Наша беседа с Эдвардом Радзинским произошла накануне двух событий: первое - писатель закончил работу над своей новой книгой. И второе - завтра в Санкт-Петербурге состоится его вечер.
Российская Газета: Эдвард Станиславович, вы приучили читательскую аудиторию России ожидать ваши новые книги. Ходят слухи, что у вас готова новая рукопись - об императоре Александре Втором...
Эдвард Радзинский: Для меня эта книга - заключительная часть тетралогии о прошлом, которая условно называется "Русская трагедия": это книги о последнем русском царе Николае Втором, первом большевистском царе Иосифе Сталине, русском мужике Григории Распутине. И наконец - император-реформатор Александр Второй. Герои этих книг - отцы и жертвы великой исторической драмы, разыгравшейся в России в конце ХIХ - начале ХХ веков. Это была одна из сложнейших эпох, в какой-то мере это была русская перестройка. И не случайно термины, которые были рождены во время реформ Александра Второго, будут повторены в следующей русской перестройке, включая те же грабли, на которые наступал Александр Второй. "Оттепель", "гласность" и даже слово "интеллигенция" появились в это время. Загадки того времени, я думаю, касаются не только России: русский террор, родившийся во время Александра Второго, удивительно предвосхитил террор ХХ века. И в нынешних газетах можно прочесть те же фразы и увидеть те же идеи, которые волновали давно истлевших в земле русских террористов времен Александра Второго. Даже понятие "война с террором" принадлежит все тому же Александру Второму и его времени.
РГ: Какой вам представляется фигура императора Александра Второго?
Радзинский: Он был удивительно парадоксален: он страстно повел страну вперед и при этом... все время оглядывался назад... Он хотел ввести Россию в круг европейских государств, вел страну к конституции, этот вечный русский маятник между Западом и Востоком он раскачивал на Запад - и тем менее на Западе очень малоизвестен. Он не только освободил 23 миллиона русских рабов, он реформировал всю русскую жизнь. Недаром с его временем совпал величайший подъем в истории России. Это был "великий русский Ренессанс", "великий ледоход" - именно таковы слова русских публицистов его времени. Свобода дала толчок талантам. Достоевский, Толстой, Тургенев, Менделеев - это первые имена из той когорты знаменитых писателей и ученых эпохи Александра Второго. Но убийство Александра Второго заставило его сына поверить в столь частое у нас убеждение: что вперед - это значит назад, что надо повернуть колесо истории вспять к временам Николая Первого.
Император Александр Третий постарался забыть о делах отца, наследники последнего великого русского царя вновь постарались вернуть Россию в состояние привычной азиатской автократии. Я люблю цитировать разговор Александра Третьего со своим адъютантом Рихтером. Император говорит адъютанту, что его что-то тревожит в состоянии России, и адъютант Рихтер произносит замечательный монолог: мол, представьте себе, государь, огромный котел, внутри которого бурлят газы, вокруг него ходят люди с молотками и старательно заклепывают дыры. Но однажды газы вырвут такой кусок, что заклепать-то будет нельзя... И Александр Третий застонал как от боли. Но, застонав, ничего не сделал... И газы разорвут котел, и детонатором взрыва станет Мировая война. И сыну Александра Третьего придется трагически понять то, что понимал его дед, Александр Второй, когда вел Россию к конституции.
РГ: Когда ваша новая книга поступит к российскому читателю?
Радзинский: Думаю, в конце года. Дело в том, что я никогда не тороплюсь с выпуском законченных книг. Мне надо дать книге отлежаться, мне надо понять до конца то, что я написал. Для этого надо как бы отрезать пуповину, стать свободным от ребенка. Обычно последнюю правку я делаю через полгода после того, как закончил книгу.
РГ: Западное издание будет отличаться от отечественного?
Радзинский: Нет. Мои книги, изданные на Западе, никогда не отличались от наших. Дело в том, что я стараюсь с самого начала как бы писать для мира. Я не понимаю, как можно делать один вариант для Запада, другой для России. Книга есть книга.
РГ: Когда я спрашивал вас об отличии изданий, я имел в виду тот непреложный факт, что на Западе порой об Александре Втором не знают того, что проходят у нас по школьной программе...
Радзинский: Именно потому, что наши читатели обладают знаниями из школьной программы, их ждут в книге некоторые сюрпризы. Дело в том, что личность Александра Второго, его истинные мысли, его истинные свершения были похищены теми, кто пришел после. И наши историки, которые всегда очень чутко откликались на политическую ситуацию, делая историю политикой, обращенной в прошлое, несколько... скажем так... исказили образ царя-реформатора. Я попытаюсь снять этот политический налет и рассказать про этого поразительного человека - человека, который сильно опередил свое время. Но, к сожалению, слишком поздно понял одну вещь - начинать реформы в России всегда очень опасно, но куда опаснее их останавливать...
РГ: Видится ли вам в истории мистика?
Радзинский: Когда вы начинаете чувствовать чертеж Господа в истории, когда видите, как среди исторических событий помещены многочисленные Его предупреждения и как человечество упорно отказывается их понимать, - это и есть мистика. Мы же видим, как Он долго терпит, а потом больно бьет, когда желания народов начинают не совпадать со стремлениями истории. Столь часто повторяемая формула: "Глас народа - глас Божий" заставляет меня удивляться. Глас народа весьма часто не был гласом Бога. Пушкинское "Народ безмолвствует" намного точнее. И лидеры должны слышать голос народа, но слушаться голоса истории.
Иногда это очень трудно.
РГ: Некоторые писатели прошлого и настоящего уверены в том, что слово имеет мистическую природу. Вы согласны с этим?
Радзинский: У слова есть особая энергетика, поэтому я люблю цитировать подлинные слова героев - они возвращают человека, и я это ощущаю. Порой, заплутавшись в своей работе, вы чувствуете, как подлинное слово персонажа как бы выводит на истинный путь. Это совсем не мистика - просто другие законы другого мира.
РГ: Пользуетесь ли вы Интернетом?
Радзинский: Да! Если бы Интернет вместе с компьютером появился лет на 30 раньше, количество работ, которые я сделал, было бы несоизмеримо в сравнении с тем, что я написал по сей день.
РГ: Большая ли у вас библиотека?
Радзинский: Не скажу, чтоб очень большая. У меня в основном библиотека в голове. Книги, которые я читаю, они остаются в моей памяти. Странно остаются: когда они мне не нужны, я про них не помню. Как только начинаю на какую-то тему писать, они поднимаются откуда-то из памяти. Поэтому иногда я ошибаюсь в моих книгах, в них встречаются какие-то анекдотические ошибки. Просто я так верю себе и своей памяти, что не могу заставить себя проверить. А поскольку редакторы тоже, видно, мне сильно верят, то и они иногда свою работу не делают.
РГ: О чем вы собираетесь завтра рассказывать на своем вечере в Петербурге?
Радзинский: Я не могу вам даже сказать, о чем буду говорить. И это не кокетство... Чтобы понять, что говорить, я должен выйти в зал и почувствовать аудиторию... Я не знаю, что такое петербургский зал. В Москве я чувствую невероятную готовность зала и его жажду услышать. Я не умею бороться с залом, это не мое. Конечно, я что-то готовил к выступлению, но, как правило, то, что я готовлюсь рассказать, почти точно рассказывать не буду. Встреча с залом - это абсолютно другое. Ибо должна быть импровизация. Я выхожу только для одного - рассказать на примерах о некоторых идеях, которые меня волнуют. Но какие это будут примеры, повторяю, - пойму только, когда выйду в зал.
РГ: В заключение вопрос - очень простой и очень сложный: Эдвард Станиславович, что будет с Россией?
Радзинский: Эта тема вечна: "Русь, куда же ты несешься, дай ответ!" Так же, как вечное - "Не дает ответа".. Дайте мне возможность поговорить и об этом в Петербурге на вечере. Одно я только скажу: страна, где такое количество часовых поясов, что даже деньги не надо печатать - их просто можно возить из одного пояса в другой ночью, страна, где такое количество полезных ископаемых, - чтобы погубить эту страну, надо, наверное, родиться гением. К счастью, гения пока в этой стране не предвидится.
РГ: Интересно, кем тогда надо быть, чтобы возродить этот народ и эту страну?
Радзинский: Это слово "возродить" - оно неправильное. Все, что с нами происходит, закономерно. Я много раз повторял и не устаю повторять: путь из рабства в свободу, он по Библии идет через пустыню. Это очень долгий путь. Страна, которая жила 80 лет без Бога, отринув его, страна, которая жила без Евангелия и Библии, почему-то решила за 15 лет возродиться?! Идет нормальный процесс, труднейший процесс, с огромными жертвами, потому что путь через пустыню очень труден и за все, что произошло раньше, приходится платить.
"Российская газета" - Федеральный выпуск No3771 от 17 мая 2005 г.
