После полета в космос меня стали приглашать на конференции, приходилось принимать участие в различных комиссиях и космических организациях. Мои учителя - специалисты, профессора, дипломаты - учили меня и учились сами. Так постепенно я и стал дипломатом.
- И не просто дипломатом, а чрезвычайным и полномочным послом!
- Действительно, это очень значимо в Министерстве иностранных дел. В МИДе свои рамки, порядки, строгий протокол - словом, это особый мир. Но сейчас я получаю зарплату как председатель Научного совета Румынского космического агентства (а когда-то был и руководителем агентства), поэтому не связан жесткими дипломатическими рамками. Так что у меня достаточно свободы, чтобы практически без ограничений заниматься любимым делом - космонавтикой.
Отбор
- Давай открутим часы на несколько десятилетий назад. Как ты попал в космонавты?
- Я закончил авиационный факультет Бухарестского политехнического института. Моя жена, Крина, училась на том же факультете курсом младше. Переехал в город Брашов, стал работать на авиазаводе. Появились дети. Мне обещали квартиру через два года. В марте 1977-го призвали в армию на полгода, в школу офицеров запаса. Я уже подумывал, как после военной службы буду устраивать свое семейное гнездо. Но в апреле командир части пришел к нам в класс, где собрались мы - молодые командиры, человек 40 нас было, и начал сначала издалека - мол, и Румыния занимается космическими исследованиями, рассказал про программу "Интеркосмос". А потом вдруг сразу спросил, не хотим ли мы попытаться пройти отбор в кандидаты в космонавты.
- Вот так обыденно? И вы так сразу приняли это предложение за чистую монету?
- Мы, разумеется, не поверили, в основном потому, что информации о том, как попадают в космонавты, не было почти никакой. К тому же румынская космическая активность не имела никакого отношения к авиации, с которой мы были связаны. И я совсем не думал о космосе. У меня есть завод, профессия, квартиру скоро дадут... Что еще надо?
Командир предложил пройти медицинское обследование. Думаю, почему бы не съездить в Бухарест? Во-первых, интересно полететь на военно-транспортном Ан-26. Во-вторых, увижу жену. Да и состояние своего здоровья неплохо бы понять. И я сказал "да".
Нас набралось 17 человек, правда, были и другие группы. Комиссия признала нас всех негодными, мы порадовались пяти дням отпуска и забыли об этой истории. Однако в августе пятерых из нас вызвали вновь, и трое прошли комиссию, в том числе и я. (В апреле я был немного простужен, да и веса лишку набрал.) По всем группам отобрали всего пятерых румынских кандидатов - четырех гражданских инженеров и одного военного.
Перевели нас в воинскую часть, где проводилась начальная подготовка: общие представления о ракетной технике и, разумеется, спорт. Стали учить русский язык. В школе я учил французский и немецкий, а русский мне давался с трудом.
В начале 1978 года троих из нас (по лучшим показателям) отправили в Москву в Институт медико-биологических проблем. Снова медкомиссия, и нас осталось только двое. "Вы признаны годными для полета в космос и поедете в СССР", - сказали нам.
Подготовка
- В каком же статусе ты приехал в Союз? Призванный на полгода лейтенант?
- К тому времени я, подлейтенант запаса, уже снова стал гражданским, но командующий ВВС предложил мне надеть погоны. Я согласился и 13 марта стал старшим лейтенантом соответственно своему возрасту. Через неделю мы уже прилетели в Москву на аэродром Чкаловский, рядом со Звездным городком. Нас встретил Алексей Архипович Леонов.
На следующий день началась подготовка по 8 часов в день на русском языке. Я понимал формулы, но говорить не мог.
В Звездный стали приезжать преподаватели Университета дружбы народов имени Патриса Лумумбы, у которых был огромный опыт обучения иностранных студентов. Добром вспоминаю свою учительницу Майюну Михайловну Яснову. Первое, что она сделала, - запретила использовать словарь. Мы испугались. Но так она заставила нас думать по-русски. Уже через полгода я мог свободно говорить и все понимать в моей сфере деятельности. А через полтора года вообще проблем не стало.
Я, совсем недавний студент, быстро вошел в атмосферу учебы, где, как в студенческие времена, иногда нужно за ночь подготовиться к экзамену.
- Вы уже группой готовились?
- Да. Кандидаты в космонавты из пяти стран. Через год добавились вьетнамцы. Мы все были молоды, занимались интересным делом, сблизились и до сих пор остаемся хорошими друзьями.
- Конкуренция чувствовалась?
- В принципе, кто полетит - оставалось делом политиков. От нас это не зависело. Но одно исключение есть. Это Митикэ Дедиу, который позже стал моим дублером. Митикэ - производное имя от Думитру, но когда мы уже учились в Звездном городке, ему поменяли имя на Думитру, решив, что на русском Митикэ звучит как-то несерьезно.
Митикэ был на десять лет меня старше. Не летчик, а инженер-связист. Майор. А я стал старшим лейтенантом за неделю до приезда в Звездный. "Ты должен меня слушать, как положено в армии, и держаться на вторых ролях", - говорил он. "Митикэ, посмотрим, как пойдут дела", - отвечал я. "Нет, я военный, и я знаю, что полечу". Он полагался на то, что старше по званию, я - на то, что надо учиться.
- И учился с усердием?
- Да. Меня очень увлекало, что мне дают совершенно новые знания, которых у меня, да и почти ни у кого не было. Мой инструктор Николай Николаевич Чухлов был на два года моложе меня. Почти ровесники, мы очень сдружились. Я оказался его самым первым учеником как космонавт. У нас обоих были амбиции: у меня - подготовиться на "отлично", у него - выучить меня на "отлично". Много раз мы оставались после занятий и продолжали работать. Он хотел, чтобы я буквально чувствовал, а не просто понимал все процессы в системах корабля. И он оказался прав. Когда достигаешь такого уровня, совсем по-другому доверяешь технике. В итоге я все экзамены сдал на пятерки, чем был страшно горд.
- Как сложилась судьба Дедиу?
- Румынские военные приезжали в Звездный городок каждые три месяца. В конце концов, они выбрали меня. Это случилось 12 мая, в день его рождения, нам объявили это официально. А 14 мая 1981 года я полетел в космос с Леонидом Поповым.
30 лет тому назад... 22 мая 1981 г. Экипаж корабля "Союз-40": Леонид Попов (командир, слева) и Думитру Прунариу сразу после приземления
Работа
- А после космического полета?
- Потом мы оба продолжали службу в ВВС. Вскоре он перешел в авиакомпанию ВВС и проработал там до пенсии. В 55 лет вышел в отставку в звании полковника. Я предлагал ему работать со мной в космическом агентстве. Он отказался, а ведь мог бы стать моей правой рукой: нам же дали уникальные знания, в Румынии таких людей больше нет. Друзей у него было мало. Он изолировался. Звоню ему иногда, но он и его семья реагируют холодно. Он все время после моего полета ревновал и чувствовал себя обиженным.
К сожалению, он не воспринял важного урока, который нам дали в Центре подготовки космонавтов: "Готовьтесь быть первыми, но всегда думайте, что будете вторыми!"
- Так ты сначала вернулся в ВВС, а потом возглавил космическое агентство Румынии?
- Да, меня включили в летный состав, но вскоре министр обороны своим приказом запретил мне садиться в кресло пилота, чтобы Румыния не потеряла своего космонавта - как Юрия Гагарина. Однако командующий ВВС разрешил мне летать штурманом, это было в его компетенции. Правда, то была не очень значительная часть моей работы. Все больше и больше приходилось заниматься космическими делами. Наконец, создали специальную должность - главный инструктор ВВС по аэрокосмической деятельности. Я начал участвовать в международных мероприятиях - проходить новые университеты.
- И тут в Румынии, как в других социалистических странах, начались бурные политические процессы.
- Шел 1990 год. Я написал премьер-министру Петро Роману докладную записку с предложением создать Румынское космическое агентство. Через два дня меня приглашают зайти в правительство. Сказали коротко: "Для вас есть важная информация".
"Ура!!!" - я подпрыгнул от радости. Надо же, как быстро, без всякой бюрократии теперь реагирует правительство! Прихожу к премьеру со словами: "Как я рад, что вы уже прочитали мою записку!" "Какую записку? - удивился он. - У нас совсем другие проблемы. Я хочу, чтобы вы возглавили гражданскую авиацию. У вас какое звание?" - "Майор". - "А какое звание хочешь получить? Генеральское?" - "Неловко, - ответил я, - прыгать через звания, которые другие годами заслуживают". - "Ну, неловко, тогда будешь полковником. Ниже уже мне неудобно".
Позвонил он министру обороны, и в тот же день я стал полковником. И начал свою работу заместителем министра транспорта и начальником гражданской авиации.
- Да, в революционные времена новому поколению руководителей всегда оказывается трудно.
- Да. Сформировались профсоюзы и выдвигали свои требования. Многие подразделения румынских авиалиний требовали самостоятельности. В 1991 году меня направили на подготовку в Канаду, а когда я вернулся, министром стал уже другой человек, который без консультаций со мной реорганизовал мой департамент. Я представил ему докладную записку о мерах поддержки гражданской авиации в новых международных условиях. А он мне: "Меня не интересует ТВОЯ авиация". Но авиация была не моя, а государственная, и я отправил ему записку, зарегистрировав ее в министерстве. Мои попытки раздражали его, и он убедил премьер-министра, что работать со мной не сможет. А через день назначил вместо меня совсем молодого неопытного летчика. Я вернулся в ВВС и служил там до 1998 года, и вот тогда возглавил Румынское космическое агентство. В 1999 году закончил шестимесячный Национальный колледж обороны (высшая школа для политиков и руководителей разных отраслей), в 2000 году стал генералом, в 2003-м получил уже вторую звезду. Так что путь от космонавта до руководителя занял более 20 лет.
Награда
- Насколько я знаю, власти не слишком благосклонно к тебе относились, начиная с послеполетной награды.
- Действительно, все началось со встречи в аэропорту Бухареста. Традиционно во всех странах своих космонавтов встречали первые руководители. Выходим мы с Леней Поповым из самолета, а сзади Леонов говорит: "Ну, Дима, дорогой, вижу, с тобой будет трудно...". Нас даже не премьер встретил, а заместитель председателя Национального совета по науке и технологиям.
Пока советская делегация была в Бухаресте, нам с Дедиу говорили: "Ребята, у вас все будет - квартира, мебель, машина...". А потом командующий ВВС позвонил: "Знаете, что-то случилось с квартирами, какие-то генералы их забрали, надо подождать". Так что за полет я получил только три дополнительные месячные зарплаты, и более ничего.
- А как же награда?
- Сразу после возвращения из полета мы получили сообщение, что руководство СССР наградило нас с Леонидом Поповым орденами Ленина и званиями Героев Советского Союза. Через несколько часов передали, что Чаушеску наградил меня и Леонида орденами Победы. Но протокол, подписанный СССР и Румынией, предусматривал, что после полета космонавтам вручают высшие награды стран. Посол СССР направил ноту: протокол предусматривает присвоение звания "Герой Социалистической Республики Румыния". В результате Чаушеску даже согласился, но жена его была против. Все же на следующий день сообщение о награждении прошло в прессе.
- Чем вызвано такое отношение к тебе? Ведь гимнастка Надя Команечи, если не ошибаюсь, стала Героем Социалистического Труда Румынии.
- Дело в том, что Надю Команечи подготовили в Румынии. А меня - в другой стране. И летал я на технике другой страны. То есть мой полет - не заслуга Румынии. Да и отношения Чаушеску с СССР были не самыми лучшими. К тому же звание "Герой Румынии" было только у Чаушеску и его жены. Никто не должен был затенять их блеск своим геройством. А меня народ принимал как нового молодого Героя Румынии. И тогда они запретили показывать меня по телевидению, газетам разрешили помещать обо мне лишь маленькие заметки на последних страницах.
- В общем, жил ты обычной жизнью простого человека?
- Абсолютно. Отправил детей к родителям в Брашов, отец был там начальником цеха на заводе, мама - учительницей, дети ходили там в детский сад, а мы с Криной жили в Бухаресте в военном общежитии. Потом с грехом пополам получили квартиру. Спали на матрасе на полу - ничего из мебели не было.
- А послом как стал?
- Когда наше руководство решило, наконец, установить нормальные отношения с Россией, про меня вспомнили. В 2004 году вручили верительные грамоты. В России фиксировали и помнили все негативные высказывания румынских руководителей о ней. Примерно четыре месяца все мои связи в Москве ограничивались департаментом МИДа, который занимался Румынией. Вот тогда я понял, что такое настоящая глубинная дипломатия. Многие журналы и газеты просили интервью, ведь и космонавт, и посол - это привлекало внимание. Все, что я сказал о своих планах как посол о том, как решить взаимные вопросы, было воспринято положительно. Я же приехал в Россию построить хорошие отношения, а не разрушать их. А через четыре месяца передо мной вдруг открылись все двери, мой телефон не умолкал, все положительно отзывались на мои просьбы о встрече. Поэтому, думаю, моя подготовка как космонавта (тогда я этого еще не понимал) позволила мне через четверть века внести важный вклад в нормализацию отношений между нашими странами. По значимости это не меньше космического полета.
Беседовал
Юрий Батурин
Источник: "Новая газета", N 50, 13 мая 2011.
