Зураб Лаврентьевич Соткилава, знаменитый оперный певец, звезда Большого театра, отмечает сегодня юбилей. Нашей публике он известен еще и как обаятельный телеведущий циклов передач об оперных певцах, а также экс-футболист, капитан юношеской сборной команды Грузии, ставшей в свое время чемпионом Советского Союза среди сборных молодежных команд. Праздничный оперный вечер с участием Соткилавы состоится в Большом театре в конце марта. Тем временем Зураб Лаврентьевич уделил время корреспонденту "Газеты" Ярославу Седову.
- Зураб Лаврентьевич, вы один из немногих академических певцов, выступавших на эстраде задолго до того, как это стало массовым явлением.
- Да, я много выступаю с эстрадными исполнителями. С некоторыми дружу - с Кобзоном, Долиной. Уважаю мастерство в любом жанре. Именно поэтому считаю, что нужно поднимать профессиональный уровень на эстраде. Сейчас побеждает примитив. Я понимаю, у шоу-бизнеса свои законы. Я всем желаю процветания. Но хочется все же, чтобы музыка состояла не из одного такта. Хотя бы из двух.
Когда я учился в Тбилисском политехническом институте, уровень наших самодеятельных коллективов первых курсов, по-моему, часто был выше, чем сегодня на профессиональной эстраде.
- Как вы попали в политехнический?
- Я вообще-то хотел в медицинский. Но тогда без блата это было немыслимо, а в политехнический оказалось проще поступить. Мне понравилась форма - красивая, с эполетами. И потом, там была сильная футбольная команда.
- Так это политехническому вы обязаны своим чемпионским титулом?
- Не только ему, но и тбилисскому "Динамо", куда меня пригласили в 17 лет. А в 1956 году я был капитаном команды сборной Грузии и мы победили на чемпионате Советского Союза.
- Вы часто бываете на стадионе?
- Да, это лучший отдых для души. Для меня огромная радость ощущать атмосферу праздника, вдыхать запах зеленого поля. А если еще и игра хорошая - это просто наслаждение.
- А петь на стадионах пробовали, как ваши коллеги Доминго, Каррерас, Паваротти?
- Ой, не люблю я открытых площадок. В 80-е годы меня приглашали выступать на Арене ди Верона. Но после того как я спел на открытой площадке в Равенне и, приехав в Верону, увидел колоссальный стадион на 20 тысяч зрителей - без акустики, с микрофонами, подумал: как тут можно петь? И тут же отказался. Сделал, наверное, большую глупость - нельзя отказываться, когда тебя зовут. Но для меня это была бы профанация. Ведь в опере главное - живой голос. А упиваться звуком из микрофона и зрелищем через бинокль - это не для истинных ценителей. Зачем тогда идти в театр?
- У вас были неудачи на сцене - серьезные или курьезные?
- В молодости со мной произошел случай во время гастролей в Германии, в городе Людвигсхафене. Это, кстати, родина Гельмута Коля, один из самых богатых немецких городов. Там прекрасные концертные залы, проводятся по-настоящему серьезные музыкальные фестивали. В Людвигсхафене я очень удачно спел "Реквием" Верди и симфонию Брукнера. После этого меня пригласили спеть Радамеса в "Аиде". А у меня уже был контракт на последующие выступления в этой партии в Италии. В Москве я пел Радамеса - правда, на русском языке, - вот и подумал, что быстро освою итальянский текст.
- И что - получилось?
- Увы. Я не рассчитал. Первый акт спел успешно, после романса была целая овация. А дальше чувствую - слов не помню. Но я не растерялся и оставшиеся акты пел то по-русски, то по-итальянски, как что мог вспомнить. Итальянцы, пригласившие меня, прочитали об этом в газетах и бросились выяснять, в чем дело. Пришлось устроить для них специальное прослушивание, чтобы подтвердить, что я могу спеть всю партию по-итальянски.
А через несколько лет на гастролях с Большим театром в Германии я пел партию Каварадосси в опере Пуччини "Тоска". Все прошло удачно, в финале - триумф. После всех поздравлений импресарио мне рассказала, что перед гастролями ее спросили: "Кто тенор в "Тоске"?" Она назвала меня и услышала в ответ: "Ой, не надо, он у нас пел". Но она все-таки настояла, и я смог себя реабилитировать.
- У вас, наверное, много возможностей постоянно работать в Европе, Америке?
- Если бы я там не жил и не знал, что это такое, то, может быть, в молодости и рванул бы. Но я не могу принять уклад той жизни. Там каждый сам по себе и за себя. Это невозможно сравнить с тем теплом духовного общения, к которому я привык в Тбилиси. Если нет общения - ради чего жить?
Ярослав Седов
11.03.2007
www.gzt.ru
