"Шоу Трахты-Барахты"
Гость: Лариса Рубальская - поэт
ТРАХТЕНБЕРГ: Добрый вечер. У меня в гостях Лариса Алексеевна Рубальская, замечательная поэтесса. Правильно?
РУБАЛЬСКАЯ: Нет, я себя называю автором.
ТРАХТЕНБЕРГ: Автор поэтических каких-то творений или как?
РУБАЛЬСКАЯ: Автор песенных стихов. Хорошее название.
ТРАХТЕНБЕРГ: Ну, красиво так, мудрено.
РУБАЛЬСКАЯ: Нет, ну это лучше, чем поэтесса. Это не про меня.
ТРАХТЕНБЕРГ: Ну, знаете, хуже поэтессы может быть клоунесса, например.
РУБАЛЬСКАЯ: А клоунесса мне больше нравится, чем поэтесса.
ТРАХТЕНБЕРГ: Сколько людей, столько и мнений.
РУБАЛЬСКАЯ: Роман, если вы меня все время будете называть Лариса Алексеевна, отчество у нас будет съедать эфирное время. Поэтому можно по имени?
ТРАХТЕНБЕРГ: Да мне как угодно, хоть Лора.
РУБАЛЬСКАЯ: Я Лариса.
ТРАХТЕНБЕРГ: Хорошо. Я все называл Винокура Владимир Натанович, пока он мне кулак под нос не сунул...
РУБАЛЬСКАЯ: А я ведь вам культурно сказала...
ТРАХТЕНБЕРГ: А он сказал: ты, сволочь, еще раз меня Натанычем назовешь... Я говорю: как это Володя? Неудобно, со столпами общаемся.
РУБАЛЬСКАЯ: Да, одна очень умная артистка, такая не очень молодая, сказала, что мы священные коровы.
ТРАХТЕНБЕРГ: Почему?
РУБАЛЬСКАЯ: Вы столпами называете, а мы священные коровы. Вроде как уже и тронуть нельзя, по имени-отчеству надо и на "вы". Ну, на "вы"-то да...
ТРАХТЕНБЕРГ: Ну хорошо, Лариса так Лариса. Итак, где вы родились-то все-таки, в каком городе?
РУБАЛЬСКАЯ: Я родилась в Москве, это моя национальность - москвичка.
ТРАХТЕНБЕРГ: Москвичка. То есть вы и родились, и гордитесь этим, да?
РУБАЛЬСКАЯ: Горжусь, люблю и себя чувствую хорошо только здесь.
ТРАХТЕНБЕРГ: Вот сразу такой вопрос. Вам не кажется, что Москва как-то меняется по интеллектуальной составляющей, люди становятся немножко другие?
РУБАЛЬСКАЯ: Она, может быть, и меняется в последнее время, но я стала очень мало меняться. Я живу в мире, который уже меня давно окружает, люди одни и те же, поэтому я таких перемен не чувствую. А то, что я вижу глазами перемены, мне очень нравится. А в остальном у меня как было, так и есть.
ТРАХТЕНБЕРГ: Нет, просто я перебрался в Москву из Петербурга пять лет назад. И Петербург был такой какой-то интеллектуальной столицей, и то, что здесь происходило в Москве, меня лично ужаснуло. То есть когда я, например, иду по Тверской, идет бабушка с клюкой, такая старенькая-старенькая, сто процентов москвичка, ну не перебираются в таком возрасте в другие города. Я говорю: извините, а вы не подскажете, как мне добраться до Чистых Прудов? Бабушка мне такую тираду выдала, что даже у меня, видавшего виды матершинника и похабника, уши завернулись в трубочку...
РУБАЛЬСКАЯ: Ну, это такая странная, такая эксклюзивная бабушка вам попалась.
ТРАХТЕНБЕРГ: Но в Петербурге таких не было. Потому что в Петербурге обычно, если ты спрашиваешь, как куда пройти, и он не знает, он говорит: постойте здесь, сейчас я вам помогу.
РУБАЛЬСКАЯ: Ну, конечно. Вы просто любите свой город и правильно делаете. Я тут недавно была в Петербурге и хотела выйти из подземного перехода в сторону "Европейской". Чего-то я так покрутилась около театральной кассы и забыла, мне направо или налево. Я стала спрашивать, и мне тоже человек не ответил, причем был недоволен вопросом.
ТРАХТЕНБЕРГ: Все изменилось, Лариса. Я приезжаю частенько в Петербург и вижу, что люди стали совершенно другими, то есть им уже перестало быть стыдно быть необразованными, то есть это стало нормой вещей. А раньше было стыдно. Раньше человек, когда мы разговаривали и кто-то чего-то не знал, он говорил: как-то я не знаю, мне нужно срочно пойти прочитать эту книжку...
РУБАЛЬСКАЯ: А сейчас перестало быть стыдно?
ТРАХТЕНБЕРГ: А сейчас перестало.
РУБАЛЬСКАЯ: А, это ужасно.
ТРАХТЕНБЕРГ: Да, конечно. Перестало быть стыдно. Сейчас интересуют людей только деньги. Если у тебя много денег, значит, ты уважаемый человек. А если ты дурак, вот как пень... И в Питере такая вещь происходит, и если раньше останавливал машину и говорил: на Фонтанку (или любой адрес называл), все знали, ни в одной машине не было карты, неприлично было иметь карту в машине, все и так свой город родной любили. А сейчас спрашивают: "Дарогу покажишь?.." И я чувствую влияние тлетворное Москвы.
РУБАЛЬСКАЯ: Ну, конечно, такой синдром есть. Но ничего страшного.
ТРАХТЕНБЕРГ: Мы переживем это, да? Лично наше окружение нам приятно.
РУБАЛЬСКАЯ: И наша жизнь не зависит от того, кто с каким акцентом спросит, как проехать.
ТРАХТЕНБЕРГ: Ну, я не про акцент говорю...
РУБАЛЬСКАЯ: Ну и вообще не зависит.
ТРАХТЕНБЕРГ: Итак, Лариса, вот вы родились в Москве. А чем занимались ваши родители?
РУБАЛЬСКАЯ: Отец мой родился на Украине, у него прошло там детство, юность и война его застала. Потом он в Москве был, учился в академии Жуковского, по национальному признаку был оттуда изгнан. И потом всю свою жизнь он работал в школе, преподавал такие предметы, как военное дело, труд. Ну, в общем, у него не было никакой такой послевоенной специальности в руках. Мама тоже, ее юность застала война, она москвичка. И тоже у нее не было такой специальности, она тоже работала там, где можно было работать, чтобы наша семья могла пить, есть и нормально жить. Поэтому кто мои родители были? Только обозначение их то, что они были очень хорошие люди.
ТРАХТЕНБЕРГ: А вот когда вы родились, они работали, и, естественно, воспитывать вас дома, наверное, не могли. Вы в детский садик ходили?
РУБАЛЬСКАЯ: Нет, у меня была бабушка, мамина мама, она в свое время училась в каких-то гимназиях, была очень образованной. И меня, и моего брата воспитывали бабушка, двор и Дом пионеров.
ТРАХТЕНБЕРГ: А брат старший, младший?
РУБАЛЬСКАЯ: Младший. Его уже нет, к сожалению.
ТРАХТЕНБЕРГ: На сколько лет младше был?
РУБАЛЬСКАЯ: На четыре года.
ТРАХТЕНБЕРГ: Вы дрались с ним, нет?
РУБАЛЬСКАЯ: Нет, это мой был самый любимый человек.
ТРАХТЕНБЕРГ: И что, с любимым человеком драться нельзя, что ли?
РУБАЛЬСКАЯ: Я вообще не драчливая, я вообще ни с кем не дерусь.
ТРАХТЕНБЕРГ: А он, может, с вами дрался?
РУБАЛЬСКАЯ: Нет, не было повода. Я была ему готова все отдать, все сделать, что он захочет.
ТРАХТЕНБЕРГ: А вот до вас тут приходила Илзе Лиепа, так она со своим братом дралась до крови.
РУБАЛЬСКАЯ: Я - нет.
ТРАХТЕНБЕРГ: Мне просто интересно. Мне мама тоже рассказывала, что живут два брата в соседнем дворе, которые никогда не дерутся. Я думал, что это вымысел, но сейчас я общаюсь с людьми и понимаю, что все-таки такое встречается. Редко, но бывает.
10.09.2008
www.radiomayak.ru
