- Вам принадлежат слова о том, что "Счастье этой жизни - в общении". В этом смысле время, когда вы, приехав из Ленинграда в Москву с молодой красавицей женой Аллой Балтер, начали служить в Театре имени Станиславского, жили в знаменитом общежитии на Смоленской площади, куда приходил весь цвет московской культуры, наверное, было самым счастливым временем вашей жизни?
- Да, это общежитие славилось тем, что там было очень много интересных людей. До нас там жил драматург Миша Рощин со своей супругой актрисой Лидой Савченко. А гостей в этой квартире всегда было очень много, и гостей потрясающих: Евтушенко, Вознесенский, Ахмадулина, Окуджава Мне очень жаль, что мы приехали в эту квартиру позже, и я не присутствовал при этом. Потому что я многое бы мог понять в этой жизни. Но от этих людей нам в наследство остался особый воздух квартиры - воздух поэзии. Мы с Аллочкой всегда старались не быть одни, потому что всегда понимали, что самое ценное - это люди. Так было и в Ленинграде, и в Москве.
- Чем был вызван ваш переезд в Москву? Ведь вы служили в Театре Ленинского комсомола, работали в спектаклях Товстоногова - о чем еще можно было мечтать?
- Я не мог не уехать. Потому что ради Аллочки я ушел из семьи. Это самый большой грех в моей жизни, но без Аллочки я быть не мог. Моя первая супруга просто попросила, чтобы мы уехали, потому что мы в Ленинграде очень часто появлялись на экране с Аллочкой, а у меня росла дочь. И это было для нее очень болезненно. И мы решили уехать. Георгий Александрович приглашал нас в труппу БДТ, но когда понял, что решение наше окончательное, сказал, что даст нам рекомендательное письмо в любой театр Москвы. И он действительно дал нам это письмо, и такое, что мы, зная, как хорошо он к нам относится, даже и не предполагали, что так хорошо
- О Товстоногове известно, что он был человеком сложным. Говорили, и не раз, о его потрясающей ревности к чужой творческой самостоятельности, не будем говорить о конкретных примерах
- Да. Не будем говорить о Сергее Юрском и других.
- Но ведь и в вас есть режиссерская жилка, вы же ставили спектакли?
- Ставил. Но редко. И не у Товстоногова. Я ставил у Гончарова, который тоже очень ревниво относился к таким инициативам в своем театре, но меня благословил на это. Вообще, для меня загадка, как эти два человека, воспитавшие такое количество режиссеров - ученики были у обоих, не оставили себе преемников. Но я вам должен сказать, что я их не осуждаю. Это великое поколение режиссеров. Великое! Я же себе лишь позволял пробовать заниматься режиссурой. Но - повторюсь - крайне редко. Для Аллочки. Это совсем другая профессия. Однако вернемся к письму Товстоногова. С этим письмом мы поехали в Москву, выбрав Театр Моссовета, но, к сожалению, когда мы приехали, оказалось, что Завадский (Юрий Завадский, худрук театра. - "НИ") заболел. Он болел очень долго, а без него никто ничего не мог решить. Время шло, и нас уговорили прийти работать в Театр имени Станиславского. Там нам временно дали общежитие, сказав, что вскоре дадут квартиру. У нас с Аллочкой была комната 16 или 18 метров Наш сын Максим родился и прожил в этом общежитии "за шкафом" до первого класса школы. Иногда он выглядывал из-за шкафа и спрашивал: "А почему это папа маму кусает?" Мы терпеливо ждали обещанной нам квартиры, но руководство театра об этом обещании забыло. А характеры у нас с Аллочкой такие, что мы никогда ничего не требуем. Но когда Максиму надо было идти в школу, мы пришли к директору театра и сказали: "Как вам не стыдно!" Он очень удивился, что у нас до сих пор нет квартиры, и нам дали квартиру. Она была далеко, так далеко, что там даже еще не построили школы, и мы ее обменяли на замечательную квартиру поближе к театру, на Краснопресненской набережной, с потайным коридорчиком внутри квартиры, о назначении которого меня спросил сын. Я объяснил Максиму, что в коридорчике этом прятался дедушка Ленин. И он вырос с ощущением важной исторической миссии нашей квартирыЧто касается вашего вопроса, то мы сегодня продолжаем этот способ нашего жития - общение, общение, общение Продолжает существовать Виторган-клуб, который мы когда-то с Аллочкой сделали. Мы арендуем зал в Доме актера и встречаемся с людьми. Моя сегодняшняя супруга Ирочка - человек очень общительный. Она такая "старшая пионервожатая". Она похожа на Аллочку, в ней есть та же чуткость, умение понять, тот же интерес к чужой душе. Я знаю, что она очень трепетно относится к памяти Аллочки, бывает у нее на кладбище даже и без меня. Она понимает, что быть женой артиста - это большое мужество, ведь профессия наша требует очень многого от человека, рядом с тобой находящегося
- Раз уж вы коснулись профессии... Вы человек глубоко культурный и светлый, при этом часто и с удовольствием играете людей порочных. Объясните, в чем преимущество порока перед добродетелью?
- Вы, наверное, сами заметили, что и писатели, и драматурги, и сценаристы выписывают так называемых отрицательных персонажей лучше, чем положительных. Потому что у них мясистая жизнь. Большинство жизней, которые я прошел, я пытался дотянуться до материала. А это лучше, чем вытягивать за уши, а было и такое. Я отказывался от положительных ролей, от очень многих, особенно раньше, когда положительный герой не понимал даже, откуда дети происходят.
- Наверное, этот интерес к истинной, неотлакированной жизни был в основе вашей дружбы с Володиным и Вампиловым, лучшими драматургами вашего времени?
- Вы знаете, я ведь ставил спектакль по стихам Володина: "Стыдно быть несчастливым". У него потрясающие стихи! Потрясающие! И всю свою жизнь, более 30 лет, что мы с ним знакомы, всегда, в каком бы я состоянии ни был (а я, как нормальный человек, бываю в разных состояниях), читаю его стихи. У него была потрясающая судьба. Он все время был "прикрыт": ничего не разрешали ставить, он все писал "в стол".
- Почему?
- Почему? Хорошо бы спросить у тех, кто это запрещал. Володина "родил" Георгий Александрович Товстоногов, поставив его "Пять вечеров". А потом, в свою очередь, Володин и Розов "родили" "Современник". Ну, естественно, с Олегом Николаевичем Ефремовым и группой артистов. С Александром Моисеевичем Володиным я познакомился через Аллочку. Он увидел ее на улице и подошел знакомиться, она была очень красивая женщина. Но дело не только в этом. У нее в лице была та глубина, которая его так привлекла. Уверен, что, узнай Володин, что Аллочка бухгалтер, вряд ли он бы продолжил знакомство. Он обрел в ней человека своей группы крови. А она уже познакомила его со мной. Он был потрясающе интересным человеком. Патологически скромным. Бесконечно талантливым. Очень пьющим. Я знал немногих таких людей, потрясающе талантливых, которые отдали нашему государству все, воевали за него, отдали ему свой талант, а не получили от него ничего. Такими были и Володин, и Светлов.
- Может быть, это закономерно для поэта?
- Это закономерно для нашего государства. Такое впечатление, что это продолжается. Но, очевидно, такова Россия, и ее не изменишь.
- Верите ли вы в то, что Россия войдет в новое общество страной, населенной образованными, умными людьми?
- Мне хотелось бы в это верить, но я, к сожалению, сомневаюсь. За это двадцатилетие неимоверное число талантливейших людей вынуждены были покинуть государство, свои институты. Думаю, что вернуть это все крайне сложно. Дай Бог, если это случится при моих внуках.
- Вам пришлось терять самых близких людей
- Когда Аллочка умирала, а умирала она долго, мучительно, от рака позвоночника, и ей приходилось давать наркотики, потому что боли были страшные, я перевез ее из московской клиники за город, чтобы она могла видеть из окна деревья. И она уже редко узнавала меня. А когда узнавала, так радовалась
Потом я долго не мог найти памятник. Все было не то. И могила Аллочки стояла без памятника, и за спиной моей уже шептались И однажды случайно с другом я зашел в одну мастерскую, и там увидел то, что мне нужно, но работа не продавалась. Я уговаривал каждый день, несколько месяцев. В конце концов мне ее отдали. В ней есть что-то удивительно близкое Аллочке, в этой работе. Эта чистота ее, мудрость женская, открытость миру. И желание понять. Любого. Она всех людей видела не такими, какие они есть, а какими они хотели бы быть, должны были бы быть. Снималась у каких-то бездарных режиссеров, я говорил ей: не надо, неужели ты не видишь? А она: "Он не такой, он еще раскроется". В каждой душе искала чуда
Приходите на спектакль. Он - о том, как я живу последние шесть лет. Без нее.
Веста Боровикова
16.06.2007
http://www.peoples.ru
