ФИЛОСОФОВ, МОЖЕТ БЫТЬ, НАДО ЗАБИВАТЬ КАМНЯМИ. НО ЛУЧШЕ ДЕЛАТЬ ИЗ ЭТИХ КАМНЕЙ ПАМЯТНИКИ ФИЛОСОФАМ
...Я спрашивала очень серьезных людей, как они относятся к Александру Дугину. Они морщили лоб, напряженно задумывались, всегда затруднялись с ответом и уходили от однозначных характеристик. Я их понимаю. Дугин - традиционалист, Дугин - революционер, Дугин - гностик... По правде сказать, я не взялась бы определять, кто такой Александр Дугин.
Передо мной - его книга "Тамплиеры пролетариата". Она составлена из опубликованных ранее статей. Книга вышла недавно. Добавлю, что имя Дугина довольно известно. На мой вопрос, какого рода деятельностью определяется содержание его жизни, Александр Гельевич сказал, что он занят ангелологией. В переводе на рационалистический язык - он изучает парадигмы мышления.
...Почему "тамплиеры пролетариата"? Тамплиеры - это воины-монахи в средневековье, члены ордена Храма, носители особого универсального знания. Это эзотерическое знание заключалось в тайне общих пропорций, которые могли соединять воедино различные регионы феодального Запада. Тамплиеры и их аналоги в иных цивилизациях были щитом от проникновения в Империю нижних сил ада.
Пролетариат в оптике Александра Дугина - это люди-титаны, ведущие кровавую битву против энтропии Вселенной. Рабочий орден. Они - Созидатели, и они же - носители пламени Национальной Революции. Дугин убежден: ее час настанет.
О.В. Говорят: хочешь обратить человека в свою веру, заставь его говорить на твоем языке, то есть на языке этой веры, этого учения. Нет в твоем лексиконе определенного слова - значит, нет и понятия, обозначенного данным словом. Вообще, никуда не деться от этой вечной и страшной темы - "как слово наше отзовется". Поэтому и хочу спросить вас в первую очередь, что вы думаете о мере ответственности философа за свои слова.
А.Д. Я думаю, что степень ответственности современных мыслителей и публицистов - не больше, чем мера ответственности компьютера. Моя позиция в этом отношении такова: механицистский "модус эссенди", то есть "способ быть", меня всегда крайне не устраивал. Машинность, отчуждение человека от своей спонтанной природы, дошла сейчас до своего пика. Это связано и с виртуальной реальностью, с разработкой новых технологических цивилизаций. Человек, создав машину, сам превратился в машину. Отсюда и безответственность. Отсюда - предсказуемый характер того, что каждый человек скажет, как его воспримут, что из этого будет в конечном итоге. Я не вижу в этом никакой ответственности. Публицисты и философы толкуют о вещах, за которые они не отвечают.
Ницше говорил, что писать надо кровью, и мыслить надо кровью, и за каждое слово надо быть готовым предстать перед трибуналом. Но в механической компьютерной природе такая степень ответственности просто исключена. То, что мы читаем и слышим, можно практически без риска смысловых потерь зачеркнуть и выбросить.
Необходимо развязать войну против людей-машин, против безответственной мысли, безответственного прочтения, безответственных журналов, безответственных авторов, безответственного телевидения. Необходимо живому восстать против того, что некогда было живым и может быть живым, но что сейчас является машинным и мертвым. Естественно, такого рода крестовый поход не может кончиться ничем положительным. Более того, если человек ангажирован на этом сложном пути - вскрытия машины в себе и в других, это становится непрекращающейся травмой, кошмаром. Я призываю к неизбывному кошмарному самопреодолению. Делаю это с полной ответственностью.
О.В. Вы бесконечно стремитесь заглянуть в другую реальность, почувствовать запредельное, ощутить "дыхание" Бездны. Можно подумать, вы хотите взять анализ крови у самого Бога...
А.Д. Я не думаю, что это свойственно одним философам. Существо, которое хочет дойти до метафизических корней, - это просто человек. А тот, кто не ищет метафизическое, - не человек или недочеловек. Существует определенное видовое предназначение. Раз мы - люди мыслящие, раз мы так определяемся как вид, соответственно, мы ангажированы в путь метафизики по полной программе. Иначе мы - животные либо машины. Вот такая печальная получится картина, если приложить ее к реальности.
Я не думаю, что бласфемичность, то есть стремление к святотатству, заложена в самом факте философского познания. Отнюдь. Это некое клише извне. Сфера мысли всегда рискованна, это верно. Но и бытие рискованно. Особенно человеческое бытие. Оно вынесено из сферы самоочевидного, связано с постановкой вопроса. Не случайно в Каббале, например, одно из имен Бога - Мах, то есть "кто". Только человеческое существо способно говорить о метафизике с помощью вопросов. Вообще, мистика вопросительного знака - это очень глубокая проблема. Все в нас должно быть поставлено под вопрос. И все в мире может быть поставлено под вопрос. И более того - существование в состоянии вопрошания и есть подлинное человеческое существование. А к чему это может привести... Мне кажется, к гораздо более страшным вещам может привести отказ от выполнения нашей видовой функции, то есть отказ от мысли и отчуждение от мысли и ее симуляция. Убежденность - на месте первоначального импульса к познанию, к сомнению мне представляется самым катастрофическим результатом человеческой истории, что сейчас доминирует и что является самым святотатственным состоянием антропологической картины, какое предвосхищал Ницше. "Что есть истина?" - спрашивают последние люди... И моргают.
Нет ничего мягче и душевнее самых страшных и самых катастрофических вопросов, и нет ничего злее, кошмарнее, нежели тихая поступь мещанина, который идет из одной неопределенности в другую с таким видом, как будто все ясно, узаконено, удостоверено.
Появление реальности основано на риске. Сама реальность, в силу своей конечности (она не может быть бесконечной, поэтому и подлежит фатальной череде возникновений и уничтожений), - это риск. Что живет между началом и концом, находится в сфере риска. Человек - существо конечное, он обращен в сферу риска. Нефилософ и есть абсолютная патология природы, с ним можно обращаться как угодно. Отсюда, я думаю, и возникает сейчас такой большой интерес к садо-мазо, к различным формам экстремальной эстетики, к фильмам ужасов. Обычный средний человек понимает, что он страшно и подлым образом проваливает свою видовую предназначенность, и хочет получить какую-то компенсацию, хочет мучиться, пугаться, хочет, чтобы его приковали цепями, или били кнутами, или просто устрашали монстрами.
Я полагаю очень правильной мысль Платона об идеальном государстве. Философы должны выполнять функции наказания, на мой взгляд. Философы должны казнить и проводить серьезные, крупномасштабные социальные репрессии против той части человечества, которая отказывается от своего видового предназначения и забывает о том риске, на котором основано бытие как таковое.
О.В. Что вы знаете о количестве своих читателей? Понятно, что их не может быть много. Но это не решающий критерий в том, что касается эффективности воздействия тех или иных идей на общество. В конце XIX и начале XX века Маркса в России читали немногие (если иметь в виду в целом население России), но результатом было полное преобразование одной шестой части суши...
А.Д. Тиражи моих книг в сфере философии и истории религии достаточно велики. Я думаю, подавляющее большинство моих читателей ничего не знает о том, что я делаю, и покупают эти книги по ошибке. Читающие меня приходят к совершенно неадекватным выводам. Но это, наверное, естественно, и сетовать здесь не приходится. У меня читателей даже больше, чем я предполагаю. Книги прекрасно расходятся, идет допечатка тиражей, так что я не жалуюсь.
Но меня все время преследует чувство, что меня не за того принимают.
О.В. Это неудивительно.
А.Д. Да. Я знаком с рядом мифологических описаний - кем меня считают. Они показательны тем, что абсолютно исключают друг друга. Есть, например, такое мнение в отношении моего образа: мне за шестьдесят, я живу в Париже: такой горбатый седой старик с палкой, эмигрант первого поколения. Есть представление о том, что Дугин - это коллективное явление, что на самом деле много людей пишут под таким именем. Есть представление, что это особый секретный отдел ГРУ или КГБ. А также ходит идея, что это целая масонская ложа. Кто-то уверен, что я масон, кто-то - что я фашист. Кто-то говорит, что я гностик, другие - что я большевик. Третьи уверяют, что я сатанист, а четвертые, напротив, считают, что я православный мракобес. Есть еще мнения: черносотенец, национал-большевик, сионист, жидомасон, патриот... Есть мнение, что я радикально - за Россию. Но для других я - радикальный враг России, "черный" демократ, "черный" либерал. В любом случае все это глубоко неправильно. Обратите внимание: неприязнь, негативные характеристики исходят из тех слоев общества, которые являются общепринятыми, доминантными в каком-то смысле; есть демократы, есть патриоты. Каждый из них видит, что мои взгляды явно не соответствуют тем конвенциальным клише, которые развиты в этих средах, и автоматически зачисляют меня в противоположный лагерь. Это свидетельствует только о том, о чем я уже говорил: для того чтобы адекватно осознать, ассимилировать те взгляды, которые я излагаю в своих книгах, необходимо совершить внутренний переворот, то есть выйти из машины. Кто такие демократы или патриоты? Это люди, чье сознание загипнотизировано моделями, в разработке и проверке которых они не принимали никакого участия. Им кажется, что это они думают. На самом деле, радио, телевидение, аналитические центры "думают" за них.
Неспособность к адекватной дефиниции проистекает от того, что, если угодно, я принадлежу к другому виду. Ошибка - считать, что человечество - это единый вид, масса индивидуумов. Я считаю, что под ликом человечества скрывается несколько разных видов. Есть вид последнего современного компьютерного человека. Но кроме мутантов Ламетри есть представители иных видов, замаскированных, сверстанных под обычный (в последние века) антропологический тип. Это "обособленные" люди. У них есть своя семантическая, семиологическая система, свои интересы, динамика своего исследования, свои судьбы, свои системы соответствий. Я обращаюсь в своих произведениях к обособленным людям. Это определенный вид, который ошибочно, в силу гипноза, еще продолжает считать себя единым с остальным человечеством, а на самом деле по своим духовным и антропологическим корням лежит в иной реальности.
О.В. И это никак не связано с социальным статусом. По-вашему, есть элита скрытая. "Часто разбойник или нищий оказывается куратором президента или папы, - пишете вы, - а военачальник или банкир выступают марионетками салонного поэта, за гротескной и фантазийной персоналией которого обнаруживается холодный мэтр и архитектор жестокой политической истории".
А.Д. Конечно, более сложный видовой комплекс, о котором я говорю, никак не связан с социальным статусом. Нельзя сказать, что каждый низший (по социальному положению) выше высшего, что каждая уборщица выше премьер-министра или царя. Но есть уборщицы выше президентов. Можно провести параллель с христианством. Кто были апостолы? Среди них был ученик Гамалиила апостол Павел, а были и простые рыбари, такие, как Андрей, Петр. В реальной иерархии новых людей, в иерархии Церкви, они уравнены. В принципе, религиозное представление вполне укладывается в тот антропологически иной дуализм, о котором я говорю. Бывают апостолы из низших, бывают апостолы и из высших. Наряду с таким великим христианином, как апостол Павел, были книжники, проклятые, которые до сих пор визжат в геенне, несмотря на их более высокий социальный статус.
Обособленные люди - это особая параллельная раса, невидимая каста, некое "тайное общество", принадлежность к которому определяется не извне, а изнутри. Стать членом этого общества невозможно, можно им быть или вспомнить, что человек является им. Но бывает и ложная память. Поскольку изложение этих тем часто бывает фосцинирующим, ослепляющим, у людей сплошь и рядом возникает ощущение причастности: мол, так и есть, я и есть дифференцированный, "обособленный". Это, как правило, ложь. Как правило, человек есть не что иное, как машина. В подавляющем большинстве случаев свет идет извне, даже для тех субтильных, тонких лунных персонажей, которые увлекаются потоком такого притяжения. Знаете, такая иллюзия компьютера, что он сам в себя текст вводит. Это происходит с определенной частью моих последователей.
О.В. Это странно, что у вас много последователей. Как правило, у таких людей, как вы, неоднозначных, не укладывающихся в какое-нибудь одно узкое направление, соединяющих в себе внешне несоединимое, не бывает последователей.
А.Д. Или бывает слишком много. Я думаю, у той магистральной линии, которой я занимаюсь, нет последователей. И наверное, это было бы оскорбительно, если бы они были. Но определенные аспекты моего мировоззрения или этого обособленного учения, безусловно, распадаются на десятки школ. И в частности, я могу сказать о геополитике, что для меня это один из аспектов выражения особой, альтернативной ангелологической концепции. Я вижу в противостоянии континентов, на чем основана геополитика как наука, выражение двух начал - Бегемота и Левиафана, как говорил Карл Шмитт, двух метауровней. Применяя эти принципы геополитики к конкретной социально-политической реальности, мы получаем удивительно емкую картину, которая блестяще объясняет очень многие процессы в бытовой жизни. Так вот, на уровне конкретных методологических разработок есть очень много людей, которые основывают свое собственное развитие на тех вещах, которые почерпнули из моих текстов. Хотя в большей степени они являются плагиаторами, но в какой-то степени они - последователи.
О.В. Несколько лет в России идет спор между властью и мыслью. Президент поставил перед учеными задачу - выработать национальную идею. Ясно, национальная идея - это не то, что можно выработать, скажем, к четвергу или пятнице. Прошло несколько лет, и она вроде не появилась. У меня по этому поводу возникает закономерный вопрос: а можно ли вообще национальную идею сформулировать в нескольких положениях? Это же не экономическая программа, не свод правил. Мне иногда кажется, что эта самая идея просто "растворена" в воздухе, атомарна и не укладывается в несколько пунктов, как какой-нибудь кодекс.
А.Д. Конечно, национальную идею сформулировать по заданию невозможно, в этом вы правы. Но она не является и "несхватываемой". Существует порядка трех-четырех парадигм, которые можно воспринять как некую канву национальной идеи на нашем этапе. И совершенно необязательно читать всего Карамзина или всего еще какого-нибудь историка, можно оперировать "отснятыми" вещами. В конечном итоге все парадигмы сводимы - евразийская, белогвардейская, коммунистическая, эсеровская... Все мы в той или иной степени оперируем этими парадигмами, и все это вполне выразимо в неких резюмирующих сводах. Я этим занимаюсь профессионально и могу сказать, что есть несколько конфликтующих концепций русской национальной идеи, которые предлагают свой историографический и прогностический взгляд. Между ними надо выбирать или устраивать состязание.
Не тот президент дал задание не тем людям не в то время. Это то же самое, как если бы главный компьютер попросил другие компьютеры что-то выработать. Должны быть живые люди. Мысль и жизнь находятся по ту сторону от этих трупных персоналий, которые нас окружают. Я сталкивался с людьми, которым было поручено. С таким же успехом можно было поручить им выработать новую теорию Эйнштейна. Эти люди сказали бы: "Да, пожалуйста, мы готовы".
Работа над национальной идеей - это очень похвальное начинание, но оно, как всякий хороший замысел, обратилось у нас в собственную противоположность. Но любопытно другое. Ладно, кадровый, как говорят старообрядцы, отчужденный президент дал каким-то проходимцам такое задание. Проходимцы ничего не могут сделать, все это забывается и становится очередным посмешищем и позором податливой и конформистской интеллигенции в сговоре с идиотской властью. Последняя понимается у нас прагматически - скорее как способ качественного повышения собственного самочувствия, а не как широкий спектр деяний или онтологических возможностей. Но и мысль фиктивна. Интересно, что люди, которые выброшены сейчас за пределы власти (и поэтому никто за эту мысль не платит, не хвалит), тоже никакой идеи не выдвинули. Мы (а я, безусловно, причисляю себя к оппозиции) могли бы выполнить это президентское поручение по собственной воле, не боясь высказать нелицеприятные вещи. Ничего подобного. Ничего, кроме банальных обрывочных клише, никто предложить не может.
О.В. Просто эти люди бесплодны.
А.Д. Да, это стерильная, мертвая, бездарная линия. Может быть, не так все безнадежно, но пока аридность духа, примитивность, клишированность мысли патриотического лагеря меня пугают. Существует ряд талантливых и интересных, несмотря ни на что, интеллектуалов в оппозиционной среде. Но либо они окончательно выродились, отчаялись, им необходим этот свинарный корытник принадлежности к истеблишменту для того, чтобы они хоть что-то могли сделать, и, оставшись без подпитки, они превращаются в лунатиков, сомнамбул; либо выдвинутые положительные ориентиры национальной идеи забрасываются шапками, "закрикиваются", вылезают совсем уже слюнотекущие персонажи, которых в застой никто не слушал.
О.В. Но это, собственно говоря, уже фактор из другой области - психиатрической.
А.Д. Ну да, их никто никогда не слушал, а теперь и деньги стали платить за аналитику. И они начинают визжать. Тонны газетной бумаги поганятся этими персонажами - чтобы сбить средних людей от тех созидательных ориентаций в интеллектуальной сфере, которым они могли бы следовать. Это происходит с фатальной периодичностью; я, конечно, страшно разочарован в этом направлении.
Национальная идея уже несовместима с тем заказом, который делает президент, поскольку она должна иметь революционные, пассионарные, страстные черты. Речь идет не о стабилизации (о которой говорят в правящих кругах). Что стабилизировать-то нужно? Процесс демографического вырождения? Процесс территориального распада и отчуждения от центра - Москвы? Или стабилизировать нужно процесс порабощения международными экономическими структурами, ведущими нас к зависимости от противоположного геополитического полюса - Запада? Необходимо резко повернуть вспять эти процессы. Необходимо совершить какое-то героическое деяние, создать невероятную степень мобилизации. Но этому препятствует масса факторов. Национальная идея поэтому, если говорить серьезно, - это идея войны.
И честно говоря, я думаю, что за отсутствием работы над национальной идеей в рядах оппозиции стоит не только шелудивое антропологическое качество большинства, но еще и противостояние тех сил и организаций, которым было бы крайне невыгодно концептуальное оружие, усиливающее наше общество на данном этапе. Мы ведь не сами разрушились, нам помогли войти в этот катастрофический режим существования. Сейчас, кстати, идет даже не полемика, а просто катастрофическая борьба против моего учебника "Основы геополитики", на разных уровнях. Во-первых, на уровне либеральной интеллигенции, и это понятно, поскольку "Основы геополитики" и есть одна из версий, евразийская, национальной идеи. К ней обращается все больше и больше внимания в высших политических и военных эшелонах нашего общества. Соответственно, я все больше чувствую противостояние. Появились программы по недопущению обращения к этой геополитической науке в военных академиях, в дипломатических академиях.
И опять же странно - вместо того, чтобы встать на защиту своих, даже сочувствующие мне люди ведут себя очень пассивно. Если будет доминировать такое состояние в умах - довольно пассивное, шкурное, осторожное, - то Россия исчезнет как нация, как народ, как цивилизация.
О.В. Давайте вернемся к вашей книге. Я думаю, ваша трактовка революции многим покажется спорной. Вы считаете, что генеалогия русского большевизма уходит корнями в раскол. Мы знаем и другое мнение, выраженное весьма убедительно некоторыми крупными русскими философами (в частности, Сергеем Булгаковым), что психология социализма - по сути мещанская, а сам социализм вырос из вечного желания людей освободиться от хозяйственного плена. Ни больше ни меньше. Развитие человеческого духа в цели социализма не входит, поэтому церкви и разрушались. А по-вашему (что звучит более сомнительно), разрушение церквей и есть особая экстатическая форма религиозного духа.
А.Д. Социализм - явление сложное. Но если критика Булгакова, Замятина, Шафаревича довольно популярна, то вторая сторона социализма (мне представляется, что она есть) менее известна, менее принималась в расчет. Поэтому ее следует акцентировать преимущественно, не отрицая другую трактовку, если говорить серьезно. Это эсхатологическая духовная сторона социализма и мистика Труда и Капитала. Давайте посмотрим на доктрину марксизма другими глазами, не с точки зрения марксиста, а с позиции последователей Юнгера или даже Эволы и Генона, то есть обособленного человека, за которым стоит вера в миф, как в изначальную форму существования. Если посмотреть на марксизм справа или с точки зрения консервативных революционеров, то мы увидим совершенно иную модель, где такие функции, как Труд и Капитал, представляют собой определенные живые сущности. Это манихейский взгляд. Капитал - это принцип отчуждения, принцип гибели, ставшей социальной нормой. Не просто эксплуатация человека человеком, а именно отчуждение от центра бытия. Обращение живого в мертвое лежит в основе Капитала. И именно в России марксизм, безусловно, резонировал с эсхатологическими чаяниями русского народа. Поэтому был поддержан всенародным участием в советском строительстве мессианский аспект борьбы против Капитала. Альтернатива Капитала - Труд возвращает Бытие самому себе в форме революции и диктатуры пролетариата, осознанного как мессианский класс. Все это соответствует очень серьезным духовным и религиозным моделям человеческого сознания, мифологического сознания, которое прослеживается сквозь всю историю людей. Этот героический элемент, желание сформировать нового человека, представление о сознательности не предполагают никакого мещанства. Не случайно Зомбарт, немецкий социолог, ученик Макса Вебера, говорил о существовании двух типов - Hдndler und Helden ("торговцы" и "герои"). Пролетариат - это люди, за мотивацией к труду которых лежит внутреннее изобилие сил, они опираются только на самих себя. Их труд и тяжелые условия жизни являются в определенной мере аналогом существования Софии в гностических текстах. Что-то высшее ниспало в адские глубины. Должен прийти некий Спаситель. Труд попал под мировую власть Капитала, и освободить его должен пролетариат.
С моей точки зрения, Маркс был движим именно такой мифологической парадигмой. А социально-политическую доктрину он использовал в каком-то смысле как рационализацию, свойственную духу моды.
В реальном социализме было очень много мещанского, это я считаю следствием неизжитого, непреодоленного капитализма. Меня поразил эпизод, который описывается у Судоплатова. Герой войны маршал Жуков привозит с собой в вагоне драгоценности. Понятно, что война сурова. Но какие, к черту, шубы, отрезы жене?! Наполеон перемещался с раскладушкой, Сталин спал на простой кровати. Никто, даже самый великий военачальник, не имеет права привносить личные интересы, наживу, жену с отрезами в систему настоящего социалистического государства. Естественно, такой человек не мог потом не поддержать паразита Хрущева. Такие военные не могли не провалить военную державу. Недостаток социализма погубил социалистическое государство. Я глубоко убежден: революцию делали мистики. Мы видели тихое восстание мещан в перестройку. Мещанин всегда предпочтет путь приспособленчества. Конечно, мещанство не могло остаться безучастным к революции, если можно было тащить, работать на себя, выбивать новые посты...
О.В. Мы имеем возможность наблюдать людей, связанных с коммунистической идеей. Это все наши деятели в высших эшелонах власти. Мы не можем не видеть, как они бездарны, как мелки, сиюминутны их цели. Все это невольно наводит на мысль, что коммунистическая идея обветшала.
А.Д. Да, в той форме, в которой она существовала, и особенно на том субстрате, на котором она основывалась, она, безусловно, исчерпалась.
Возврата к коммунизму быть не может, как не может быть возврата к фашизму. Выродились вожди. Произошло отчуждение социализма от своей собственной сути. Капитал в нынешней стадии перешел в иную форму существования. Однако законы противостояния Труда и Капитала никем не были отменены. Труд бросил вызов Капиталу в XX веке и сделал на этом пути очень многое, но проиграл. Вместе с Трудом проиграла Евразия, Россия, проиграл дух. Очень фатальное, тяжелое поражение.
Бывшие коммунисты - ренегаты и неокоммунисты - это две стороны одного и того же болезненного процесса. Бесполезно обращаться к состоянию ракового больного после его смерти. Ну, допустим, он не умер, еще проживет несколько дней. Они только мутят воду, и те и другие. Одни - просто подлецы, они открестились от коммунизма, который их создал, предали коммунистическую доктрину ради пошлейших форм обуржуазивания. Эти люди подлежат очень жестокому физическому наказанию, все. Чтоб неповадно было предавать великие начинания во имя трусости и апатии личной. Другая категория, которая представляется в виде оппозиционного движения, абсолютно больна. Я вижу будущее возрождение линии Труда в России в совершенно иных формах и на ином человеческом субстрате. Должна отмереть вся генерация предателей. Тогда придет новое поколение. Конечно, огромная часть людей будет зомбирована и загипнотизирована новым мировым порядком. Но поскольку речь идет об онтологических принципах, то рано или поздно осознает себя субъект Труда. Это будет совсем другая идеология. Но отчасти, помимо других источников, она будет вдохновляться и марксистской моделью. На мой взгляд, коммунизм - это дело будущего.
О.В. Ваша книга пронизана пафосом отрицания. Я заметила: когда ее читаешь, то заряжаешься энергией силы, агрессии. Я не сторонник нынешнего положения дел в России, но иногда мне кажется, что вас привлекает восстание ради самого восстания. Вы слишком поэтизируете его. Допустим, произойдет тотальное разрушение всего и вся. Что потом?
А.Д. Я не призываю разрушить все. Я считаю, что восстание - это дело человека. Человеческое достоинство - это восстание против энтропии, остывания. И вообще, прямоходящесть нас - это уже восстание. Вставая с четверенек, человек восстает. Есть силы гравитации, судьбы, которые не очень приветствуют это. Если бы мир был устроен так, чтобы все в нем было ориентировано к беспроблемному и сладкому благу каждого существа, то люди должны были бы пребывать в парадизе. Вся история - борьба за истину. Даже в тот момент, когда возобладала христианская истина на значительной части мирских территорий, проблемность, конфликтность, трагизм бытия никуда не исчезли. Концепция восстания не была отменена. Более того: поскольку мы живем, по мнению православных людей, в последние времена, в царстве антихриста, то сила восстания, восстания против антихриста, против современного мира, обладает еще более значимым этическим, сотериологическим, религиозным смыслом. Восстание - норма человеческого существования.
О тотальном разрушении. Тотальном разрушении чего? Смерти. Закона отчуждения. Мы видим: существует явная несправедливость. В идее доминации Капитала над Трудом. В факте главенства бездарностей и подлецов над искренними и талантливыми людьми. Мы видим, как шайка предателей разрушает нашу Родину, подвергая наивное большинство чудовищным испытаниям, предавая не только нынешнее поколение, но и тех предков, которые проливали кровь и отдавали свой дух во имя великой России. Коль маленькая стайка случайных и экзистенциально ничтожных персонажей способна таким жесточайшим образом поступать со священными вещами, то оправдываются самые рискованные формы противодействия этому. Все оправдано. И разрушение должно быть ориентировано лишь против того, что достойно разрушения. Что же касается созидательной части, то я склонен заведомо заложить в нее максимальное количество прививок против установления "кадрового", отчужденного порядка, из-за которого гибнут и разлагаются все организации и все движения. Лучше возненавидеть Смерть таким образом, чтобы Жизнь сама собой разумелась.
Мне кажется, что созидание - это та ловушка, через которую Смерть отравляет Бытие. В катастрофическое время, когда все идет к худшему, через созидание проникает вся порча в мир. Отрицательный мир, вызывая к себе положительное отношение, тем самым внедряет в нас очень сомнительную и зловещую "созидательность".
Борьба идет сложная, многоплановая. Многие обвиняют меня в нигилизме. Мой нигилизм обращен всем своим неприятием к современному миру, в котором доминирует чужой дух, дух антихриста.
О.В. И тем не менее вы вступаете в противоречие с христианским мировоззрением. Процитированные в вашей книге слова Ницше "человек - это стрела, брошенная к сверхчеловеку" являются лозунгом вашего понимания пути человечества. Это религия человекобожия, путь сатаны.
А.Д. На мой взгляд, эта формула Ницше никоим образом не противоречит основам христианской православной антропологии, которая рассматривает ветхого человека как нечто, что следует преодолеть, причем радикально и до конца, и взрастить в себе семена новой личности. Христиане так и говорят: новый человек. Это уже воцерковленная личность в ином качестве. Такой дуализм заложен в основе православного учения. Раздел существует не между "плохими" и "хорошими", между сатанистами, например, и несатанистами. В мире все сложно. Если бы не было драмы, если бы выбор не осуществлялся между вещами, чья позитивность и негативность не так очевидна, то можно было бы подумать, что мир создан богом-идиотом. Божество настолько превосходит мир, если оно сумело создать его, что, наверное, оно повеселее, поумнее, парадоксальнее, чем компьютер. Оно создает драму, оно испытует свое творение.
О.В. Огромное достоинство вашей книги заключается в том, что вы осмелились говорить о подлинных значениях некоторых заштампованных понятий, таких, например, как либерализм и фашизм. Вы высказали и блестяще обосновали парадоксальную, на первый взгляд, мысль: внутренний предел движения общества к либеральной модели - это маркиз де Сад. Почему вы думаете, что либеральное общество опомнится только тогда, когда познает фашизм? Уже сейчас к Западу приходит осознание гибельности собственной идеологии - идеологии общества потребления. К этому подталкивают жестокие внешние факторы, например экологический.
А.Д. В истории, как правило, любые концепции доходят до своих последний воплощений, форм. Вещи несут в себе зародыши собственной смерти. Внешние воздействия лишь помогают этой смерти манифестироваться. Смерть соприсутствует жизни. Если у либерализма есть триумфальное начало и якобы убедительная середина, то конец его "вырастет" из его же собственного корня, а не из внешних факторов. Обратите внимание: фашизм погиб исторически, благодаря своей концептуальной идее "не Восток - не Запад". Борьба на два фронта была одной из главных концепций Гитлера. Все погибло именно из-за этого доктринального пункта, неразрывно связанного с самой сущностью фашизма. Так же и коммунизм погиб из-за своего внутреннего начала. Положительная сторона (социальная справедливость) стала отрицательной. Наличие "кадрового", социально-политического, мещанского компонента и помогло ему победить, и погубило его. Либерализм же несет в себе элемент автономного индивидуума, нарциссизма, представления об атомарной личности, как о базе антропологического, соответственно - социально-исторического ландшафта. Основная модель в либерализме - это индивидуум. И это обеспечивает либерализму победу, поскольку в каждом есть индивидуум, как некий гад, как то, что человек не хочет преодолевать. Но абсолютизируя ветхую индивидуальность и вынося ее за пределы социальных, онтологических и этических норм, либералы готовят себе собственную могилу. Они могут сейчас ужаснуться собственному существованию, но они, я глубоко убежден, роковым образом должны пройти свою либеральную судьбу до конца. С этим связано наибольшее количество моих социальных упований. Если мы не смогли победить буржуазию извне, последняя надежда - что она сама себя уничтожит. Либерализм подходит к той черте, где он прекращает быть самим собой и превращается в свою страшную внутреннюю антитезу. Он не случайно пережил все остальные учения. На мой взгляд, он воплотил в себе весь негативный потенциал идеологической истории человечества. Именно в индивидууме заложен высший принцип богоборчества и онтологоборчества. В конце либерализма я вижу эсхатологическое событие, наказание "князя мира сего" в окончательном варианте.
Если либерализм сопряжен с "Макдональдсом", сверкающими рекламами, с улыбающимися безэтническими, безрелигиозными манекенщицами, а не с "рогатыми" чудовищами, то это еще не значит, что он не является абсолютно антихристовской доктриной. Если наши верующие хотят увидеть антихриста в лице рогатого монстра, то они переходят все рамки эстетического вкуса - никто им такого монстра никогда не покажет. Пусть они внимательнее всмотрятся в Наоми Кэмпбэлл, пусть изучают Линду Эванджелисту. Всмотритесь в эти лица, в эти типы - без нации, без расы, без взглядов. Это же на самом деле клоны, овцы Долли.
Все пожирают траву из рекламной продукции и еще боятся какого-то доктора Менгеле. Доктор Менгеле - это Билл Клинтон со своим саксофоном, современная его версия. Доктор Менгеле уверяет: "Все хорошо. Мы - американский порядок. Мы всем гарантируем полное благополучие". Это и есть либеральный концлагерь и, на мой взгляд, самый страшный и последний концлагерь Системы. Последний точкой будет передача власти какой-нибудь Памелле Андерсон или Мадонне. Когда улыбка манекенщицы-блудницы воссияет над этим игрушечным макдональдсовским, пепсикольным миром, тогда и будет полнота царства антихриста.
1998 год
http://www.arctogaia.com/public/txt-inter2.htm
