Большинство государств погибло скорее от самоистощения в войне, чем в результате действий противника[1]
Б. Гарт
После начала специальной военной операции России на Украине произошло много кардинальных, даже радикальных, изменений в ВПО в мире, и в политике России. Одно из них, вызвавшее многочисленные дискуссии в СМИ и на политическом уровне, – о будущем состоянии ВПО в мире и о будущем «образе России» в этом ВПО в контексте «прощания» с глобализацией и Западом, или, второй, нарастающей тенденции политической и экономической автаркии. Любые действия рассматривались с позиций сторонников и противников этих подходов. Так, на Петербургском экономическом форуме (СПЭФ) 16–18 июня 2022 года, эта разница в подходах особенно усилилась, в том числе и потому, что в эти дни совпал визит лидеров Германии, Франции, Италии и Румынии в Киев, которые формально поддержали режим нацистов, а не формально (как считали некоторые в Германии и почему-то многие в России) пытались подтолкнуть Киев к компромиссу[2].
С.В. Лавров охарактеризовал этот первый подход как стремление «Запада, который хочет обеспечить лидерство в США на веки вечные, включая не только Европу, но и Азиатско-Тихоокеанские регионы (создаются AUKUS, QUAD), сдерживать Китай и изолировать Россию»[3].
В любом случае речь шла о том, какая будущая МО-ВПО в мире будет доминировать, в какой архитектуре, и с чьим доминирующим участием. Очевидно, что «прощание России с Западом» означало одновременно и усиление тенденции формирования нового центра силы, возможно, на базе Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), члены которой (Китай, Россия, Индия, Бразилия) стали проводить более активную внешнюю политику, дистанцируясь от Запада. К ним захотели примкнуть другие государства, например, изменить свой статус наблюдателя на члена организации, – Беларусь.
Иными словами, Запад и его военно-политическая коалиция по-факту в 2022 году превратились в самый сильный, но уже не единственный центр силы в мире, а его господство в финансах и экономике, как оказалось, не таким значимым по отношению к его зависимости от природных ресурсов.
В этой связи исключительное значение приобретает то представление о будущем состоянии МО и ВПО, которое будет решающим в правящей элите России при формировании СНБ РФ. Оно может быть (как заявил один из участников СПЭФ) «возвращением в глобализацию» (и повторением внешней политики 90-х гг.) или признанием формирования новых реалий ВПО и необходимости самостоятельной стратегии России во всех областях, «не закрывая полностью фортки на Запад». От того, какая оценка будет преобладать, в конечном счете, во многом будет зависеть и стратегия России[4].
Если «возвращение в глобализацию», то неизбежен путь, по которому так или иначе шла Россия до начала 2022 года, – сырьевая экономика, и отток валюты за рубеж, ориентация на интеграцию в западные системы ценности (прежде всего, товары), игнорирование национальных интересов и институтов. На мой взгляд, после начала специальной операции возвращение стало невозможным. В том числе, и, прежде всего, по внутриполитическим причинам. Подъем патриотических настроений в обществе и подлое поведение правящей элиты уже не простят.
Второй вариант стратегии еще только начал прорисовываться, с трудом преодолевая инерцию и сопротивление либералов и компрадоров в правящей элите. Этот вариант СНБ – трудный, но правильный, путь, ориентированный на развитие НЧК и национальных институтов. В нем, естественно, важнейшую роль и играют силовые институты государства и общества, в том числе, военные и правоохранительные, и интеллектуальные, в особенности, ВС и ОПК.
Таким образом, будущее ВС и ОПК (как и во времена «перестройки» Горбачева) и всего стратегического планирования в военно-политической и военно-технической области будет зависеть от вектора избранной стратегии, т.е. в решающей степени будет зависеть от направления движения, выбора общенациональной стратегии. Как известно, в конце 80-х гг. прошлого века правящей элитой СССР был сделан ошибочный выбор. Попробуем рассмотреть ситуацию подробнее.
В целом, развитие современного сценария МО-ВПО после декабря 2021 года пошло по своему наиболее радикальному, хотя и прогнозировавшемуся[5] мною и, наверное, неизбежному варианту. В 2014 году я писал о развитии наиболее вероятного сценария «Глобального военно-силового (вооруженного и не вооруженного) противоборства», который мог развиваться в двух вариантах, а именно:
Вариант № 1 – «Оптимистический»: «Силового вооруженного и не вооруженного противоборства, использующего военную силу в ограниченных масштабах». Гибридная война в этом случае была неизбежна, но её военные компоненты были достаточно ограничены территориями и масштабами применения. Эта война против России могла быть, например, как война в Афганистане против СССР или на Северном Кавказе, где с помощью финансов и современного оружия создавался очаг напряженности, доставлявший России прямую угрозу, более того, имел перспективу для расширения.
Вариант № 2 – «Пессимистический»: «Силового вооруженного и не вооруженного противоборства в глобальных, не ограниченных масштабах». Этот вариант предполагал, как минимум, два подварианта реализации:
– Первый, – когда глобальное военно-силовое противоборство оставалось глобальным, но преимущественно силовым, но не военным.
– Второй, – когда собственно военно-техническое участие западной коалиции развивалось бы по эскалации, приобретая постепенно форму прямого военного участия, на фоне глобального не военного силового противоборства Запада с Россией.
Другими словами, разница между двумя вариантами заключалась в их масштабах и количестве субъектов ВПО, участвующих в противоборстве, а различие в подвариантах – в степени военно-технического участия и его масштабах.
Зимой-весной 2022 года полностью подтвердился мой прогноз относительно первого варианта: широкая, почти глобальная, западная военно-политическая коалиция развернула масштабную гибридную войну (ГВ) против России. При этом, угроза перехода ко второму варианту сценария в мае-июне этого года стала вполне реальной. Пока что в первом подварианте – нарастающего военно-технического участия, в котором активно задействованы все члены западной военно-политической коалиции, поставляющие на Украину (фактически против России) ВВСТ. Массированные поставки вооружений, прежде всего ВТО большой дальности, фактически означали прямое участие стран Запада в военном конфликте на Украине, прямое, но не формальное прямое участие.
Вместе с тем, переход ко второму подварианту – прямому военному участию западной коалиции против России – всячески отрицался.
Подобное развитие ВПО с января по август 2022 года свидетельствовало о точности оценки его состояния и прогнозе со стороны СНБ РФ и В.В. Путина в декабре 2021 года. Оценка состояния МО-ВПО руководством России была вполне точной (в отличие от целого ряда лет). Более того, в 2022 году В.В. Путин признал, что «нас приперли к стенке и у нас не было других вариантов» («Я хочу, чтобы всем было понятно, и у нас в стране, и за рубежом, нашим партнерам чтобы было понятно: дело даже не в той линии, которую мы не хотим, чтобы кто-то переступал. Дело в том, что нам некуда уже отходить. Они же нас приперли к такой линии, извините за моветон, что нам дальше двигаться некуда!»)[6].
Это, повторюсь, на мой взгляд, полностью соответствовало не только адекватности оценки состоянию МО-ВПО в декабре 2021 – феврале 2022 года, но и прогнозу его развития. Решение, принятое В.В. Путиными относительно специальной военной операции, было вынужденное, отчасти, даже, на мой взгляд, несколько запоздалое, потому, что, вероятнее всего, прежде к нему Россия просто не была еще готова ни военно-технически, ни политически.
В этой связи, особенно актуальным становится стратегический прогноз развития конкретного варианта сценария МО-ВПО и, как следствие, СО на среднесрочную и долгосрочную перспективу[7]. Такой прогноз должен стать основой не просто для корректировки общей национальной стратегии России в условиях расширяющейся гибридной войны (ГВ) и её вероятного перехода в полномасштабные военные действия на территории европейского ТВД, для полной смены национальной стратегии безопасности и развития России (и, как следствие, СНБ и прочих нормативных документов), учитывая возможность расширения операций на других театрах военных действий.
В этой связи, напомню, что общий подход к значению и последовательности стратегического планирования в стратегии России мною был описан не раз в самых разных работах, в том числе и в самом начале этой работы[8], а также – более подробно – в 1-ой главе этой части.
Если вернуться к этому описанию, повторив очень обще и коротко порядок, то алгоритм разработки стратегии выглядит следующим образом:
– 1-й этап, когда изначально принципиально важна максимально точная оценка и прогноз перспектив развития МО-ВПО, вычленение наиболее вероятного сценария и его вариантов развития[9];
– 2-ой этап, когда происходит конкретизация национальных интересов и их формализация в целях и задачах в новых военно-политических условиях;
– 3-ий этап, когда, наконец, – разработка наиболее эффективных средств и способов противоборства в зависимости от наличия и перспектив развития национальных ресурсов.
Очевидно, что на всех этих этапах возможные самые разные субъективные оценки политиков, военных и ученых, которые порой могут существенно отличаться друг от друга. Прежде всего, потому, что не трудно заметить, что в период 2020–2022 годов во всех этих областях произошли самые радикальные изменения[10]. Но и потому, что разброс субъективных мнений очень широк.
При этом зависимость от субъективного фактора – политической воли и способностей правящей элиты – продолжает оставаться решающим фактором формирования стратегии, не смотря на все имеющиеся и потенциально растущие возможности сбора и обработки информации. Не является исключением и моя точка зрения, которая (если говорить по-порядку) коротко выглядит следующим образом:
1-ый этап – развитие ВПО продолжается по описанному выше сценарию в его «Варианте № 2», когда происходит постепенный переход к прямому не только военно-техническому, но и военному участию западной коалиции в силовом противоборстве с Россией. При этом, США будут стремиться контролировать эскалацию, не допуская перехода военного конфликта с территории Европы на территорию США и применение ЯО.
2-ой этап – в России должен ускоренно завершиться пересмотр национальных интересов и приоритетов в пользу национального и социального вектора развития, как обязательное условие сохранения внутриполитической стабильности и сохранения экономики в неблагоприятных внешних условиях;
3-ий этап[11] – Россия должна ускоренными темпами развивать национальные институты развития – государственные и общественные – в наиболее важных областях, ориентированных на силовое противоборство:
– науке, образовании, технологиях;
– НИР и ОКР, промышленности ОПК:
– ЧК и институтах НЧК ВС и других силовых органов
_______________________________________
[1] Стратегия непрямых действий: (пер. с анг.) / Бэзил Лиддл Гарт. М.: АСТ, 2018, с. 501.
[2] Замглавы МИД России Сергей Рябков 14 июня по этому поводу даже заявил, что Москва поставит точку в «специальной военной операции» «там, где это нам нужно, а не там, где какие-то стратеги, идеологи и военные планировщики в Вашингтоне или других столицах представляют себе эту ситуацию»// Россия перешла в контрнаступление. Коммерсант, 17 июня 2022 / https://www.kommersant.ru/doc/5413628
[3] Интервью Министра иностранных дел России С.В.Лаврова телеканалу НТВ, 16 июня 2022 г. / Официальный сайт МИД РФ / https://www.mid.ru/ru/foreign_policy/news/1818292/
[4] О зависимости стратегии государств от состояния МО-ВПО было написано немало, в том числе и в рамках этой работы в предыдущих разделах. Стратегическое планирование в России несколько десятилетий исходило из системы оценки угроз и данных, формирующихся из ВПО.
[5] См., например: Подберезкин А.И. Вероятный сценарий развития международной обстановки после 2021 года. М.: МГИМО-Университет, 2015, СС.258-259.
[6] Путин заявил, что Россию «приперли» к красным линиям // РБК, 28 декабря 20212 / https://www.rbc.ru/rbcfreenews/61c864259a794705c39b1fea
[7] В частности, в мае 2022 года меня попросили в ВАГШ подготовить доклад на эту тему для круглого стола, планировавшегося на август того же года в рамках «Армия 2022».
[8] См., например: Подберёзкин А.И. Состояние и долгосрочные военно-политические перспективы развития России в XXI веке. М.: ИД «Международные отношения», 2018.-1503 с. (См. также Глава № 1 и Глава № 2 Часть I. настоящей работы).
[9] Моя оценка во многом совпадает с оценками экспертов, например, НИИ № 46. См.: Военно-технические и военно-экономические аспекты итогов и уроков Второй мировой войны / кол. авт. под ред. проф. Викулова С.Ф. М.: АПВЭ и Ф, «Канцлер», 2020, сс. 145–147.
[10] Глазьев С. «Такие события, как сейчас, происходят раз в столетие: С. Глазьев о сломе эпох и смене укладов. Глазьев. ру, 28.03.2022 / https://glazev.ru/articles/165-interv-ju/100553-takie-sobytija-kak-seychas-proiskhodjat-raz-v-stoletie-sergey-glaz-ev-o-slome-jepokh-i-smene-ukladov
[11] Очевидно, что даже короткий перечень мер предполагает гораздо больше места. Тем не менее, на мой взгляд, даже в коротком комментарии можно вычленить приоритеты.
