Еще когда террористы оставались в бесланской школе, в различных комментариях проскальзывали упоминания об опасности происходящих событий для межнационального мира на Кавказе. Позднее и президент Путин заявил, что целью террористов было `взорвать межнациональный баланс`. Попробуем разобраться, о каком балансе идет речь, и почему теракт мог представлять для него опасность.
Прежде всего надо оговориться, что захват школы в Беслане при всем желании нельзя представить как некую межнациональную войну - хотя бы потому, что состав террористов, как теперь доподлинно известно, был многонациональным, а среди заложников были представители не только `титульной` осетинской национальности, но и русские, армяне, греки. Более того, еще до трагической развязки официальные лица несколько раз упомянули, что один осетин есть и среди террористов.
И все же ограничиться дежурной фразой о том, что у террора нет национальности, на этот раз, видимо, не удастся... По крайней мере - если внимательно относиться к официальным комментариям силовых структур. А судя по ним, нападением на Беслан руководил некий Магомед Евлоев с позывным `Магас` - якобы ингуш, выросший в Грозном. Этот же человек назывался ранее в качестве организатора нападения на Ингушетию 21-22 июня. Вряд ли так уж важно, какова его объективная роль в трагических событиях последних месяцев. Важнее другое - хорошо известно, что среди боевиков, орудовавших в Ингушетии в июне, значительную часть составляли сами ингуши. Стало быть, официальные комментарии представителей силовых структур вольно или невольно выводят внимательного читателя на `ингушский след` в бесланской трагедии. И нельзя исключать, что обозначение этого `следа` действительно было одной из целей террористов, поскольку теракт был совершен в таком месте, где возобновление осетино-ингушского противостояния в результате грамотно организованной провокации весьма вероятно.
Дело в том, что Беслан находится в считанных километрах от зоны осетино-ингушского конфликта, который разворачивался осенью 1992 года в Пригородном районе Северной Осетии и в Промышленном районе ее столицы - Владикавказа. Тогда с территории Северной Осетии было изгнано минимум 60 тысяч испокон веков проживавших там ингушей. Позднее, когда во главе Ингушетии стоял Руслан Аушев, возвращение ингушских беженцев в Осетию шло `явочным порядком`, без каких-либо фундаментальных договоренностей. Изменилась ситуация, когда Ингушетию возглавил Мурат Зязиков - между ним и президентом Северной Осетии Александром Дзасоховым было подписано соглашение, предусматривающее поэтапную ликвидацию последствий конфликта 1992 года.
Однако сегодня, перед лицом опасности для межнационального мира на Кавказе, которую открыто признал и президент, настало время реально оценить обстановку в зоне осетино-ингушского конфликта. Назвать ее спокойной невозможно никак. Данные о численности вернувшихся ингушских беженцев сильно разнятся, но в любом случае ясно, что в их жизни сохраняется много проблем. Начиная с того, что некоторые села Пригородного района Северной Осетии по-прежнему `закрыты` для беженцев. При подъезде к селу Ир, например, открывается такая картина: метрах в пятистах от околицы компактно стоят вагончики. В них уже третий год и живут беженцы, пожелавшие вернуться в родное село. В само село их не пускают. У многих сохранилась прописка в этом селе, и на каждых выборах им предлагают отправиться под охраной на сельский избирательный участок - это единственный способ побывать на родине, но мало кто им согласен воспользоваться. Таких `закрытых` сел в Пригородном районе - минимум пять.
Но и в `открытых` ситуация непростая. Взять, скажем, село Тарское (ингушское название - Ангушт, откуда пошел и этноним `ингуши`). До 1992 года ингуши и осетины жили там вперемешку. Теперь Тарское фактически разделено на два села - ингушское и осетинское, в селе постоянно дежурит ОМОН. А, например, в селе Чермен (ингушское название - Базоркино, село находится непосредственно на границе с Ингушетией) детям вернувшихся ингушей разрешается ходить только в одну из школ, вследствие чего некоторым из них ежедневно приходится проделывать весьма неблизкий путь `в страну знаний`. Совсем уж абсурдная ситуация сложилась в поселке Октябрьское в черте города Владикавказа - в части поселка ингуши находиться могут, а в другой части - нет. Бывшая жительница Октябрьского, побывавшая там прошлой зимой, жаловалась автору этих строк: `К месту, где работала, пройти могу, а туда, где был наш дом - уже нет`.
Кто установил подобные барьеры для ингушских беженцев и как реально, а не на бумаге можно их ликвидировать - пока неясно. Очевидно только, что если между главами Северной Осетии и Ингушетии взаимопонимание есть, то на уровне `исполнителей` надлежащего сотрудничества не налажено. Несколько месяцев назад автор этих строк был свидетелем диалога между главой администрации поселка Карца в черте города Владикавказ (глава администрации - русский, в поселок вернулось много ингушских беженцев) и сотрудником Комитета по делам вынужденных переселенцев Правительства Ингушетии. Поселковый `голова` признавался, что за полгода работы впервые видит официального представителя ингушских властей, что сам хотел поехать в Ингушетию, чтобы хоть как-то наладить взаимодействие, но это ему `не по статусу`.
К взрыву в зоне осетино-ингушского конфликта теракт в Беслане не привел. Информация о межнациональном обострении в селе Чермен, появившаяся 3 сентября, пока не находит подтверждения. Но можно ли надеяться, что прозвучавший в Беслане звонок заставит федеральные власти с большим вниманием отнестись к ситуации в `забытой` конфликтной зоне?
Автор - шеф-редактор по Северному Кавказу информационного агентства REGNUM.
06 сентября 2004
ЮФО.ру
http://nvolgatrade.ru/
