Марья: Когда бы вы были военным юнкерочком, али гусариком молоденьким, вы бы не так говорили, а взяли бы саблю и всю Россию стали бы защищать.
Смердяков: Я не только не желаю быть военным гусариком, Марья Кондратьевна, но желаю, напротив, уничтожения всех солдат-с.
Достоевский: «Братья Карамазовы»
«Пацифизм» Смердякова – особенно актуален в современных реалиях СВО, когда в российском обществе не всегда осознанные антивоенные настроения стали занимать значительное место. В современных реалиях «Смердяков» – противник вооруженной борьбы России с агрессией Запада, ног, на самом деле, он – противник самодостаточности и независимости России, её существования. Это явление – социальное, сформировавшееся во времена Хрущева-Брежнева, когда материальное благополучие стало мерилом всего, включая смысла жизни.
Сторонники в российской элите двух противоположных тенденций – автаркии и глобализации – в российской истории и культуре четко представлены двумя персонажами: первый, самый большой, лагерь конформистов-либералов, условно названный «Смердяков», который представляет ту часть правящей элиты и общества, которая, как герой Ф.М. Достоевского лакей Смердяков, сожалеет о том, что Наполеон не победил в войне с Россией: "...вот и лучше бы было, если бы нас покорили-с эти самые французы, одна нация-с, очень умная, покорила бы другую очень глупую-с, и жили бы мы ... лучше...". Неоднократно замечено, что действительно в России имеются люди, рассуждающие так же как сей лакей – и насчет 1812 года, и еще кощунственнее – насчет Великой Отечественной – что то вроде того – как нам хорошо жилось бы при немцах, а теперь – при «европейцах», американцах и пр.
В мирное время они тихо ненавидят Россию и стараются «свинтить» за границу. Как и Смердяков, этот лагерь презирает и ненавидит людей, ненавидит всю Россию. Презрение лакея проявляется в главе «Смердяков с гитарой», где он рассуждает о том, «может ли русский мужик против образованного человека чувство иметь? По необразованности своей он никакого чувства не может иметь». Так и русская либеральная элита, которая ненавидит Россию, называя её «совком».
Смердяков – лакей по профессии и призванию, также как и большинство представителей русской элиты и общества, которое можно назвать коллаборационистами или даже предателями по рождению. Напомню, что коллаборационизм (франц. collaboration – сотрудничество), -добровольное сотрудничество граждан оккупированной страны с противником во вред своему государству в ходе войны или вооружённого конфликта. Так как Россия, по мнению Запада, проиграла холодную войну, то её часть правящей элиты сотрудничала с западной колониальной администрацией, более того, готова и сегодня сотрудничать с ней.
Второй лагерь существенно меньший, – государственно-патриотический, условно обозначен как «Суворов», потому, что Александр Васильевич Суворов не просто исконно русский и православный, но и непобедимый солдат империи, верный слуга своему Отечеству. Суворов – не только прямая противоположность Смердякову в отношении патриотизма, веры и чувства национальной гордости, воспитания и образа жизни, но и отношения к простым людям-солдатам и царствующим особам.
Две наиболее мощные тенденции в мировой политике начала XXI – глобализация[1] и автаркия[2] в решающей степени начинают определять направленность политики и стратегии как основных субъектов МО-ВПО – государств, – так и всех остальных акторов: институтов государства, не государственных институтов, НКО, университетов, партий, религиозных и иных организаций. Можно сказать, что влияние глобализации, которое, как казалось, ещё недавно, не только абсолютно, но и бесконечно на перспективу (вспомните нашумевшую книгу «Конец истории»), достаточно неожиданно было поставлено под сомнение потому, что сначала 90-х годов прошлого века утвердилось мнение об «окончательной» победе либерализма и глобализма под «естественным» руководством США, которое и сформировало «нормы и правила» на будущее[3].
Эти нормы и правила исключали, прежде всего, авторитаризм и системы национальных интересов и ценностей под предлогом абсолютного доминирования «универсальных ценностей» всеобщей демократизации. Одной из таких «ценностей» и основ глобализации является финансовая система, базирующаяся на долларе США. Поэтому когда В.В. Путин выступил против мировой финансовой системы в 2007 году он превратился в «экзистенциального врага» США и их союзников. Такой враг для Запада в принципе не может быть участником договоренностей.
Но по мере развития новых государств и центров силы, ускорения процесса изменений в соотношении мировых сил, абсолютный характер приоритетов глобализации постепенно размывался. Кроме очагов «сопротивления» глобализации, опиравшихся на авторитарные режимы в Иране, КНДР, на Кубе и в ряде других стран, стали динамично прорастать идеи национальной идентичности и интересов в других странах. Так, основательно зачищенное идеологическое пространство в России в 1993 году после октябрьских событий и государственного переворота Б. Ельцина, опиравшееся на государственно-патриотическую идеологию, стало возрождаться по мере развития оппозиции в стране под флагом Народно-патриотического союза России (НПСР), который к концу 1990-х годов превратился во влиятельную политическую силу, а его идеология «государственного патриотизма» стали в стране не просто востребованной и популярной, но и в итоге стала «идеологией В.В. Путина»[4]. Даже в том случае, когда это сегодня и отрицается.
Партия «Смердякова» в России отступила, а ее место заняла та часть правящей элиты, которая (не всегда, кстати, последовательно) олицетворяла позицию «Суворова». Ей очень не хватало решимости и дерзости полководца, как и стратегической мудрости греческого стратега Ксенофонта, решившего окончательно отрезать путь назад. Этот «путь назад» не отрезан до сих пор.
В политике авторитарные тенденции стали теснить, а затем и постепенно (медленно и далеко не всегда последовательно) вытеснять глобализацию, естественно, в разных областях, в разной степени. И в разных субъектах МО. Прежде всего, конечно, самим объективным ходом событий в развитии государств и превращении некоторых из них в относительно независимые центры силы, возвращающие свой суверенитет.
Но не только, некоторые из этих государств стали даже бросать открытый вызов глобализации и её лидеру – США. В частности, относительно самостоятельная внешняя политика КНР и России, а также в известной мере Индии, Бразилии, Ирана и других стран, уже в начале века стала в возрастающей степени претендовать на независимость от правил и норм, установленных США в процессе глобализации[5]. Прежде всего, претендующих на разрушение системы национальных интересов и ценностей, которые стали энергично защищаться не только в Китае и Индии, но и Иране и ряде других стран.
В начале нового века точно оформилось противоборство между этими процессами, которое стремительно набирало форму военно-силового противоборства по мере появления у тех или иных государств политической воли и экономических и военно-технических возможностей. В зависимости от того, какая из этих двух тенденций на тот или иной момент оказывалась сильнее, во многом формировалась конкретная политика того или иного субъекта, которая могла позже смениться под усилением давления другой тенденции. В России, например, в период президентства Д. Медведева 2008–2012 годов сказывалось усиление влияния глобализации, что нашло отражение в позиции РФ по Ливии, а позже в попытках закрепить эту тенденцию во внутренней политике. Это создавало удивительно подвижное, быстро меняющееся состояние МО и ВПО, заставляя каждый раз анализировать политиков, чье влияние оказывается сильнее в тот или иной момент.
Естественно, что если отношения между Россией и США в начале 2024 года фактически определились, а силовое противоборство этих двух тенденций приобрело известную определенность[6], то корректировка отношений между двумя крупнейшими центрами силы – США и КНР – с точки зрения противодействия глобализации и автаркии были в самом разгаре. Так, например, визит госсекретаря США Э. Блинкена в КНР в апреле 2024 года, когда тот попытался оказать грубое давление на руководство Китая с тем, чтобы заставить его отказаться от поддержки России, привел к сложному восприятию: с одной стороны, китайская сторона отвергла грубый нажим, но, с другой, определенные шаги по ограничению связей с Россией сделал китайский бизнес, прежде всего, банки и другие китайские финансовые институты. По этому поводу британская BBC даже трактовала, например, резкое выступление американца как «поведение на грани фола в отношении принимающей стороны»: «Энтони Блинкен приберег свои самые резкие выражения для Китая… Столь вопиющий нагоняй в китайской столице свидетельствует о явной неспособности Китая тщательно выстроить баланс между своими ключевыми интересами», сделали вывод в ВВС, более того, откровенно намекнули, что Пекину нужно выбирать между помощью Москве и торговлей с Западом»[7].
Это противоречие нашло свое отражение в официальной позиции КНР, которая была сформулирована следующим образом: «Соединенные Штаты приняли бесконечные меры по подавлению экономики, торговли, науки и технологий Китая. Это не честная конкуренция, а сдерживание…. Прекратите подрывать интересы стратегической безопасности Китая и прекратите подрывать с трудом заработанный мир и стабильность», – говорилось в официальном сообщении[8].
По сути дела, любой конфликт стал рассматриваться с точки зрения противоборства этих двух глобальных тенденций – автаркии и глобализации – во всех областях. Так, например, война Израиля с ХАМАС в Газе, начавшаяся в октябре 2023 года с нападения на израильские поселения, быстро приобрела характер войны коалиций – произраильской, за которой стояли не только США, но и все члены западной коалиции и даже некоторые арабские страны, и «пропалестинско-проиранской», за которой стояли в той или иной степени Россия, Китай и большинство стран «Глобального юга». Другими словами, противоборство между глобализацией и автаркией в политике приобрело характер коалиционного и даже цивилизационного противоборства.
Очевидно, что за таким противоборством стоят не только политические и экономические интересы коалиций, но и интересы цивилизаций. Но если глобализация идеологически изначально основывалась на либеральной идеологии (в частности, неоконсерватизме), то в основе автаркии лежат разные идеологии. Это естественно, более того, неизбежно: каждая цивилизация и центр силы ориентированы на свои национальные интересы и системы ценностей, которые и формулируют идеологические основы. Для Китая и Индии, как крупнейших и старейших локальных человеческих цивилизаций (ЛЧЦ), а также Ирана, арабских стран и других государств и центров силы этот вывод очевиден. Но он не менее очевиден и для России, чья цивилизация насчитывает также тысячелетия, а история формирует свои национальные особенности и идентичность.
Проблема, однако, в том, что Россию, как ЛЧЦ и центр силы, многие века пытаются лишить как цивилизационной («великорусской») идентичности, так и общей идеологии, ограничивая её либо религией – православием, либо социально-классовой принадлежностью. Примечательно, что как в первом, так и во втором случае этого полностью избежать не удается: в православии побеждает идея «Москва – третий Рим», а в коммунистической идеологии в конечном счете берет верх сталинизм над троцкизмом[9].
В СССР периода правления М. Горбачева часть правящей партийно-советской элиты, которая делала «перестройку», была именно из той части сохранившихся либералов-троцкистов, которая периодически «изымалась из оборота И. Сталиным», но сохранившаяся до брежневско-андропоповских времен в форме (по выражению Е.М. Примакова) внутрипартийной системной оппозиции, которой удалось прорваться к власти при руководстве М.С. Горбачева – А.Н. Яковлева. Пришедший к власти позже Б.Н. Ельцин был также часть (хозяйственная) этой оппозиции, которая быстро трансформировалась в либеральных демократов.
Не стоит думать, что эти социальные расслоения в российской элите исчезли. Более того, они усилились с началом СВО потому, что для либералов-западников возникла реальная угроза оказаться в изоляции в России, в которой стремительно набирали силу тенденции автаркии – в политике, идеологии, экономики, образовании и культуре.
К сожалению, реальной политической силы вне государственной системы у этой тенденции не сложилось: в России такая политико-идеологическая борьба продолжается до настоящего времени. Г. Зюганов и оставшиеся лидеры КПРФ не смогли до конца пройти тот путь в государственнической идеологии, который прошел И. Сталин, и добровольно уступили в конце 90-х годов не только власть, но и идеологическое пространство НПСР В. Путину, который достаточно быстро вытеснил остатки государственно-патриотической коалиции из идеологического поля набирающей силу автаркии, заняв спокойно эту поляну.
В этом смысле примечательна позиция части правящей либеральной элиты России, которая смогла достаточно быстро дистанцироваться от дискредитированной либеральной глобализации. Надо признать, что «пластичность» российской правящей элиты со времен бояр-предателей известна хорошо. Но такая эволюция дается её крайне тяжело потому, что приходится отвыкать от либеральных привычек глобализации – вседозволенности, роскоши, антинациональных и антигосударственных настроений, что приводит неизбежно к репрессиям (Т. Иванов и целый ряд неосторожных представителей этой группы-коррупционеров стали примером).
Другая часть прежде единой элиты превратилась в оппозицию, которая взяла на себя все грехи провалившей либеральной глобализации и ее издержек для России, которые хорошо показали в фильме иногента А. Навального «Предатели».
Важно только, что внешняя политика России, как и ее военная политика и информационная политика неизбежно становятся заложниками соотношения политических сил сторонников той или иной тенденции в России. Причём, исторически ясной границы между ними так и не сложилось. В наиболее откровенной форме об этом сказал В. Путин, когда он вспоминал первые периоды своего президентства как «наивные надежды» на сохранение равноправных отношений с Западом. В настоящее время такие (уже не наивные, а достаточно прагматические) надежды испытывают многие в правящей элите страны.
____________________________________________
[1] Глобализация – зд.: процесс всемирной – экономической, политической, культурной и религиозной – интеграции и унификации.
[2] Автаркия – (от др.-греч. αὐτάρκεια – самообеспеченность; самодостаточность) – система замкнутого воспроизводства сообщества, с минимальной зависимостью от обмена с внешней средой; экономический режим самообеспечения страны, в котором минимизируется внешний товарный оборот. В современной экономической лексике автаркией обозначают экономику, ориентированную внутрь, на саму себя, на развитие без связей с другими странами. В этом плане автаркия – закрытая экономика, экономика, предполагающая абсолютный суверенитет. В настоящей работе автаркия – вариант широкой экономической и политической, а также военной автономии страны, защищенной от самых негативных последствий внешней зависимости.
[3] Можно сказать, что выход книги американского политолога Ф. Фукуямы «Конец истории» в начале 90-х годов стал своего рода программой либералов-неоконсерваторов глобалистов. распространение в мире либеральной демократии западного образца свидетельствует о конечной точке социокультурной эволюции человечества и формировании окончательной формы правительства. В представлении Фукуямы конец истории не означает конец событийной истории, но означает конец века идеологических противостояний, глобальных революций и войн, т.е. окончательной глобализации.
[4] Как заявил в начале 2000 года Г. Явлинский, «В. Путин взял идеологию НПСР, разработанную А. Подберезкиным».
[5] Следует иметь ввиду, что 100% глобализации или автаркии не существует даже в КНДР. Важны пропорции между этими тенденциями.
[6] Выбор в пользу автаркии в России не был окончательным у значительной части правящей элиты им общества. Этот процесс находился в 2024 году, наверное, в своей критической точке, когда ломались прежние представления о национальных интересах, в том числе и под влиянием СВО.
[7] 26 апреля 2024 г. / https://www.fmprc.gov.cn/wjbzhd/202404/t20240426_ 11289713.shtml
[8] 26 апреля 2024 г. / https://www.fmprc.gov.cn/wjbzhd/202404/t20240426_ 11289713.shtml
[9] Эта победа в конце 80-х годов обернулась поражением, когда остатки либерального троцкизма в конечном счете победили «национал-коммунизм».
