Некоторые военно-технические особенности нового периода силового противоборства в Евразии

Регионализация и формирование новых центров силы в мире, как доминирующий процесс складывания нового миропорядка, сопровождается усилением значения темпов развития фундаментальной науки, НИОКР и технологий. В конечном счете,  лидером в мире к середине столетия станет та ЛЧЦ и тот центр силы, которые смогут обеспечить максимально высокие уровни развития национального человеческого капитала (НЧК)[1], прежде всего, в области НИОКР и технологий.

В полной мере это относится к военной области, где Д. Трамп планирует увеличить расходы на НИОКР при сокращении общих военных расходов. Приоритет в военно-технологической области для США всегда оставался главным политическим приоритетом, что не раз фиксировалось в разные годы при разных администрациях в нормативных документах высшего уровня.
      СВО стала мощным катализатором военно-технологической революции как в средствах, так и способах ведения военных действий, определив основные направления:

- создание единой системы боевого управления во всех сферах (доменах) – от киберпространства и космоса до наземного тактического звена;

- резко ускорив роботизацию всех систем, среди которых особенно ярко выраженной стала область БПЛА;

- повысив значение до решающего уровня средств воздушно-космического нападения и обороны (СВКН и СВКО);

- подчеркнув значение качества человеческого капитала командного состава и военнослужащих на поле боя.

Силовое противоборство России с западной коалицией, развивавшееся  по эскалации с 2008 года до 2014 года, приобрело после присоединения Крыма откровенно военно-силовой характер, а  в 2022-2025 годах стало приобретать качественно новые формы. С одной стороны, традиционные приемы санкционного и политико-дипломатического давления не только сохранились, но и даже усилились в 2025 году (новые санкции ЕС, Австралии и ряда других стран были приняты в январе-феврале этого года), но, с другой стороны отчетливо прозвучали политические инициативы, направленные на  восстановления элементов сотрудничества в США и ряде стран-членов ЕС. Представляется, что такие инциативы направлены на откровенное стремление получить односторонние преимущества в целях повышения эффективности силового противоборства на долгосрочную перспективу. Ключевой термин здесь, как представляется, - «оптимизация»силового противоборства, т.е. усиление противоборства одновременно с поиском наиболее эффективных способов такой борьбы в долгосрочной перспективе. Прагматизм, даже откровенный цинизм политики некоторых лидеров откровенно работал на автаркию против глобализации[2].

Эти политические изменения почувствовались еще при Дж. Байдене с начала 2024 года, т.е. при демократах, что свидетельствует о двухпартийномподходе и реалистично оценивает значение изменения в политике республиканцеев. Именно в начале 2024 года стала фактически модернизироваться западная стратегия на Украине в направлении откровенной «оптимизации», которую можно было расценить по-разному, в том числе и как нацеленность на долгосрочное силовое противоборство[3]. Эта стратегия должна была быть обеспечена соответствующими, преимущественно чужими,  ресурсами. Перенос акцентов был очевиден. Прежде всего,  малоценными (старые ВВСТ) и чужими (для США – европейскими и украинскими, для ЕС – украинскими)[4].

Параллельно, США стали увеличивать дистанцию в политических и военных рисках ведения военных действий на Украине между собой и странами ЕС, подчеркивая регулярно, что они «не являются стороной военного конфликта. По мере поступления ВТО  большой дальности в ВСУ эти заявления настойчиво проводили «красную черту» между США и военным конфликтом в Европе.

СВО продемонстрировала целый ряд новых особенностей военно-технического характера в силовом противоборстве, которые говорят о принципиально новом характере современной войны в самом широком смысле этого слова: политическом, экономическом, военно-техническом и промышленно-военном. При этом, надо понимать, что у такой войны можно выделить изначально самые главные особенности и наиболее характерные черты[5].

Эти особенности и общие черты военного противоборства относятся не только к СВО, но и к более широкой проблематике безопасности в отношениях России с США и странами ЕС. Как заметил бывший профессор МГИМО МИД РФ Е.Троицкий, сбежавший в США, «Хотя о необходимости переговоров говорится все чаще, Россия утверждает, что готова продолжать борьбу, если Украина не согласится на все ее требования – и, прежде всего, принятие нейтралитета…. Для прочного урегулирования, которое позволит противостоять разрушительному ревизионизму России, придется обуздать их еще раз»[6].

Опыт СВО – весьма показателен потому, что масштабы военного конфликта впервые в мире превысили все предыдущие масштабы военных действий, а военные и материальные потери стали вполне характерными для полномасштабной войны. Напомню, что в 2022 году Украина имела вторую по величине сухопутную армию в Европе после России, а совокупная военная помощь Запада с начала войны превысила запасы практически любого государства – члена НАТО. Кроме того, достижения в области военных технологий, особенно в сфере дронов, спутников и высокоточного оружия, значительно усложняют достижение быстрой победы в войне. То, что в руководстве России явно не ожидали, что СВО превратится в широкомасштабную войну конвенциональными способами на истощение, летом 2024 года подтвердил сам Владимир Путин, поведавший, что никакого решения о штурме Киева в феврале 2022-го не было и российские войска нужны были у украинской столицы для создания благоприятных переговорных условий. Потому заблаговременно не проводилось развертывание тыловых баз оперативно-стратегических объединений, а также не происходило создание складов и баз с запасами материальных средств, нужных для широкомасштабных боевых действий.

Потому заходили российские войска на территорию Украины колоннами, распылив силы сразу на несколько стратегических направлений. Не особо верили во «вторжение» и на Украине, поскольку, по оценкам секретаря Совета национальной безопасности и обороны Украины Данилова, для решения такой задачи требовалась группировка численностью в 500-600 тысяч человек, а возле украинской границы по состоянию на декабрь 2021-го были сосредоточены всего 92 тысячи военнослужащих ВС РФ[7].

ВСУ, напротив, на момент начала СВО уже имели 8-летний опыт так называемой АТО на Донбассе, через которую прошло порядка 700 тысяч украинских военнослужащих. Две самые мощные и боеспособные группировки противника были развернуты и подготовлены для широкомасштабной наступательной операции с целью ликвидации ДНР и ЛНР превосходящими силами. При этом они сами опирались на сеть эшелонированной обороны, выстроенной за годы Минских соглашений.

Наконец, объективно армия РФ стала не просто в 5 раз  меньше ВС СССР, но и качественно другой, когда её главные функции резко изменились. Так, например, больной вопрос в настоящее время для всех – беспилотники (БПЛА), которые стали принципиально новой угрозой для страны и её ПВО. Надо понимать, что СССР, создавая ПВО и ПРО страны, преследовал цели защиты от массированного нападения с помощью авиации и баллистических и крылатых ракет. Соответственно лучшие в мире системы ПВО СССР-России – С-300 и С-400 – развертывались для отражения этих атак. Этот вид (впоследствии род) войск в России вообще не предполагался для защиты от БПЛА. Основной способ прорыва ПВО ударными БПЛА – полёт на предельно малых высотах (200 м). Как признает ведущий эксперт в этой области на разница в задачах ПВО очень наглядно демонстрируется на следующих картах[8],

    Собственно говоря, это одна и та же карта с одним и тем расположением ЗРК С-400. Всё в едином масштабе. Но на первой показаны их зоны поражения (прозрачные зелёные) по средним и большим высотам, где они многократно перекрываются и цель может быть несколько раз обстреляна, результат – гарантированное уничтожение. На второй красный цвет означает зоны поражения по высоте 200 м. По ЛБС получается, что они образуют сплошной рубеж, а дальше это просто кружки диаметром 60-70 км (оптимистичненько).

           Получается, что по малым (МВ) и предельно малым (ПМВ) высотам, проникнув сквозь рубеж, БПЛА может лететь на сотни км без всякого воздействия. Ну, может быть, какая-то РЛС её и увидит, но зоны поражения они могут обходить, прежде всего, с помощью средств разведки США. А прорывать рубеж по ЛБС им помогает пилотируемая и беспилотная разведавиация НАТО, отслеживающая маневры ЗРК и выключения РЛС.

      Иными словами, ВПО в регионе полностью изменилась. Её уже не соответствовали технические средства (и личный состав), ориентированные на другие задачи. Не было и соответствующих материальных запасов, ориентированных на длительные и масштабные военные действия. Результат подобной недооценки потенциального противника и слабой собственной подготовки оказался закономерным и весьма плачевным: разбитые колонны, которые некому было прикрывать, отсутствие сил для взятия таких крупных городов, как Харьков, Чернигов и Сумы, мимо которых они проходили, невозможность взятия или окружения Киева,  из-под которого пришлось уйти из-за угрозы перерезания ВСУ снабжения и логистики.

         Нехватка л/состава и ВВСТ заставила пересмотреть план ведения СВО «на ходу». В том числе, согласиться на переговоры. Попытка замириться с киевским режимом в Стамбуле провалилась после того, как в переговорный процесс вмешался британский премьер-министр Борис Джонсон, заставивший Украину «просто воевать». Из-за острого дефицита живой силы в ВС РФ на первом этапе СВО российскому Генштабу пришлось сосредоточиться на решении одной конкретной задачи, ради которой она и была начата, а именно на освобождении Донбасса, превращенного противником в один сплошной укрепрайон.

После перехода СВО в формат широкомасштабной позиционной войны вдруг выяснилось, что у российской армии, помимо дефицита обученной пехоты, имеются проблемы со средствами воздушно-космической разведки и защищенной цифровой радиосвязи. А вот к услугам ВСУ была вся натовская спутниковая группировка, данные, получаемые от американских разведывательных беспилотников стратегического класса и самолетов АВАКС. Система управления войсками противника была завязана на систему спутникового Интернета Starlink от компании Илона Маска. Как результат, российская артиллерия для поддержки наступления ВС РФ выбрасывала в разы больше снарядов, чем украинская, но точность попаданий и эффективность контрбатарейной борьбы была, увы, заметно ниже.

Ситуация начала еще более усугубляться, когда ВСУ стали получать артиллерию натовского образца, более мощную и дальнобойную, чем отечественная, большая часть которой была разработана еще при Брежневе. Уже к лету 2023 года на фронте начался снарядный голод, поскольку даже казавшиеся неисчерпаемыми советские арсеналы показали дно. Решить эту проблему удалось позже за счет увеличения объемов производства снарядов калибра 152 мм и дружеской помощи из КНДР.

Еще одним неприятным сюрпризом стало то, что российская боевая авиация не смогла завоевать господство в небе над Украиной. В отличие от Сирии, где ВКС РФ чувствовали себя вольготно из-за отсутствия у боевиков нормальных средств ПВО, ВСУ изначально имели на вооружении ЗРК советского производства. По мере включения блока НАТО в войну на стороне Киева ВСУ стали получать более совершенные и современные комплексы ПВО западного производства, а их применение в режиме «из засады» координировалось иностранными разведывательными системами.

 Как результат, на первом этапе СВО российская авиация безопасно могла использоваться только для запуска крылатых ракет воздушного базирования из тыла. Либо же приходилось бомбить «чугунием» с малых высот прямо на головы вээсушникам, что вело к соответствующим потерям в авиатехнике. Меняться в лучшую сторону ситуация начала после того, как имеющиеся на складах запасы советских свободнопадающих авиабомб научились оснащать модулями коррекции планирования, которые позволили применять их вне зоны поражения ЗРК среднего радиуса. Именно УПАБы стали той «кувалдой», что в значительной степени обеспечивает успех наступления ВС РФ после бесславного завершения украинского контрнаступа 2023 года. Но и тут не обошлось без неприятностей.

Тем не менее, по состоянию на осень 2024 года постоянное давление со стороны России привело к тому, что украинская армия была ослаблена больше, чем когда-либо за всю войну. Европа является важнейшим союзником вооружённых сил Украины. Прекращение поддержки Украины будет означать победу России, что поставит Европу и западный альянс в долгосрочное стратегическое невыгодное положение. Это будет означать возрождение России на восточном фланге НАТО, готовой к нападению через пять-восемь лет, по словам министра обороны Германии Бориса Писториуса.

Даже если на Украине будут достигнуты цели переговоров и прекратится огонь, российская промышленность продолжит работать с повышенной производительностью военного времени, а наращивание военной мощи ускорится ещё больше без потерь военного времени (Уотлинг и Сомервилл, 2024). Таким образом, перевооружение Европы имеет ключевое значение для безопасности Европы. Вопрос в том, достаточны ли текущие усилия. В этом отношении прогресс можно оценивать по двум критериям.

Первый – это наиболее острая угроза и сравнение европейского оборонного производства с российским.

Второй критерий – военный потенциал Европы два или даже три десятилетия назад, в период, гораздо более близкий к противостоянию между НАТО и Варшавским договором. Европейские вооружённые силы того времени являются разумным ориентиром: хотя Россия меньше Советского Союза, она унаследовала большую часть советского военно-промышленного потенциала и теперь может рассчитывать на явную поддержку Северной Кореи и Ирана.

Такой главной особенностью войны является основная задача стратегического  целеполагания, которая всегда является сутью войны. Война России против Украины – это, прежде всего, война на истощение, если говорить о приоритетной цели США и их союзников в отношении России на Украине. Истощение основных ресурсов страны, прежде всего, экономическое, промышленное и демографическое, которые обеспечивают свою производную – военную мощь государства. Такое истощение, по замыслу США, неизбежно заставит правящую элиту России отказаться от самостоятельного политического курса и, в конечном счете, приведет к капитуляции и потере национальной идентификации, превратит Россию в послушный объект западной политики и огромный используемый ресурс природных ископаемых[9].

Для ведения такой изматывающей войны необходимы постоянные поставки новых войск и военной техники, а также ограничительные меры в мировой торговле и прочие санкции, которые отражаются так же, прежде всего, на тех странах, которые в наибольшей степени участвуют в мировой глобализации. Для победы также нужны политическая воля, а, главное, – собственные национальные ресурсы: стабильно развивающаяся экономика, производственные мощности и средства для оплаты всего этого, которые в итоге определят победителя[10]. По оценкам председателя Правительства России Мишустина, Россия с 20922 по 2025 годы удвоила ВВП в номинальном выражении достигнув уровня в 200 трлн. рублей[11].

Пока что Россия, очевидно, побеждает в такой войне. По оценкам МВФ Россия выходит по результатам развития в 2024 году на 4-е место в мире по паритету покупательной способности (ППС). ВВП России составляет в 2024 году 3,55% от мирового, что позволяет РФ выйти на четвёртое место в мире по данному показателю[12]. Это следует из доклада Международного валютного фонда (МВФ) по динамике ВВП, опубликованного в октябре 2024 года. Фонд пересчитал доли в мировой экономике по итогам нового раунда Программы международных сопоставлений (ICP), экстраполированных на 2024 год. В итоге доля России в мировом ВВП увеличилась с 2,9% до 3,55%. В результате такого изменения Россия вышла на четвёртое место по ПСС, обогнав Японию на 0,17%. Прогноз экономического роста РФ в 2025 году был также увеличен на 0,2%[13].

Иными словами, с 2022 по 2025 года, даже не зависимо от состояния на театре военных действий (ТВД) в Европе, Россия побеждает в такой войне на изматывание. Её ресурсов оказалось достаточно, чтобы противостоять всем ресурсам объединенной западной военно-политической коалиции, которые, как минимум, в 4-5 раз превосходили ресурсы собственно Украины. Наступает пора, когда уже «видно дно» используемых военно-технических ресурсов (боеприпасов и ВВСТ) Запада: складские запасы исчерпаны, а поставки ВСУ идут уже за счет тех компонентов, которые находятся непосредственно в войсках, что очевидно беспокоит самих военных. Собственное военное производство, не смотря на огромную мощь экономики Запада, развертывается недостаточно быстро, что хорошо видно на поставках крупнокалиберных снарядов, удовлетворяющих потребности ВСУ менее чем на 50%.

Эти обстоятельства заставляют пересматривать некоторые положения военной политики и военной стратегии западной военно-политической коалиции уже в самом начале 2024 года, в частности, переходу от наступательных действий к активной обороне ВСУ, требующей в 3-5 раз меньше ВВСТ и боеприпасов, т.е. «уравнивая» потребности и возможности ВСУ. Одновременно акцент делается на другие формы военных действий, например, имитацию наступлений и террористические атаки на российские регионы и гражданские объекты[14].

Все эти обстоятельства требуют, чтобы проводился регулярный мониторинг соотношения «потребностей и возможностей» воюющих сторон в современной войне «на изматывание», более того, прогноз изменения такого соотношения не только на краткосрочную перспективу, но и на 7-10 лет. Вероятность того, что политика военно-силовой эскалации США в отношении России имеет долгосрочную перспективу практически 100%, а поэтому надо плотно заниматься стратегическим планированием в целом ряде областей, причем не только в области производства ВВСТ (что неизбежно) и в целом обрабатывыающей промышленности и ОПК, но и военной стратегии. Более того, необходимо всегда иметь в фокусе перспективы научно-технологического и социально-экономического развития[15],

К сожалению, традиционно в СССР и России надеются на оптимистические результаты и некие «трезвые силы» в США и даже странах Западной Европы, которые в лучшем случае будут использовать переговоры ради достижения тактических преимуществ в стратегии «оптимизации» военно-силового противоборства с Россией.

Принципиально важно не сделать ошибок в стратегическом планировании и прогнозе развития МО-ВПО, котьорые нередко бывали в прошлом.  С этой точки зрения, важно отметить именно то, что в июле 2021 года (т.е. за полгода до начала СВО) президентом России был подписан указ №400 «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации»[16], в котором впервые сочетались два важнейших приоритета – социально-экономического развития и обеспечения безопасности – в рамках единой национальной стратегии, что говорит о том, что качество стратегического планирования в России впервые за несколько десятилетий вышло на необходимый и соответствующий потребностям уровень. В этом смысле стратегия РФ на СВО в 2022-2024 годах в полной мере соответствовала СНБ РФ, утвержденной в июле 2021 года, т.е., может быть, наконец, стала соответствовать стратегическим потребностям государства и нации[17]. Это подтверждают и данные статистики о росте важнейших экономических показателей за 2023-2024 годы.

Иначе говоря, можно уверенно утверждать, что в условиях, когда политика Запада ориентирована на «нанесение стратегического поражения России» и «создания критических угроз Росссии»[18] – подчерну, не только военных, но и иных угроз, – РФ в ходе СВО развивались по вполне определенному общему плану и в соответствии с поставленными стратегическим долгосрочным планированием задачами. Этим, в частности, можно объяснить для многих сомневающихся в отношении политики России на СВО в 2022-2024 годы как очевидная осторожность в политических шагах, так и ещё большая очевидная ограниченность в избранных средствах и методах ведения боевых действий.