- Михаил Михайлович, вы где-то сказали, что недолюбливаете жанр интервью: врать не любите и не умеете, а дать интервью, не соврав, чрезвычайно трудно...
- Знаете, в чем главная трудность для человека, который дает интервью? Ты в руках человека, который потом оформит на бумаге твою устную речь. А устный разговор и печатное слово - это огромная разница. Ты в руках того человека, который облечет твою мысль в слова. Он действует как режиссер, который монтирует фильм, - что-то выбрасывает, что-то переставляет местами. Что это, как не монтаж? Примерно то же самое бывает с актером, который попадает в руки режиссера. Я имею в виду именно кино, а не театр. В кино ты зависишь от того, какую паузу тебе даст режиссер, как он смонтирует свой фильм. Ты можешь играть гениально, а когда фильм выйдет на экран, увидишь там нечто совершенно противоположное. И наоборот. Ты не бог весть как играешь, но в руках мастера начинаешь играть лучше. То же самое и с интервью. Я с этим сталкивался неоднократно.
- А вы сами говорите в интервью всю правду?
- Я всегда говорю всю правду. Хотя это сложно. Мне 14 октября исполняется 70 лет. Все говорят - юбилей, юбилей, праздник А я повторяю себе горькую фразу: "Но юбилей от дня рожденья ты сам не должен отличать". Ты стал на год старше, к сожалению, вот и все. Я встречаю этот юбилей в рабочем состоянии: с головой занят выпуском для телевидения фильма "Играем Шекспира", где выступаю как автор сценария, режиссер и исполнитель. Одновременно играю спектакли в Театре имени Моссовета, выступаю с концертами "От Пушкина до Бродского". С другой стороны, есть и расстройства. Расстройства эти связаны с тем, что я иногда попадаю в чужие режиссерские руки. Вот сейчас, монтируя свою документально-художественную ленту, я понимаю, насколько все актеры, участвующие в создании картины, зависят от моего вкуса, чувства юмора, чувства ритма, ума Отвлекаясь немного, вспомню, что на канале "Культура" сейчас выйдет мой фильм-спектакль "Медная бабушка" по пьесе Леонида Зорина "Пушкин". Там играют многие замечательные актеры, и я волнуюсь невероятно, думая о том, понравится ли им, доверившимся мне, то, как они у меня играют. То же самое чувство испытываю я, когда сам снимаюсь у кого-то. Я с волнением смотрю, как я выгляжу в этих работах. И часто огорчаюсь. Вчера, например, я увидел два фильма с моим участием по телевизору, и, честно сказать, меня это просто добило.
- Чем добило?
- Чем? Да тем, что плохо смонтировано! Сначала я увидел первый из четырех фильмов, где я рассказываю о своей работе на телевидении начиная с 1954 года. Ну, сижу в телевизоре, рассказываю Но монтаж! Я бы сделал это совершенно по-другому. Ладно, смотрю телевизор дальше. И вижу картину Бориса Бланка "Таиров", где я играю заглавную роль. Когда я до этого смотрел односерийный вариант картины, это было хотя и спорно, но пристойно. Но то, что я увидел вчера Я лекарства после этого пил, чтобы успокоиться и заснуть. Картина, которая до этого шла час двадцать минут, теперь разбита на три серии по пятьдесят минут. Монтировали абы монтировать. Просто люди взяли то, что было, и разжижили. И ощущение такое, что на экране просто несобранный материал, а не готовый фильм. Я ни-че-го не понял из того, что мне показали. Смотрел и думал: какое счастье, что это показывают в час ночи, когда большинство уже спит. Это безобразный монтаж! Я в отпаде, как теперь принято говорить.
- Кира Муратова когда-то сняла свое имя из титров искореженного цензурой фильма "Среди серых камней".
- Режиссер может это сделать, но актер не может вынуть свое лицо из чужой картины. Вот почему эта профессия зависимая, вот почему я когда-то бежал от нее и сам стал ставить кино.
- Вы ведь могли и полностью уйти из актерской профессии, посвятив себя только режиссуре, но не сделали этого.
- Но у меня была работа в театре! А это совсем другая история, чем в кино. Вот я играю Лира в Театре имени Моссовета. Я не могу один отвечать за весь этот спектакль, но я понимаю, в чем мне предстоит сыграть и смогу ли я сделать в своей роли то, чего добиваюсь. Спектакль, в котором я играю, может, и не очень мне нравится, но я знаю, что свои куски сыграю в том ритме и в том напряжении, в каком хочу. Когда мне совсем не нравилось, то я просто уходил и из спектаклей, и из театров. Но если фильм вышел на экран, из него уже не уйдешь. Актер в театре менее зависим, чем в кино.
- Значит, мысли бросить актерское ремесло не возникало?
- Да что вы! Зачем? Я играю Лира в спектакле Хомского и получаю в процессе игры огромное удовольствие. Если бы этот режиссер меня не устраивал категорически, я бы ушел от него, как уходил от Эфроса на спектакле "Дорога". Или так, как я ушел из спектакля "Большевики" Ефремова в "Современнике". Я и из МХАТа уходил. И из "Гамлета" Глеба Панфилова в "Ленкоме". И из "Гамлета" Петера Штайна, где я играл Тень Отца Гамлета, - ушел не потому, что роль маленькая, а потому, что мне было скучно в том спектакле. С некоторыми режиссерами у меня устанавливались непростые отношения, как с господином Житинкиным в "Шейлоке". Я предложил свою концепцию и настаивал на ней. Если была возможность договориться, играл. А когда не договаривались, уходил.
- Кстати, о монтаже. Если попытаться проследить за вашей биографией, то может показаться, что она вся состоит из огромного количества монтажных кусков. Вы меняли режиссеров, театры, страны... Вы меняли семьи, наконец. Такой короткий монтаж - ваше сознательное жизненное кредо?
- Не такой уж он и короткий. Иногда эти "монтажные куски" длились по десять-пятнадцать лет.
- Но другие-то люди всю жизнь служат в одном театре и живут с единственной женой.
- Люди все разные. Я всегда стремился к одному понятию. Это - независимость. Еще Пушкин говорил: независимость - словечко-то ерундовое, но больно сама вещь хороша. Что это значит? Абсолютной независимости не бывает. Вот, допустим, я проработал в "Современнике" десять лет. Это было настоящее счастье - особенно первые шесть лет. Ефремов говорил мне: "Миша, ставь спектакли, режиссируй". А зачем? Я не хотел! Потому что был и так полностью доволен своим положением актера и режиссурой Ефремова и Волчек. Но потом наступил момент, когда "Современник" начал разваливаться. И я ушел. А Ефремов через год ушел сам! Потом я работал на Малой Бронной у великого режиссера Анатолия Эфроса. Я ушел от него, и через год развалился его театр, и Эфрос его покинул!
- Да, а когда вы уехали в Израиль, то через короткое время развалился и Советский Союз.
- Смешно, но так (смеется). Я никогда никого не свергал, никогда не лез в интриги. Я отстаивал только свою точку зрения и свою личную независимость. Я не дружил ни против кого. Я сначала спорил (а спорить, как известно, можно только с единомышленниками), а потом уходил. И таким вот образом прожил свою жизнь.
- Если бы вам как режиссеру было позволено самому перемонтировать свою жизнь, какие из "монтажных кусков" вы бы отправили в брак, а какие оставили?
- История, как известно, не терпит сослагательного наклонения. Жизнь тоже.
- Конечно. Но ведь существуют еще и мечты, существует воображение А еще есть на свете такая штука, как самоедство, которое вам, если судить по вашей "Актерской книге", очень даже свойственно.
- Ну вот в книге я обо всем и написал. А сейчас пишу вторую, чуть поменьше. Называется "Живая галерея". А день, когда мне исполнится 70, я распланировал так. Утром съезжу на кладбище к отцу. Мама, к сожалению, на другом кладбище, но я помолюсь потом и свечки в церкви поставлю. Затем поработаю над фильмом, а вечером ко мне придут мои очень близкие друзья в любимую мною однокомнатную квартиру. Запру двери, выключу телефон и буду радоваться, что друзья меня помнят. Никаких юбилейных вечеров, никаких чествований. Кроме того, я попросил в Театре имени Моссовета, чтобы не слали наверх никаких бумаг о всяких медалях, званиях или орденах для меня. Я никогда в жизни, слава тебе Господи, не получал никаких орденов. У меня даже ни одной медали нет - ни от советской власти, ни от антисоветской. И мне хочется таким образом дожить свою жизнь.
Здравствуйте, я ваш Михаил Михайлович Козаков родом из Ленинграда. Его отец был известным советским писателем, и в их квартире на канале Грибоедова часто бывали Евгений Шварц, Михаил Зощенко, Анатолий Мариенгоф. Окончив в 1956 году Школу-студию МХАТ, Козаков поступил в труппу Театра имени Маяковского, которым в ту пору руководил Николай Охлопков. Через три года перешел в только что созданный театр "Современник", где прослужил 11 лет. В 1971-1972 годах Михаил Козаков в труппе МХАТа, с 1972-го по 1981-й - в Театре на Малой Бронной у Анатолия Эфроса. В кино дебютировал в 1956 году в фильме Михаила Ромма "Убийство на улице Данте". Далее последовали "Человек-амфибия" (1961), "Выстрел" (1966), "Вся королевская рать" (1971), "Здравствуйте, я ваша тетя!" (1975). В 1978 году Козаков совершил режиссерский дебют, поставив на ТВ фильм "Безымянная звезда". Из других известных фильмов Михаила Козакова не могут быть не упомянуты культовые "Покровские ворота" (1982) и "Визит дамы" (1989). В 1991 году уехал на ПМЖ в Израиль. Вернувшись через пять лет в Москву, создал "Русскую антрепризу Михаила Козакова". На сцене Театра имени Моссовета играет Шейлока и Короля Лира. Народный артист РСФСР, лауреат Госпремий СССР и РСФСР.
www.peoples.ru/art/cinema/actor/kozakov/interview1.html
20.10.2004
Глеб Ситковский
Газета (gzt.ru)
