Ты - мне, я - тебе" статья за подписью "Литератор" о Буккере и в том числе новом. Кто написал, я догадываюсь. Я рад, что некоторые мои тезисы и обмолвки, прозвучавшие в моей речи на вручении премии "России верные сыны" не пропали даром. По крайней мере, кто-то заглянул в сундучок Милошевича. Напечатали также и список всех за 15 лет лауреатов, тоже картина выразительная, хотя есть и Олег Павлов и Владимир Маканин. Исключения подтверждают правила. Я впервые до скорой очевидности понял, что ничего не пропадает и слово агитатора может стать пропагандой. Кое-что у меня в области литературы и вопросов "Кто виноват?" у меня накопилось оригинального.
14 декабря, четверг. В газетах и на радио появилось сообщение, что Лужков предлагает московским школам, которые получили миллионные гранты от федерального правительства на закупку оборудования и пособий, от этих денег отказаться. Все эти дары, "национальных проектов" обложены таким количеством справок, бумаг, задержек в перечислении и правил использования бюджетных денег, что стали совершенно бессмысленны - ничего купить полезного нельзя и деньги, практически, истратить невозможно. В частности, в большинство школ они просто очень поздно пришли, на закупку, скажем, парт надо устраивать тендер, а по срокам его провести просто юридически невозможно, деньги должны вернуться в бюджет. Есть даже цифра - на оформление гранта надо заполнить чуть ли не 90 различных документов.
Вечером звонил С.И. Лыгареву: для романа нужна был дата окончания строительства общежития Лита. Чего только не требуется в большой роман. Общежитию почти пятьдесят лет, его построили в 1958-м году. Тут же С.П. сказал мне, что наше начальство сейчас пишет письма относительно мансарды. Только совсем недавно я об этом рассказал ректорату. Хватают все на лету. Меня, честно говоря, удивляют, что все время, пользуясь моими идеями, мое начальство никогда не хочет со мною посоветоваться о реализации их. Все это похоже на игру в карты, когда кто-то из игроков держит в рукаве утаенную десятку. С одной стороны, как я понимаю, ему мало чего в этом случаю дают - мэрия в квартире для начальника уже отказала. С другой - я, как опытный человек, вижу, что обеспокоено руководство в первую очередь решению свои собственных проблем. Мансарда сейчас это квартиры: как я понимаю, на квартиру надеется БНТ, Стояновский, наш занятный проректор по хозяйству и несколько других людей, исключительно из людей компетентных. Я-то думал о мансарде, когда нужно было сдавать площадь в аренду и расширять гостиницу, с которой шел основной доход. В начальство всегда надо брать людей с уже имеющейся квартирой, дачей, машиной и чтобы не нужно было селить отдельно взрослых детей.
Что касается самого романа, то я, наконец-то начал читать его целиком. После редактуры оказалось, что Боря кое-что туда даже интересное вписал из жизни писателей. Врезки мною сразу чувствуются - ткань перестает быть живой, хотя, казалось бы, все написано в одной и той же стилистике. Но это поправимо, я "разведу" это психологией, сокращу и заставлю текст дышать. Художественный текст не терпит не пропущенной через героя любой, даже интересной, информации.
15 декабря, пятница. Утром, уходя на работу, вынул из почтового ящика открытку, в которой написано, что президиум ВАКа присудил мне звание доктора наук. На штампе два пропуска: один для номера протокола, другой для название "наук" - в данном случае филологических. Оба этих пропуска заполнены от руки, внизу также и закорюча-подпись начальника. Сама открытка стандартная, адрес на которой заполнен рукой С.П., ее уже в таком виде, т.е. с адресом на лицевой стороне много месяцев назад сдали в ВАК вместе с делом о защите. Есть и дата, когда заседал судьбоносный президиум - 20 октября. Так вот, эта даже радостная открыточка лучшее свидетельство о том, как работаю наши учреждения. Потребовалось 55 дней, чтобы поставить штамп, вписать одно слов и несколько цифр и опустить в почтовый ящик! Теперь еще надо несколько месяце ждать пока мне выпишут диплом. Дипломы сейчас, говорят, печатают нового образца. Но все равно, я так рад, так счастлив и слава тебе медлительный, погрязший в бюрократической рутине ВАК!
Еще до семинара ходил на Страстной бульвар. Там, в библиотеке Театрального общества под залог моего удостоверения на звание "Заслуженного деятеля искусств России" взял четыре книги Бориса Покровского. Буду читать их в воскресенье - хочешь ни хочешь, но надо писать статью о великом оперном режиссере.
Обсуждали рассказ Ромы Подлесских "Близкие люди". Это опять гротесковое, почти на уровне фантазий сочинение о новых русских. Рома не принимает эту жизнь и это время. Я читал книжку его отца - судя по всему это семейное влияние. Утром прочел большую статью о экологии на улице и в машине. При всем при том, оказалось, что в наших квартирах и офисах концентрация вредных веществ в шесть раз выше, чем на самой от транспорта загазованной улице. Вот я и понял, откуда у меня в свое время появилась астма. Я вспомнил об этом, когда включал на кафедре компьютер. Он никак не включался, потом пришел Илья, что-то отвинтил и сказал: пыль попала на контакты.
16 декабря, суббота. Утром в Сопова в одиннадцать часов открыл книжечку Б.А.Покровского, изданную в 1902 году "Когда выгоняют из Большого театра" и сразу же, единым махом прочел очерк о Кирилле Кондрашине знаменитом дирижере, оставшемся за рубежом и Ростиславе Растроповиче и Галине Вишневской. И вдруг все, что я думал раньше, все мои осуждения, мои инвективы, которые я допускал относительно их раньше, раздраженный и "предательством" и тем, наверное, что вот они "смогли", а я ничего не смог, буквально все начало разваливаться и испаряться. И возникла мысль о такой дурости и невежества строя, такой глупости, которой он руководствовался управляя культурой, что можно просто изумиться, как культура его так долго терпела. Строй я по-прежнему высоко ценю, его историческую законность, его безграничные, но нереализованные возможности. Не станем отрицать при этом и редкий эгоизм и эгоцентризм художника, не желающего знать вокруг себя ничего. А художник не может ждать, когда в его стране все станет нормально, как и положено, жизнь коротка. Я свою жизнь, очень долго служа, обществу и власти, не как художник, а как чиновник, пожалуй, проиграл!
Вечером звонила В.С. - или я ей - кто раньше - или она мне - и рассказала, что по "Вестям" показали митинг на Триумфальной площади и разгон его ОМОНом. Ну, предположим, сам митинг особенно не разгоняли, а просто не дали митингующим прогуляться по улице тверской к Манежу. Это как раз тот митинг, о котором мне говорил Э.Лимонов. Были, кажется, все оппозиционеры: Лимонов, Касьянов, Хакамада, Каспров.
17 декабря, воскресенье. Оба дня и вчера и сегодня утром я долго ходил по поселку, каждый раз восхищаясь пустынной тишиной и близостью соснового леса. Оба дня читал книгу Бориса Александровича Покровского "Когда выгоняют из Большого театра". Практически это четыре эссе о четырех людях не по своей воле ушедших из Большого. Это: знаменитый дирижер Кирилл Кондрашин, Станислав Растропович и Галина Вишневская и сам Борис Покровский. Как всегда я многое выписывал и для будущих семинаров, и как человек интересующийся историей отечественной культуры.
Попутно с размышлениями и обдумываниями отдельными положениями творческого процесса у Покровского я поймал себя на том, что во мне происходят странные переосмысления ряда репутаций и исторических моментов. Во-первых, я уже не так однозначно воспринимаю прошедшую историческую жизнь.
Сначала, так "сказать общая часть". Если бы у меня был другой характер, я с удовольствием показал бы цитату, которую собираюсь выписать, своему дорогому и мудрому начальству. Я-то помню, что анонимщик написал обо мне, но помнит ли мое начальство, что написано о нем? Уступать только потому, что об одном гадостей больше, а о другом масштабом помельче.
"Авторитетному, преуспевающему человеку всегда грозят доносы, сплетни, протесты, предательства. Властям легко бывает отобрать подходящие для их дела сорта гадостей, чтобы построить обвинение, организовать преследование". С. 182
Теперь историческая часть . На всякий случай выписал. Война.
В то время спектакли шли днем, часто прерываясь воздушной тревогой. По вечерам же длился бесконечный треп об искусстве, о Большом театре - с надеждой и не без бахвальства, самоуверенности. Если в этих беседах принимал участие Самосуд, то это был праздник, лучшее развлечение и наука. Это были "наши университеты". С. 19-21
Слово треп в этой цитате осталось не случайно, цитату можно было и усечь.
В ГИТИСе мы славно трепались, это было главным средством освоить профессию. В Горьком я был лишен этого "предмета": с мастерами можно беседовать, прогнозировать, дискутировать, но не трепаться. С. 21-23
Покровский не только знаменитый режиссер, но и прекрасный аналитик и теоретик театра. Вот тебе и национальный вопрос.
Художник - человек; физически и духовно родившийся на месте, которое с этого мгновения становится его Родиной. С. 41

Есть личности в искусстве, коим не дано сорвать с себя прекрасные путы, связавшие их еще в творческом отрочестве с тем или иным театром, очагом их художественного воспитания. Куда бы ни уехала М. Плисецкая с тяжелым грузом обид на сердце, чем бы ни занимался В. Васильев, как много лет ни прошло бы со дня прощания с Н. Головановым,- на судьбе и памяти о них сияет знак таинства Большого театра. Этого никогда не понимали те, в руках которых - бесправие, в силу которого они свято верят. Каждый удар по "сердечным струнам" вызывает стон, но порвать их невозможно.
Эти удары я знаю. Испытал. Сидя в кабинете министра, под его диктовку выводя на бумаге просьбу об освобождении меня от Большого театра, воспринимал перо как гильотину, безвозвратно отделяющую мое сердце от Храма, в котором я служил сорок лет. За дверьми стояли, как заговорщики из оперы "Бал-маскарад", те, кто "спасал" Большой театр от меня, от Прокофьева и Шостаковича во имя Масканьи, Леонкавалло, милого Массне, обеспечивающих подготовку "звезд" к выгодно-валютным гастролям...С. 41
Еще
Мне кажется, что талант артиста не принадлежит ему одному, и если он не может быть реализован до конца, теряет все человечество. Шаляпин и Кусевицкий творили последние годы на Западе, однако они множили славу русского искусства. С. 24
Поразительные истории о Ростроповиче
Друзья часто шутят над страстью Ростроповича к знакомству и даже панибратству с вельможами, королями и королевами, премьерами и президентами всех стран мира. С. 61
Но самое сокровенное в книге Покровского это суждения о театре. Для меня самым неожиданным оказалась его точка зрения именно на оперный театр. Это ровно обратное того, к чему я привык.
В хорошей опере нет "просто музыки", столь любезной музыковедам, лишенным воображения и желающим слушать музыку вообще. С. 77

Нет хуже тактичных по отношению к автору дирижеров, они представляют оперу как нечто среднеарифметическое без резких смен нюансов, темпов. Скучно, невыразительно, зато: "Так написал автор!" Беда, если отсутствует собственное, личное соучастие в коллизиях драмы. С. 78
Большая беда оперного театра заключена в том, что так называемая оперная публика любит и ценит не откровения в решении и организации образа, а свои представления о нем, основанные на привычках, воспоминаниях и мифах. Человек, ни разу не видевший на сцене "Бориса Годунова", каким-то странным образом заранее оставляет его только в шаляпинской версии, конечно, искаженной временем. В человеке, идущем на оперный спектакль, сильны ожидания штампов. С. 139

Мне ни разу не приходилось читать в рецензиях на оперу упреки в адрес внешности актера или актрисы. Об этом или стыдливо молчат, или считают мелочью. Между тем несоответствие внешнего впечатления с эмоциональным зерном оперного персонажа есть самое первейшее и самое очевидное преступление перед оперой. Театральное невежество музыкальных руководителей театров (вполне понятно, если никто никогда и нигде их этому не учил, а музыкант с театральным чутьем от природы встречается не часто) переставило акцент в оперном деле на самостоятельность, независимость музыки от действия, конкретных событий и характеров. Еще знаменитый историк оперы Герман Кречмар писал: "Опера хороша, если музыка только служит, опера плоха, если 1> музыка становится самостоятельной". С. 143-145

Тут возникает мысль о современности искусства актера. Раньше, грубо говоря, в XIX веке, это - передача, изображение характера; а в XX веке требуется собственное актера понимание образа, его личностная транскрипция, своего рода духовная и смысловая парафраза авторской темы. С. 161



"Мнение масс" в решениях проблем искусства полезно как материал для размышлений, но не как глас божий. С. 174


А между тем у Теляковского в Петербурге в одном театре одновременно работали и Шаляпин и Мейерхольд. С. 175

Мне кажется, что у русского счастливца - маска на лице, скрывающая очаги боли, или он - пустышка, ограничен в восприятии жизни, как говорится, нищ духом. Но это значит, он и несчастлив. С. 175




18 декабря, понедельник. Я стал перед дилеммой, организовать мой день рождения так же, как я его устраивал каждый год, пока работал ректором или придумать какой-то новый ритуал. Проблем пригласить весь институт особых не было. Это и не очень дорога: ящик водки, пять пакетов вина, а Альберт Дмитриевич всегда готов мне с закуской - тоже понимал, кормлю в этот день весь институт. Мне показалось это и безвкусным, и как-то вызывающем. Поступил по-другому, благо и водку, значительно меньше, но Смирновскую и вино, я купил, когда ездил в "Метро" и последний раз был в "Перекрестке". В "Перекрестке" же купил с килограмм сыра, хорошего сливочного масла, две банки дорогой уже нарезанной на кусочки селедки. А когда утром - это мое правило: день в день - ехал в институт, то по дороге купил еще три торта. Дальше меню, как обычно, разнообразили и Светлана Михайловна, и Альберт Дмитриевич: первая целый мешок пирожков, а второй к 12 часа поднос с огромным пирогом и массой пирожков мелких. Ели потом два дня. Из дома я даже принес огромный классный штопор, который мне в прошлом году подарил Марк, и разделочную доску. Все это я разложил на круглом столе на кафедре и тут же были изобретены поразительные "фирменные" бутерброды: черный хлеб, намазанный маслом, три кусочка селедки и сверху закрыто все толстым куском сыра.
Веселился я и провел день прекрасно. Сразу же утром пришли З.М. и Надя Годенко с подарками: торт и шерстяные носки. Потом Нина Лошкарева с прекрасной розой. Мне всегда жалко, когда Нина тратится из своей просто смешной зарплаты. Были также Миша Стояновский, заложник возникшей когда-то ситуации, Мария Валерьевна в быту очень милая, но с горящим от желания действовать взором, потом с подарками пришли Людмила Михайловна и Ира Шишкова - они традиционно меня одевают и на этот раз тоже подарили им две рубашки. Но главное была какая-то спокойная, несуетная и радостная атмосфера и все минувшее, если было плохое, оно отлетело, и я понял что люблю этих людей, с которым у меня было прожито так много прекрасных и интересных дней. Даже Ефимович заходил с каким-то подарком, и тоже я был ему рад, хотя никогда не смогу забыть, что слабый человек может сделать, если его попытаться чуть потеснить. Пишу свой дневник и знаю, что он будет героями его когда-нибудь прочтен, я буду осужден, но пусть знают, что все-таки о них думаю. Я всегда думаю о них хорошо и люблю их, но я зоркий человек и эта зоркость тоже просит выхода. Знаю также, что мнение мое меняется, что ночто оно всегда по их делами, по отношению к работе и таким неизбывным для меня чувствам, как честь. Но разве я всех уже перечислил? А Сашу Великодного, а Сережу Арутюнова, а дорогую Евгению Александровну, которая пришла с носками, но без любимой мною собаки Музы. А потом пришел Алеша Козлов и сердце у меня сразу забилось: в руках у него был ящик с только что изданными "Дневниками". "Где слог найду..." А милый Максим Лаврентьев по-гвардейски и нищий, и щедрый - с бутылкой коньяка! Замечательная крутилась карусель до трех часов, потому что к четырем я обещал быть у Петра Алексеевича Николаева!
Единственное, чего было неловко, так это того, что через два часа мне надо было встречаться в метро с Женей Луганским. Он везет мне подарок и звонил об этом еще из Ставрополя. Как же замечательно все было! Мне с собой дали еще и половину огромного торта Наполеон. Готовила все Ира: хачипури с мясом и хачепури с сыром, курица, салат, торт - невероятно по обыкновению все вкусно. Мне почему-то так было жалко Петра Алексеевича. Я не всегда понимаю, когда он читал стихи. Какие мозги так быстро от нас уходят.
19 декабря, вторник. Основное и судьбоносное событие дня произошло вечером. Приехал я довольно поздно после восьми вечера. Витя со вчерашнего дня, когда он пришел со своей поденной работы в Доме художников болеет, простудился. Тем не менее, по совету, только что приехавшей с диализа В.С. он сварил на ужин картошку и открыл банку тресковой печени. По телевизору в этот момент, по "Культуре" шла замечательная передача с Еленой Образцовой, где она пела оперные партии. Я еще раз хочу напомнить, что Витя, племянник Толика, парень из деревни, который правда учится уже на втором курсе заочного экономического института, но за последние два года ни одной книжки художественной литературы в руки не брал. Никакой музыки, кроме телевизионной и дикой, кроме Круга и разных Глюкоз, ранее не знал. И вот когда я вошел в кухню, Витя разинув рот смотрел на экран. Пошло! Но он два года с лишнем слушает наши с В.С. разговоры и наших гостей, видит что мы смотрим, что читаем и что нас волнует. Для меня это важный момент воздействия культуры на личность и зависимость личности от того, что ей нынче предлагают средства массовой информации.
Днем провел два семинара, ибо объединить я все же два курса пока не могу. В час тридцать, как обычно, был первый курс - Денис Власов со своими рассказами-притчами и со своей любовью к Кафке. Мне все демонстрируют свою талантливость, хотя Денис, безусловно, очень талантлив. Семинар пришлось вести очень осторожно, но постепенно ребята, а не я сам все довольно точно сформулировали. Никто не хочет, чтобы ты менял манеру и менял свое видение мира, да это и невозможно, но прислушайся к том, что говорят опытные в литературе виды. Карточки с соответствующими цитатами я принес с собою. Если мы все же пишем для того, чтобы кто-то открыл нашу книжку, то зачем лишать читателя возможности понять текст, вникнуть и получить от этого удовольствие? Первым, как некий "разминщик" выступил для Дениса авторитет бесспорный Умберто Экко. "В конце концов, всякий текст (как я уже писал) - это ленивы! механизм, требующий, чтобы читатель выполнял часть работы за него". Но, оказывается, что есть метод или, если хотите, манера письма, которая позволяет нашей фантазии реализовываться с наибольшей степенью. Тут я Начал с авторитета бесспорного. Ф.М.Достоевский. Дневник писателя: "Всегда говорят, что действительность скучна, однообразна (...) Для меня, напротив: что может быть фантастичнее и неожиданнее действительности? Что может быть даже невероятнее иногда действительности? Никогда романисту не представить таких невозможностей, как те, которые действительность представляет нам каждый день тысячами в виде самых обыкновенных вещей. Иного даже вовсе и не выдумать никакой фантазии". Это уже некоторая оппозиция к талантливым схемам Дениса, к некоторой без зоркости сделанным растушовкам по краям эпизодов, к устойчивой условности. И тут я привожу еще одну цитату из того же русского классика. Собственно вокруг этого все и крутится. Достоевский. Дневник писателя. "Для чего дано слово? Язык есть, бесспорно, форма, тело, оболочка мысли (...), так сказать, последнее и заключительное слово органического развития.
Отсюда ясно, что чем богаче тот материал, те формы для мысли, которые я усвоил себе для их выражения, тем буду я счастливее в жизни, отчётливее и для себя и для других, понятнее себе и другим, владычнее и победительнее; тем скорее скажу себе то, что хочу сказать, тем глубже скажу это и тем глубже сам пойму то, что хотел сказать, тем буду крепче и спокойнее духом - и уж конечно, тем буду умнее".
В пять тридцать быстро провел другой семинар с пятикурсниками. Оксана Бондарева сдала две замечательных повести "Танец Анитны" и "Сердобольные люди". Вчера я читал эти материалы до середины ночи и с четырех утра до шести, а потом уже спал до восьми, когда позвонил с поздравлениями Саша Мамай. У меня здесь даже нет замечаний, все написано с мужской жесткостью. Это сегодняшний день, но описан скорее не с точки зрения социальных недостатков, а скорее изнутри, как пространство действий человеческой, женской души. Пространство ее прозы держит в том числе и характеры, особенно хорошо получилось описание усыновленной девочки из первой повести.
Героиня говорит о том, что она не знает, о чем та думает.
Днем, когда наши преды начали собраться на семинары, встретил Толю Королева и дал ему прочесть первую главу "Твербуля". Вечером, уже ночью, он мне отзвонил. Как опытный филолог он, естественно, нашел в главе ряд "зазубрин", но одновременно с юношеским пылом говорил, что я умудряюсь писать о том, что думаю, хотя большинство писателей этого себе позволить не могут. Я полагаю, это не совсем так. Для того, чтобы писать то, о чем думаешь, надо, во-первых, много думать, а во-вторых - и это главное - быть хорошо вооруженным стилистически. У основной массы современных писателей этим, к сожалению, не владеет, "коротка кольчужка".
20 декабря, среда. В обычный день я бы долго расписывал, что состоялся годовой Совет Общества книголюбов, что Людмила Шустрова замечательно отчиталась, что я сказал о том, что своей главной заслугой считаю, что я Исполкому не мешал. Я бы долго еще рассказывал, что нам пришлось под давлением Минюста переделывать устав, и я теперь стал Президентом Международного Союза книголюбов. Но особо я бы говорил о встрече с Хруцким, о наших воспоминаниях юности и пр. Но так уж устроено время, что его приоритеты постоянно меняются. Если бы не первая полоса в "Труде" я бы еще подробно написал, что удалось договориться о выставке экслибриса в Гатчине. Но, возвращаясь домой, я вынул газету из ящика. На первой странице огромный портрет сытого и красивого, уверенного в себе мужчины, рядом портретик поменьше - это милая, с упрямым разрезом губ девушка, в разрезе блузки или футболки на тончайшей цепочки виден крестик. Крестик меня особенно умилил. Это милая девушка, которую теперь в лицо будет знать пол страны, Карина Гличьян сбила на Кутузовском проспекте на своем джипе сотрудника ДТП, а уверенный в себе еще сравнительно молодой человек Игорь Тарасов, бывший мэр Пятигорска протаранил "Жигули" в котором погибло несколько человек. Их портреты соединяет, напечатанная крупным шрифтом фраза: "Игорь Тарасов и Карина Гличьян: хозяин жизни и хозяйка дорог прокатились по чужим судьбам". Я бы не писал об этом так подробно, но, во-первых, умилил крестик, а во- вторых, за этим делом, о котором давно уже пресса пишет и говорит, действительно, как справедливо замечает газет, за расследованием "следила чуть ли не вся страна". Я тоже следил, искал, ждал. Под заголовком в газете анонс: "Сколько человек надо убить, чтобы сесть в тюрьму. Пятерых уже недостаточно..." Дальше газета пишет, что бывшего мэра, который и выскочил на встречную полосу, потому что мэр, и сбежал с места происшествия, оставив трупы, бывшего мэра Кочубеевский суд освободил от ответственности. Мэр по миллиону дал пострадавшим или их родственникам и те даже в суде просили о снижении наказания! Здесь тоже есть тема - каковы родственники! А вот дочь крупного бизнесмена Карину осудили: дали три года колонии-поселения, но тут же освободили по амнистии к 100-летию Думы. Газета пишет "В обеих случаях по факту ДТП были возбуждены уголовные дела. Но с самого начала велись в щадящем режиме. Газета, ссылаясь на специалистов, констатирует, что Тарасов, если следовать статье уголовного кодекса, мог получить десятку. Теперь несколько дополнительных штрихов. И Гличьян и Тарасов сидели за рулем машины одной и той же марки: "Тойота Лендкрузер". Богатые все на одно лицо. Заголовок статьи звучит так - и здесь смысл всей публикации: "Фемида берет на лапу". "А такое правосудие можно назвать как угодно. Хоть "рублевским", хоть "басманным", хоть "кочубеевским". Суть не меняется". Так доколе при гладком и обаятельном президенте и гладком и обходительном премьер-министре мы такое правосудие будем терпеть. Я то хорошо помню, что каждое удостоверение судьи в стране подписано президентом лично. И последнее - прокуратура Ставропольского края опротестовала решение Кочубеевского суда. А вот Карина со своим невинным крестиком на тонкой цепочке будет спокойно встречать Новый год! В статье есть еще мнение бывшего начальника ГАИ России, а ныне сенатора Владимира Федорова: "Я очень удивлен. Если пострадавшие не имеют к подсудимому претензий , то к нему должно иметь государство". Это, видимо, о Тарасове.
21 декабря, четверг. Был на трех обязательных мероприятиях и не пошел на обязательное четвертое. Вкуса к тусовкам у меня отсутствовал всегда, но вдруг появилось желание больше сидеть дома и работать. Чувство "успеть"? Я сделал себе такое расписание: утром на машине в Институт, потом пешком на Авторский совет. В 1.45 мы сговорились с Юрием Ивановичем Бундиным пойти на выставку его покойного друга художника Юрия Жульева (?). Мне это было интересно еще и тем, что выставка размещена в зале Союза Худжников России на улице Чернышевского. Раньше там располагался Художественный Фонд РСФСР, где я работал сразу после армии. Оттуда я должен бы перебраться в Министерсва культуры на Экспертный совет по наградам. Но и это не все. Далее через площадь Ногина на метро до Пушкинской до института, а там на машине в Дом Литераторов. Здесь должно было состояться собрание Книжного союза, фуршет и концерт. Связался с машиной, чтобы уже, как я предполагал, совершенно вымотанный, ехать на ней домой.
Экспертные советы стали менее интересные, чем раньше, появились острастка, на рассмотрение приходит меньше дел с сомнительными заслугами. Как и в случае с Ф. Киркоровым, подавшим на звание день в день после положенной "выслуги", будто ему это положено по возрасту, как офицерское звание, перенесли на другой срок и присуждение звания Народной артистки Анастасии Волочковой. Здесь были два процедурных нарушения: и срок не вышел, и представлял балерину Краснодарский театр, хотя трудовая книжка Волочковой по-прежнему в Большом. Все торопятся, не чуют ли смену режима? С режимом-то может быть и обойдутся, но есть боязнь смены свиты. Долго еще разбирались с представлением одной женской общественной организации и решили что-то там присудить скорее из чувства человеколюбия, нежели по существу сделанного.
Авторский совет тоже был довольно традиционным. Для себя я заметил, что очень уверенно держится Сергей Сергеевич. За это время, как я неоднократно замечал, он сильно вырос и приобрел огромный опыт. Видимо, он стал одним из самых опытных и грамотных специалистов по авторскому праву. Главные вопросы это сбор средств в этом году
Самым для меня близким на совете оказалось одно очень интересное соображение Эшпая. Он говорил о то, с чем встречаются се крупные деятели искусство. Тебе звонят и просят интервью. Иногда просят приехать на телевидение. Иногда перезванивают: машина уже два часа стоит в пробке. У несчастного деятеля искусств весь день летит коту под хвост. Потом он два часа говорит. Половина из того, что он сказал телевизионный ведущий берет себе в дикторский тест, вторая половина или даже одна фраза прозвучит в самой передаче. Естественно ни за собственный текст, ни за собственные, часто оригинальные мысли, ни за время, которое художник потратил, никто ничего не платит. Считается, что он занимается своим паблисити. Так где же тогда интеллектуальная собственность? Она что, на телевидении существует только у вшивой поэтессы, делающей подтекстовки к плохенькой музыке? Как всегда интересная мысль вызвала отклик. Но, естественно, в постановке вопроса, чтобы платили в обязательном порядке за интервью, заинтересованы только общественные деятели и художники калибра Пахмутовой. Для всех остальных хватает отчислений за песенки.
22 декабря, пятница. Начал день с чтения глав романы Майи Новик, моей студентки из Иркутска. Она продолжает писать о байкерах и видимо заинтересована в этой теме по настоящему, описывает что-то прожитое. Сначала я довольно упорно правил, а потом и стиль выровнялся и действие застремилось. Кроме этнографического момент, как же мотоциклисты в своей неистовой страсти и привязанности похожие на наркоманов, здесь есть еще и величественное описание Сибири, ее природы, трудностей, красот и ее дорог. Здесь Майя просто мастер. Ей не мешает даже определенный документализм в обращении с героями: она их просто называет по фамилиям, но потихонечку вокруг фамилий тоже сгущается вполне конкретное облако смыслов и впечатлений. Читал с жадностью и когда все закончилось огорчился и начал жить с этими новыми для меня художественными впечатлениями. Есть несколько крупных удач, это опять-таки связано с описанием людей. Очень неожиданно и интересно получился Алексей молодой муж героини. Получился в нем и сибиряк, между прочим.
Обсуждать роман буду во вторник, так сказать, вторым эшелоном семинара.
Когда во второй половине дня ходил гулять, а точнее, "выхаживать" замыслы, то пришло начало статьи о Покровском. Ее надо начинать с перечислений кто бы мог ее написать и кто на это имеет право. А что я посмотрел 4 или 5 спектаклей в его театре!
К пяти часам поехал, прихватив с собою С.П. на ежегодное собрание РАО. По обычаю все происходило в центре у Павла Яковлевича Слободкина. Те же награды, тот же авторский совет. На этот раз, правда, не стали делить все на торжественную часть и концерт, а начали все с печен Андрея Макаревича. Идея концерта была такая: обойтись своими силами. Поэтому следующим номером были две песни Олега Иванова: старая Олеся и премьера - песня о Казаках. Все это было неплохо. Потом пел какой-то очень живой и неизвестный мне ранее парень песни на слова Николая Денисова, потом пел и тряс ногами свою песню "Кабаре" сам Денисов. Он это делал под фанеру, но тем не менее автор музыки Саша Кле(?)виций сел за рояль. Все было по-домашнему, Коля давал все нужную степень ресторанной развязности. Чего стоила только шуточка о генетики, когда представляли Максима Дунаевского. Саша очень талантливо старался быть в центре внимания. В частности, он просто ревниво выхватил у меня ЛДПРовского Митрофанова, с которым мы по пути в ресторан принялись говорить о состоянии сегодняшней литературы. Они, кажется, хорошо знакомы. И в дневник бы я это не вписал, если бы не упорная вульгарность этого заслуженного деятеля искусств. Во всех разговорах всегда присутствую знакомые или "друзья" другого уровня и с кем из знаменитостей он знаком! Ах, если бы в искусстве мы были бы равны тем, с кем знакомы! Самым сильным номером были джазовые фантазии, которые на рояле играл Даниил Крамер. Это очень здорово. Кого-то еще пропустил? А вспомнил под собственный аккомпонемент пел "телевизионная звезда и композитор" Ким Бромберг (?) нынешний лауреат и тоже нынешний лауреат Максим Дунаевский. Бромбергу сильно и с готовностью хлопала молодая женщина, которая сидела рядом со мной, наверное, его знакомая или жена.
В доме у Паши, как всегда, совершенно замечательно кормили. Мы с С.П. сумели протиснуться в зал для ВИПа, где кормили почетных гостей и членов Авторского совета. На этот раз главным и наиболее вкусным и непривычным блюдом были тоненькие, как лаваш, блины с начинкой из грибов и овощей. Их не скручивали, как традиционные блинчики, а как бы подавали нарезанными на плоские кусочки. Сидел, как и в зале, вместе с ВА.Вольским. У нас сейчас одна тема - Борис Покровский. Несмотря на свои 95 лет и, кажется, почти полную слепоту он опять ставит новый спектакль. На этот раз это опера Дашкевича "Ревизор". Мы всласть пофантазировали, как это можно будет сделать с одой стороны на крошечном пространстве зала, а с другой у Покровского и Вольского есть "задумка" сделать это как бы в присутствии Гоголя. Я вспомнил историю с эксгумацией могилы и переносом праха на Новодевичье кладбище. Не к столу будет сказано.
На мгновенье, прощаясь, я подошел к другому круглому столику, за которым сидели Максим Дунаевский и Паша Слободкин и сразу же врезался в окончание смешного разговора о самой талантливой на свете нации. Оба этим разговором наслаждались.
23 декабря, суббота. Утром, еще с семи, начал читать другую книгу Бориса Покровского "Моя жизнь - опера". Оторваться никак не могу. Это школа мне, профессионалу, хотя учиться я хотел бы всю жизнь. Что может быть сладостнее, тем более, что учеба подозревает бесконечное продолжение". Это для меня еще тем важно, что сегодня же к вечеру иду на радио "Свобода" говорить о духовности. Слово я это не люблю и не понимаю, жить в ладах с духом, с собственной совестью и с гармонией в мире, не суетно с пониманием своей в этом мире задач это также естественно для человека, как летающая птица. Как обычно сделал несколько пометок и кое-что обязательно впишу. Сейчас отмечаю цитаты и для семинара, потому что студентов надо учить на интересных и новых для тебя примерах, и для будущей статьи о Покровском. Здесь я и готовлюсь, как никогда, и боюсь, как еще никогда не боялся. Имею ведь дело со сфинксом русского искусства, вернее с одним из сфинксов, у нас их, как ни у кого много. Задача для меня и осложняется и упрощается еще и тем, что сегодня же через Виктора Адольфовича Вольского удалось договориться: завтра Борис Александрович меня вместе с В.А. примет. Естественно, как он сам отшутился. Е.Б.Ж.
Почему я не поехал на дачу? Еще неделю назад мне позвонили от Ерофеева, который ведет какую-то передачу на радио "Свобода": не соглашусь ли я поговорить в субботу в прямом эфире? О чем говорить будем? О духовности. Ну, к этому предмету у меня особое отношение. Тем более, что выяснилось, что в передаче примет участие еще и художник Олег Кулик. Тот самый, который голым изображал из себя собаку. Потом во время передачи, когда Витя Ерофеев, заявил, как Кулик перековался и ищет смысла жизни и в том числе обмолвился об его перфоменсах, я очень игриво сказал, что помню-помню, его первоменс во время презентации нового перевода "Улиса" в Доме литераторов. "Так что я теперь знаю вас с ног до головы", намекая, всем знающим, что видел, дескать, этого художника в чем мать родила, включая его не очень видный и не поддающийся судорожный мастурбации член. Не думаю, что фигура "знаменитого на западе художника была выбрана очень удачно" для этой темы. Впрочем, эти люди, творящие свое из обломков чужого, говорят всегда очень неплохо.
Второй номер я отмочил, когда кто-то из слушателей начал спрашивать у Ерофеева, как он относится к произведениям Алешковского. Здесь я достал из памяти цитату из Вл.Ив. Новикова и впилил ее. ЦИТАТА.
Сама передача началась с размышлений Вити о духовности. Для красоты изложения он даже сказал, что духовность у нас в России иногда называют "Духовка", как в повести Евгения Харитонова. Ну, тут я не утерпел и сказал, что мне кажется, Харитонов под "духовкой" - повесть, как уже немолодой мужчина в жаркий летний день "стреляет" мальчиков - имел что-то другое. Знающие поймут и догадаются. По крайней мере сидящий напротив меня четвертый наш собеседник, славист-итальянец Марк закивал головой.
Несколько раз во время передачи Витя говорил о своей победе вчера в телевизионном "Поединке" над Никитой Михалковым. Разговаривали они вчера в эфире о том, надо ли в школах вводить такой предмет, как основа православия. Михалков проиграл с небольшим счетом. Но это первый случай, когда проигрывал человек патриотического направления. В этом случае это, действительно, нечто небывалое. Но я думаю, хотя промолчал во время передачи, что дело здесь в остром, но часто и интуитивном недоверии Михалкову. Как бы тенденцию я высказал в "Труде", когда писал о том, что нельзя озвучивать "Тихий Дон" актеру, который только что сыграл в "Жмурках" бандита. Я бы тоже с удовольствием поучаствовал в этой дискуссии, если бы было можно. Но и во время радио передачи, когда стали говорить об особой духовной ментальности русских, об их бесконечных рефлексиях по поводу смысла жизни, я сказал, как бы намеком, вдогонку, высказывая свое решительное мнение, что основы православия вводить в школы все же нужно. "Надо не забывать, что русский народ, в отличии от западных народов, на протяжении несколько веков читал и перечитывал одну книгу: святое евангелие. Эта книга стала своей, из нее произрастает наше отношение к жизни и к религии. , Ну, и хватит, в конце концов этой мой дневник и мои высказывания для меня дороже, чем в данном случае чужие. В конце передачи Ерофеев сказал, что ее успеху передача обязан мне, я ее, дескать, взвинтил.
Но вот с чего я начал, после того, как Витя поговорил о духовности. Я сказал о неправомочности этого термина, который должен покрыть еще и другие человеческие качества. И начал что-то говорить о сковородке, в которой сложили все для омлета, и лук и колбасу, и свежий помидор, закрыли все это крышкой, из-под которой идет пар. Не это ли духовность? И что это такое? Есть честь, достоинство, есть честность, есть духовная жизнь, есть правдивость, есть вера в бога. Давайте рассматривать все по отдельности. Духовность это такой же туманный термин, как и интеллигентность. Ну, о интеллигентности, за которою можно спрятать почти любую подлость, я могу говорить долго.
Говорил я также и об атмосфере, окружающей нас, в которой должна действовать эта самая духовность. О мэре Кисловодска (или Пятигорска), о сенаторе, который пойман на взятке в 1,5 миллионов долларов, о милой девочке, изображенной в газете с крестиком на груди, которая сбила гаишника и потом скрывалась от суда. Это все, естественно, почва для духовности.
24 декабря, воскресенье. Вместе в В.А. Вольским в два часа были на Кутузовском проспекте у Б.А. Покровского. Я всерьез занялся статьей об этом 95 (без малого) дредноуте русского оперного театра. Мне казалось, что я буду разговаривать со сфинксом или кем-нибудь из античных богов. И представить невозможно, сколько в памяти и чувствовании этого человека хранится. Я уже не говорю, как я благодарен В.А., что он организовал эту встречу. Но сколько интересного и важного В.А. рассказал, он же работает с Б.А. Покровским 25 лет, все знает, а еще больше, интуицией подлинного художника знает. Мне это было особенно приятно, потому что и преданность, и привязанность к кому-либо чувства почти забытые.
По мере того, как я одну за другой читал книжки Б.А.Покровского и отчеркивал цитаты я все острее и острее понимал, что без разговора с ним, без личного момента я эту статью не напишу. Вдобавок ко всему, представилась возможность посетить еще и знаменитый дом на Кутузовском. В этом смысле дом не подкачал, заходили со двора и в подъезде и встретили нас две партии охранников. Но видимо и в этом доме не все бывало в порядке, в квартиру ведут две пары металлических дверей.
Борис Александрович встретил нас по московской традиции у дверей. Спина видимо, не такая прямая, как в молодости, но ведь самостоятельно, без помощи идет, и сразу же, после первых слов, стало очевидным - ясный, подлинный и молодой ум.
Разговаривали довольно долго. Попутно я рассматривал староватую мебель, некоторый пыльноватый антиквариат, потертый коврик. Удача ходит не одна - женой Бориса Александровича была знаменитая певица Ирина Масленникова, бывшая вдова легендарного тенора Сергея Лемешева. Неужели все забыто? Судя по всему Ирина Ивановна, женщина тоже не юного возраста, сама ведет хозяйство, сама готовит, возможно, и убирается в квартире. Вот тебе и народная артистка СССР. Но надо еще подрабатывать, она ведет класс в консерватории и консультирует в центре Вишневской. Думаю, что здесь не только непресекающийся интерес к искусству, но и деньги. Народные артисты редко бывают к старости богатыми.
Во время беседы я делал записи, но все это переносить в Дневник, пожалуй, не стану, большинство из записанного мною, войдет в статью. Я, правда, сразу же заметил, что многое я уже знаю из книг его же книг. Но ощущение от этого гения оперной режиссуры огромное. Может быть, самое неожиданное это бесстрашие жизни и удивительное умение прощать врагам. С возрастом это не приходит, это может стать только итогом жизни.
В Москве впервые выпал большой снег, но сразу же принялся таять.
25 декабря, понедельник.
Вечером на поезде уехал к себе в Пермь Витя. Уехал счастливый, потому что после длительных телефонных переговоров его Лена все же решила оставить ребенка. Не спел он закрыть дверь, как позвонил Леня Павлючик - "Надо написать об итогах телевизионного года для "Труда". Вот так я, наверное, плачу за многолетнюю бесплатную подписку.
"Минувший год - год невероятных достижений на нашем родной, постсоветском телевидении. Вон она полная победа рынка над зрителем. Вот что значит власть денег, отсутствие цензуры и тонкий вкус. О, Александр Малахов, Тина Канделаки, Лолита Милявская и Глеб Пьяных. Уже эти имена вызывают интеллектуальный восторг открытий. Мы варастили их, взлелеили их талант, отдали им наши сердца! В наше свободное время да твою гильотину идеологический отдел ЦК КПСС,!
За минувший год мы добились наибольшего количество телесериалов на душу населения. Этот тебе ни какая-нибудь импортная американская скорая помощь, все сплошь убийства, менты, бандиты, воры, сутенеры, подделки, кражи, мордобой, сожженные машины, расчлененка, пожары, выстрелы, взрывы. Какой впечатляющий балдёж, какое милое затуманивание мозгов. Какое сладкое, словно пирожное "Рафаэлло", возникает ощущение, что ничего другого в стране не происходит. А если, чего-то говорит президент и распекает своих министров, то разве это тоже не отрепетированный сериал?
Наше телевидение за минувший год стало лучшей в мире школой актерского мастерства. Разве получили бы признание Федор Бондарчук, Екатерина Стриженова, Борис Щербаков, Юрий Семчев, Наталья Фатеева, Лидия Федосеев-Шукшина если бы не снимались в высокоталантливых клипах. Свой опыт перенесли они потом в театр и на большой экран. Потому что только авторитет рекламных клипов придает актеру любовь и уважение зрителя. И не надо этого стесняться. Вперед, товарищ!
Наконец, как значительно подняло телевидение прожиточный уровень народа. Зажиточным жителям сельской местности, поселковым врачам и медсестрам, фабричным и сезонным рабочим, наконец гастрбайтерам живущим в пылающих от электрообогревателей вагончиков теперь есть к чему тянутся и чему подражать. Только на экране телевидении они могут съесть роскошные рыбные и колбасные нарезки, узнать вкус драгоценного оливкового масла, ощутить аромат бессмертной Шанели, и атаку мыла красной линии по самым интимные места, они даже смогут удлинить на дюйм ресницы, не говоря уже о бриллиантах, шубах и автомашинах самых престижных марок. С новым годом, телевидение!"
26 декабря, вторник. Даже литература, которую я постоянно читаю, пока ограничивается тем, что пишут мои студенты. Уже после десяти был на работе. Поговорил с М.Ю., потом поговорил с БНТ. Все о том же, в том числе и о том, почему не приду на собрание. Ссорится с ректором не хочется, но вопросы задать ему, как "гаранту" по поводу письма из ассоциации выпускников могу. Их несколько, в том числе и "не легитимности" его собственного избрания. БАНТ мне часто последнее время становится жалко. Он все время не хочет что-нибудь менять, это в наше время опасно. Говорили в том числе и о том, что надо брать на кафедру еще одного мастера на поэзию. У меня пока два варианта, которые мне нравятся: Юнна Петровна Мориц, но она, наверное, не пойдет, или дать семинар паре толковых и молодых выпускников: обоим Максимам, Лаврентьеву и Замшеву. Максим, кстати, придумал замечательный термин: черти православные.
Провел последний семинар в этом семестре. Долго ломал голову, как его построить, потому что решил обсуждать сразу два материала: Володю Репмана с его чистой полуфилософской прозой, эдакие притчи и ложносказания и вполне зрелый рассказ Саши Трухина, который бросил свой Иркутск и устроился в Москве. Рассказ Саши называется "Курган" и сделан чуть под Маркеса, вернее между Маркесом и Лесковым. Моя задача была довести до Володи, который радует меня тем, что думает, еще и необходимость активнее работать над изобразительной стороной свои философий. Я заставлял ребят читать отрывки вслух, что делаю очень редко и фантазировать, чтобы мог подумать Мастер, прочитав их рассказы. Мне важно было, чтобы мои мысли возникли у ребят почти без моей помощи. Так оно и получилось.
В четыре я успел в "Литгазету", где сегодня, через год после объявления о награде, мне решили ее вручить. Собрались в кабинете у Юрия Полякова. Он умудряется всему придать милый и семейный характер. Достали бутылку коньяка, были конфеты, но, главное, в сласть поговорили о сегодняшней литературе. Говорили о премии, о победе Ерофеева над Михалковым на телевидении, о литературных премиях, о "Дебюте", об Агентстве Сеславинского. Я практически опубликовал свою мысль, что мы все время ищем виновного в таком крушении отечественной литературы, виним правых и левых и забыли о том, что за эту ситуацию в первую очередь отвечает Агентство. С его попустительства сложилась подобная система, в том числе и система "близких" и "связей". Юра говорил, о том, что уже два раза у него была возможность донести свою точку зрения на литературу, ее жизнь и в том числе на положение с современными литературными премиями до Президент. Но каждый раз он вынужден был промолчать - уж кому-кому, а ему-то я верю, он всегда боец, - потому что оба раза он был один, поддержать его было некому. Естественно "возразителей" набиралась целая свора. Поговорили и об одном молчащем писатели, который смог бы в тот момент, по убеждениям, Полякова и его точку зрения поддержать, но по обыкновению всегда молчит. Это мне хорошо знакомо по некоторым моим друзьям.
После разговоров мне вручили и подарок - "фирменные часы", и грамоту, и денежки очень хорошие.
Звонил А.Ф. Кулаков(?).... Он ко мне более внимателен, чем я к нему.
27 декабря, среда. Петр Алексеевич Николаев, не успел я ему дать свои "Дневники" уже написал рецензию. У талантливого человека особое зрение - он написал скорее статью об исповедальной прозе и, как всегда, с массой подробностей, литературных фактов и неожиданным взглядом. Но две недели рукопись будет лежать у меня дома - в Литгазете выйдут после праздников на работу только 9-го.
Весь день выписывал цитаты, которые, наверное, войдут в статью о Покровском. Как всегда меня обжигает чужая мудрость.
28 декабря, четверг. Как сильно я в жизни проиграл оттого, что мало как бы без всякой цели разговаривал с людьми. Тут опять придется вспомнить словечко "треп", которым Покровский пользуется совершенно не придавая ему отрицательного значения. Он его употребляет в смысле "пиршества духа". Вспомнил потому что казалось бы вчера вечером по делу встречался с людьми, но так сам в первую очередь увлекся, так забыл прагматическую цель этого свидания, что кажется и прагматической цели добился, а главное покупался в чужих словах и умных мыслях.
Все это идея Юрия Ивановича Бундина. Он уже давно решил, что мне пора издать собрание сочинений. Для меня это тоже не дело престижа, а скорее факт осмотрительности. Я отчетливо представляю, что многое из того, или даже все, при огромном уважении и даже любви ко мне моего племенника, тем не менее, разлетится во все стороны. Да и кому, действительно, в наше время нужна литература, особенно моя, у которой нет своей партии ни среди правых, ни среди левых, но есть завистники, и есть ее противники.
Если говорить о, так сказать деловой, прагматической стороне дела, то у Юрия Ивановича есть приятель, который является председатель ....... Решили встретиться в кафе на Арбате в центре Слободкина, где сравнительно дешево кормят и где постоянно относительно свободно. Но пришел и еще одни друг Юрия Ивановича - Сергей Николаевич... Два момента хотел бы отметить, это в день корпоративных вечеринок полная трезвость за столом и свободный разговор практически обо всем на свете. Здесь трудно сказать, о чем говорили, но постепенно оказалось, что у одного из собеседников образование психолога, а другой с журналистским серьезным образованием. Оба, кажется, - специально ничем не интересовался, - работали еще в заоблачных высотах то ли администрации президента, то ли в организациях духовно-военных. Под грешное в пост жареное мясо и чай мысли летали, и я вдруг понял, что и моя душа еще способна летать.
В институте прошла конференция, на которой избирали Ученый совет. Я на ней не был, но меня даже не интересует количество голосов на выборах. Зато, уходя из института встретил Тимура Раджабова, студента из Дагестана. Он учится уже кажется одиннадцать лет. Сколько раз я его исключал за пьянство и восстанавливал из чувства долго по отношению к способному человеку из совершенно не интеллектуальной среды. В Москве одно время он даже торговал мясом. Но, слава Богу, и слава Аллаху, он уже на шестом курсе, заканчивает. Это наполняет меня законным чувством гордости.
29 декабря, пятница. Весь день сидел дома, готовил на кухне традиционного фаршированного судака, а потом поехал на традиционный годовой сбор в "Наш современник". Принес с собою рукопись Дневников за 2005 год. Передал Саше Казинцеву. Кто теперь будет работать, сокращать править? Последний раз это сделал Женя Шишкин. Практически вся рукопись была напечатана в "Российском колоколе". Я уже писал, что Куняев в телефонном разговоре сказал мне, что при тираже "Колокола" это не имеет значения.
Обстановка была вполне традиционной, опять два стола, много вина, хорошая дорогая закуска. Я тут же себя отругал, что за последнее время почти не читаю журнала. Но это связано скорее с тем, что как-то перестал его получать. Раньше чаще заносил его сам Ст.Куняев.
По обыкновению объявили пятнадцать премий журнала. Это как-то, через название произведений, помогло мне понять, что же журнал печатает. Имена все были знакомые, устоявшиеся и достойные.
Я сидел напротив Распутина, который мне в этой компании, мне наиболее близок. Вел как всегда Куняев, рядом с ним за столом сидел, почти ничего не говоря, талантливый наследный принц Сережа Куняев. Я хотел ему сказать, что сейчас работаю с Яр-Кравченко, а как мне известно, этим же автором интересуется и Сергей. Я вообще чудовищно отстаю в своих писаниях. Это связано с "рваным" временем, с работой, с домом. На этот раз я обратил внимание, сколько энергии у старшего Куняева и кажется, дай Бог, чтобы это было так, прочности.
Были Квицинский, Убогий, Гусев, который, кажется, болеет. Ко мне кажется, все относятся лучше, чем я ко многим, но это уже свойство моего подозрительного характера. Женя Шишкин, который тоже получил премию, как и Саша Сегень ( Саши не было, но я невольно по яростной страсти к собственной карьере этих ребят сближаю) мне показалось вел себя надменно. В его никак не желающей седеть голове похоже бродят шальные мысли, по крайней мере, его не устраивает подчиненное положение. Или я его не знаю?
Много умно и страстно говорили о стране, о политике, о народе. Сидел как всегда молча и несуетно В.Г.Распутин. Выглядит он лучше, чем я предполагал, но представляя его неутихающую боль, смотреть на него я почти не мог. Вот уж тот человек, с которым хотелось бы разделить его невыносимую боль.
После "Современника" зашел к Юре Авдееву, это рядом, попили чаю.
30 декабря, суббота. Вечером ходил в "Рамстор" за недостающими продуктами. Мы, русские, забытые своим правительством и Богом, стали придавать какой-то мистический смысл Новогодним праздникам. И особенно, чтобы много на праздник было еды и питья. По этому поводу есть определенная статистика, которая свидетельствует, как много в эти дни люди опиваются и объедаются. Новый магазин, открытый на проспекте Вернадского, был переполнен. Кроме отделения продуктов, поднялся еще на этаж выше, где безумствует телевизионная техника. Там на одном из множества экраном вдруг увидел: казнят Саддама Хусейна. Я сразу понял, что это знаковый момент: после этого наша европейская демократия стоит ровно ломаный грош. Кроме гуманистической компоненты, здесь еще и фантастический нерасчет. Этот гнусный акт, безусловно, отразится на всей мировой политике. Хусейна не жалко, жалко человеческой жизни и завоеваний демократии, которая с помощью и нашей страны превратилась в половую тряпку.
До двух часов ночи смотрел по каналу "Культура" двухсерийный фильм "Казанова" с Питером О Тулом в роли старого Казановы. Вот что значито классический сюжет, его без конца поворачи вают в соответствии с запросами времени. Теперь здесь тема вечной, проходящей через всю жизнь любви, к некой Генриетте. Естественно много костюмов, погонь, секса. Кинематограф изобрел специальные позы, которыми не часто пользуются в жизни, чтобы постоянно напоминать зрителю, что без этого, без подобных сцен, искусство не бывает.
31 декабря, воскресенье. Я вполне мог бы на основании опыта своей жизни написать книгу о домоводстве. Не то что многое умею, а скорее много по дому делю. А если уточнять, то приходится делать: и имущества много, которое все время требует присмотра, и дома без, как говорили раньше, без прислуги, необходимо все время что-то делать: то стирать, то мыть посуду, то убирать квартиру, А еще подпирают книги, техника, число которых растет и растет, машина, собственное нездоровье и ощущение, что время уходит и сейчас ни одного дня нельзя пропустить, чтобы пару часов не поседеть за письменным столом. Как я раздражаюсь, когда утро начинается не с компьютера или бумаги, а с мытья посуду, с похода в магазин или со стирки.
До трех часов возился на кухне, резал салат, созидал корейскую морковку, мыл овощи, доставал посуду, разбирал у себя на письменном столе, искал скатерть и нашел только ту, которой пользовались год назад, с подтеком старого воска, размораживал мясо, как всегда мыл посуду. Остро чувствуется отсутствие Вити.
В.С. чувствует себя после вчерашнего, довольно благополучного диализа, все же скверно, но, кажется, после двух бессонных ночей все же отоспалась. Я естественно встал рано.
После первого приступа хозяйствования, преодолеть котором помогла подоспевший к часу С.П., часа в четыре разошлись: С.П. ушел домой собираться, потому что завтра уезжает к сыну на несколько дней в Крым, а я вышел подышать.
Сильно подморозило, в "Штокмане" видел уцененный костюм за 7.000 рублей, который, конечно, не долежит до 3-го числа, когда я смогу его купить. Правда, костюм летний. На дверях развлекательного центра "Фишка" на Ломоносовском проспекте висело объявление: "Требуется уборщица со знанием русского языка". По поводу этого объявления мыслей тьма, но, боюсь, это все мысли для социолога.






http://lit.lib.ru