Десять дней в больнице. Десять дней над головой гудит телевизор. Считается, что он помогает. От чего, впрочем, не говорят. Дома не включал - боялся инфаркта. Теперь не избавишься: раз на больничной койке - уже не упадешь...
Десять дней на головы проткнутых катеторами обитателей хирургической палаты ниспровергаются с экрана жестокость, грубость, хамство, крики, ложь. Грохочут милитаристские барабаны. Корчат коварные гримасы воинственные политобозревательши. "Отец" русской телемысли в наглухо застёгнутом френче разыгрывает Мефистофеля. Дурость и пошлость зашкаливают...
Сосед зовёт всё это непотребство просто - зомбоящик. Тем не менее, не выпускает пульт из рук. И принимает уколы под автоматные очереди киллеров с НТВ и залпы молодящейся спичрайтерши из МИДа. А также - ругань нескончаемых полит ток-шоу. Выключенного телевизора боится. С грохочущим засыпает.
Врач щупает живот. Смотрит язык. Раздвигает веки. "Не тошнит?" "Нет". На самом деле - да. Но не от язвы внутри, а той, что снаружи. На стене. В экране. В тех, кто экран этот заставляет светить тьмой. Иного излучения это устройство не выдает. За редким, впрочем, исключением.
"В чем, по-вашему, сегодня заключено главное зло?" - на "Культуре" идёт повтор встречи с Эдуардом Успенским. На днях он умер. "В телевизоре", - уверен мэтр. То, что происходит в нем, это - безумие. Советует не смотреть. "Вот закончится эта передача, - находит повод пошутить великий автор Чебурашки и Крокодила Гены, - и выключайте".
Давайте прислушаемся к последнему совету мудрого Мастера. Знающего толк в добре и человечности. Архитектору, по сути, этих важнейших добродетелей на земле. Подарившему нам ключ к самой светлой и заветной сокровищнице нашей памяти - детству. К тому, с чего начинается всё: и ты, и родина, и мир.
Прислушаемся и постаремся уберечь себя и этот мир от тех, кому он не дорог.
