Деревенский уклад жизни спокон веков не менялся даже в брежневские времена. От посевной до сбора урожая, что в зной и жару, что в дождь и пасмурную погоду, спина не разгибалась.
Зимой совсем другое дело, дни отдыха напролёт, только и остаётся, что ходить по гостям. Телевизор в те времена был большой редкостью, радио проводное, никаких тебе радиоприёмников, радиол и магнитол.
Однопрограммное радио на всю страну!
- Спартаковец Осянин получает мяч метрах в тридцати пяти от ворот киевского «Динамо», - комментатор на всю страну эмоционально вёл репортаж о решающем футбольном матче за чемпионство, – на него бросается Сабо. Финт вправо и уход влево, носком мяч пробрасывает мимо Мунтяна. Ложный замах для удара, Круликовский стелется в подкате, Соснихин уже не успевает включиться в борьбу, Рудаков выходит навстречу Осянину, и, не успевает забрать мяч в руки. Гол! Гол! Гол! Теперь становится понятно, московский «Спартак» прерывает трёхлетнюю чемпионскую гегемонию киевского «Динамо». Скорее всего, киевляне останутся серебряными призёрами, а за бронзу равных не будет тбилисскому «Динамо». Этот день 30 октября 1969 года спартаковские болельщики запомнят надолго, особенно гол Николая Осянина. Девятая победа в чемпионатах Советского Союза по футболу! Спасибо за внимание. Репортаж из Киева для вас вёл Николай Озеров.
Новостные выпуски и музыкальные радиопередачи иногда заполнялись спортивными репортажами, чаще футбол и хоккей. Бабушки Уля и Марфа радио слушали редко, кроме исполнения песни «Рэвэ та стогнэ Днипр шырокый, сэрдытый витер завыва», в основном сверяли часы.
Зато их внук Петя Клёнов слушать радио любил, особенно футбольные репортажи, считал себя болельщиком киевского «Динамо», всегда носил белую футболку с номером девять, как у Анатолия Бышовца. Тогда все мальчишки так делали, краской наносили не только номера, но и знаменитые три полоски Ади Даслера.
В том году зима пришла рано, 52-ю годовщину Великой Октябрьской социалистической революции село встречало в заснеженных одеяниях. Пёстрая разноцветная палитра осеннего деревенского сада накрылась «белым тазом». Дубы, от мала до велика, а с ними осины и клёны так и стояли с не опавшей листвой, покрытой белым пушистым снегом.
Ранняя зима подарила надежду и, все дети предвкушали мороз, ведь при минус двадцать в школу ходить не надо, сидели дома. Сосны и ели своими иголками протыкали налетевшую на них белую пелену, сбрасывали с ветвей комки снега и постепенно возвращались в своё зелёное состояние. Помощником в этом деле для них был игривый ветер, с наслаждением дул со всей силы на кроны деревьев, превращая снежные покрывала в пух.
К вечеру мороз усиливался. Петка помогал бабе Уле с заготовкой дров для топки грубки на вечер и печи утром. Потом из веток бузка, складным ножиком строгал заострённые с одной стороны палочки для поджарки в грубке сала.
На вечерю баба Марфа готовила в печи жаренку, картошку с гусиным мясом в горшке. Вилы и кочерга её главное каждодневное оружие. Ещё нарезала сало кусочками для особого угощения.
К этому времени корова, свинья, двадцать кур и петух, шесть гусей, четыре индюка и шестнадцать кроликов были накормлены и напоены. Подросший рыжий кот Мурзик спал на печи, изредка поглядывая вниз на свою миску, когда ему нальют парного молока от только что подоенной коровы Муськи.
Хата по улице Гучковка села Погорельцы, с надписью на дощечке «топор» на случай пожара, где жили две бабушки с внуком, была девятой на север от центра села, стояла как бы внутри, за палисадником. Напротив здание детского сада, чуть в стороне слева молодой кленово-берёзовый парк, до недавнего времени был яблочный колхозный сад, там и футбольное поле с деревянными воротами. В самом начале улицы с двух сторон ставки, небольшие разно уровневые озёра по типу этажерки, ливнёвки, и, почти достроенный сельский Дом культуры. Весь день своей детской лопаткой первоклассник Петка чистил от снега дорожки внутри двора, перед хатой в палисаднике, от дороги до ворот.
Сама хата, дом, представлял собой деревянный сруб, покрытый соломенными снопами, делился на две части, сенцы и большую комнату, где располагались печь, грубка, два деревянных резных дивана по типу скамейки, два стола, две кровати. На улицу в палисадник выходили два окна с обиконицами, во двор одно окно без обиконниц, и, одна стена глухая по направлению к хлеву, где обитали домашние питомцы.
- Петя, сухие берёзовые поленья неси в хату, для картошки и сала, - баба Уля давала последние указания этого вечера, - у тебя твой аппарат готов? Кино нам будешь показывать?
- Готов всегда. Есть диафильмы, которые ещё не смотрели, - Петка быстро собрал свои строганные палочки для сала и берёзовые поленья, направился в сенцы. Здесь на площади двадцати квадратов хранились продукты, солёное сало и мясо, молоко, сметана, масло, место всегда прохладное, даже летом, а на верху над жилым помещением в тридцать квадратов был сеновал. Там для кормления коровы хранилось сено, скошенная сухая трава.
Петка зашёл в хату, снял фуфайку, валенки, портянки, штаны и всю остальную одежду, разложил на печи для просушки. Взамен одел сухую одежду.
На столе уже стояла еда, жаренка, хлеб, бочковые капуста, помидоры и огурцы, мочёные яблоки, звар из домашних сухофруктов: яблоки, груши, сливы, вишни. Бабушки помолились и, только потом все приступили к вечере.
Через пять минут после окончания трапезы пришла баба Гапа, ровесница бабушек Петки, живёт через один двор, одиннадцатый по счёту.
- Вечер добрый, хозяева! Гостей принимаете? – баба Гапа была частым гостем в этой хате, жила одна, её внучка Оля училась в одном классе с Петкой.
До войны это были самые многолюдные дома на всей улице. По двенадцать детей в каждой семье. Тогда и дома были другие, большие.
- Проходи, Гапа. Сейчас кино будем смотреть, наш киномеханик настраивает свою диафильму, - баба Марфа позвала Мурзика, тот соскочил с печи и принялся лакать парное молоко.
- Что сегодня покажешь? – баба Гапа любила смотреть Петкины диафильмы. Больше ей нравились сказки, особенно «Снежная королева», «Дикие лебеди», ещё про города Москву, Ленинград, Лондон. Про пожарную безопасность не любила.
- Есть военное. Про разведчика Николая Кузнецова. Я про него книжку сейчас читаю, «Сильные духом» называется. В библиотеке тётя Надя дала почитать. Вот, закладка на сорок пятой странице.
- Давай военное, - и Петка, получив добро, принялся устанавливать плёнку диафильма в зарубежный проектор «Тесла».
Родители Петки были специалистами с высшим образованием в радиоэлектронике, находятся как два года в сирийской командировке, помогают сирийцам в создании радиолокационного поля для их противовоздушной обороны. Там «жиды воду мутят», арабам жить спокойно не дают. Вот они и привезли летом самый современный диапроектор, а в придачу и сто двадцать восемь диафильмов разной тематики. Сирийские дети в своих школах активно стали изучать русский язык, в том числе и по таким диафильмам. А Петка пока живёт с бабушками.
- Давайте начинать, я готов. Баба Уля, туши свет, - наступила темнота, включился проектор и на экране появилась картинка с офицером в немецкой форме с названием диафильма «Это было под Ровно».
- А форма как у нашего коменданта гер Пауля Зегерса, да и картуз такой же, выгнутый, - баба Гапа сразу начала делать свой комментарий. Петка рад таким комментариям, особенно про войну, что и как было во время германской оккупации, даже дневник с записями ведёт. – Хороший человек, никому зла не делал, не знаю, живой или погиб.
- Говорят живой, письмо в сельсовет прислал. Интиллягент, вежливый, значит, село на него не в обиде, - своё мнение высказала баба Уля, - живой. В своём Ляйпсиге живэ.
- Пчёлами интересовался, свою пасеку моему крестнику Ивану подарил. Аж десять ульев, в придачу велосипед и фотоаппарат с увеличителем, машинку для стрижки волос, - баба Марфа была неграмотной, читать и писать не умела, всегда сидела тихо, смотрела и слушала. Но здесь промолчать не смогла, ведь не кто иной, а её крестник сегодня главный пасечник, парикмахер и фотограф в колхозе «Авангард».
Думала о своём, о муже Гренок Филиппе Кирилловиче, родном брате бабы Ули, всю немецкую оккупацию как работал бухгалтером при советах, так продолжил и при немцах, ничего не поменялось, только мужиков в колхозе меньше стало. Потом с приходом Красной армии Филиппа забрали в армию. Со слов дядьки Васька, попали они в разведывательный взвод, дед Филипп как знаток не только немецкого языка, свободно говорил на французском, итальянском, польском, украинском, белорусском и, даже на английском с небольшим акцентом.
Через полтора года девятнадцатилетний Василий Михеенко вернулся с ранением в голову, под Кёнигсбергом получил, где Филипп, сказать ничего не мог, ещё в Семёновке их военные дороги разошлись навсегда.
- Марфа, а твоему Филиппу немецкая форма была бы к лицу, он то как шпрехает на немецком языке, прямо как этот Кузнецов, - рассматривая второй кадр, где речь уже шла о Пауле Зиберте, о знании немецкого языка в разных диалектах, причмокнув, сказала баба Гапа. Она придерживалась правила, что если нет похоронки, значит, живой.
Кот Мурзик, недолго думая, лёг на столе, недалеко от проектора, ему понравился вентилятор, охлаждая лампу, дул тёплым воздухом и на него.
В окно было видно, как колышется большая лампа на столбе, так бабушки определяли, есть ветер или нет. Пришлось на грубе немного прикрыть заслонку на выдув и открыть снизу на поддув, чтобы ветер не гнал дым в хату.
При смене каждого кадра было слышно, как скрипит механизм подачи плёнки.
- При его участии были уничтожены высокопоставленные должностные немецкие генералы и офицеры, - продолжал читать текст с экрана зимний киномеханик.
Когда дошли до кадра, где речь зашла о строительстве под Винницей резиденции Адольфа Гитлера «Вервольф», баба Уля попросила прочитать ещё раз, что это есть такое. Оказалось, большой бункер.
- И что, Гитлер туда приезжал?
- Баба Гапа, тут не написано.
- А где эта Винница? В какой стороне? – баба Марфа не случайно задала этот вопрос. Там, под Винницей погиб её родной брат, старший в семье Черпак, Фёдор. Похоронка пришла оттуда. Из десяти детей, остались в живых только сёстры Параня, Дуня, Галя, Катя, Надя и три брата Пётр, Вася и Коля. Брат Иван закончил войну сапёром в Кракове, а подорвался на мине уже здесь, после войны, решил миной глушить рыбу в речке Ревна. Не повезло, судьба!
- Сейчас покажу на карте. Это где Киев, - и Петка показал в сторону строящегося Дома культуры. – Примерно от Чернигова 400 километров, а от нас до Чернигова 160 километров. Всего почти шестьсот. Как до Москвы.
- Далеко, - баба Марфа только покачала головой.
Завершалось кино годами жизни разведчика: Николай Кузнецов родился, как и баба Марфа, в 1911 году, а убили его «бандеровцы» в марте 1944 года.
- А где похоронили этого Николая?
- На холме Славы, во Львове, в 1960 году. Вот на кадре его могила, - Петка перекрутил на завершающий кадр с надписью «Конец», только вот крутить пришлось обратно, так как хвост Мурзика угодил в перемотку. Кот как лежал, так и продолжил лежать.
Где теперь Филипп? Мысли бабы Марфы постепенно, в который раз, возвращались в июль этого года. Прокручивалось всё до мелочей, как возле двора остановилась легковая машина «Победа» песочного цвета, как из неё вышел фотограф, как он открыл фортку, как зашёл во двор, как подошёл к сенцам, как зашёл в хату. И всё это время в ушах неумолимо звенело, казалось, что права была цыганка и про Филиппа, и про Гаврилу, и про нож. Сердечная боль многолетнего ожидания испытала горечь женского разочарования, когда без стука открылась дверь хаты, мужчина переступил порог.
Это не Филипп!
Слёзы жизни удалось сдержать, Николай Николаевич достал из большой сумки паспарту с портретом Филиппа, аккуратно взял в руки, отошёл на два шага в сторону двери.
- Как живой! Ульяна, смотри, как живой!
- Так он и есть живой, похоронки ведь не было, - баба Уля на радостях прослезилась, вспомнились летние гадания старой цыганки, - похоронки ведь не было.
Потрет тут же вставили в рамку под стекло и сразу повесили над окном, выходящим во двор, на давно приготовленный вбитый гвоздь. Теперь Филипп смотрел на входную дверь совсем другой хаты, чем той, которую он покинул осенью 1943 года.
После ухода фотографа баба Марфа ещё долго сидела и смотрела отрешённым взглядом на только что закрывшуюся дверь хаты, другой хаты. Тогда была не эта хата, а двухэтажный дом, стоял в палисаднике. Перед глазами поплыли смутные, покрытые прозрачной пеленой кадры уже далёкой той действительности.
- Марфа, а где дети?
- Там, где и все, на площади, немцев проводили, наших встретили. Я вот только что пришла. А куда Гаврила поехал на немецком мотоцикле?
- Комендант отправил навстречу нашей армии, чтобы те по селу не стреляли. Сказать, что немцев здесь нет.
Филипп нежно обнял жену, мать четверых его детей, три мальчика Кирилл, Гришка, Иван и дочка Галя, жаль младшенький Васька не выжил, помер.
- Меня в армию забирают, дали час на сборы. Сначала в военкомат, а потом на фронт. Вместе со мной повезут Ивана Дюбку, его на допрос. Полицаев увезли сразу. Может не посадят, скорее, отпустят. Народ за них вступился. Я вот что подумал, пока детей нет, давай, может в последний раз, если родится мальчик, назови Василием.
- Хорошо, давай.
Спустя четверть часа сидели, свесив босые ноги, на кровати, в чём мать родила и пять минут с удивлением смотрели на разбросанные одежды.
Внизу послышался знакомый гвалт детей. Так быстро и с такой прытью Филипп и Марфа ещё никогда не одевались. Как всегда, первой в родительские хоромы забежала младшенькая дочурка Галя с жалобой на старшенького Кирилла.
- Мама-а-а! Папа-а-а! Гришка и Ванька мне свои конфеты и пряники отдали, а Кирилл не отдаёт, сам решил съесть, на веранде сидит и молоком запивает. Ещё и смеётся! Дразнится!
- Откуда угощения? Интересно, - Марфа всегда строго относилась к детям на предмет посторонних лакомств и подарков. Главное чтобы не воровали, чужое не брали.
- Дядя в погонах, с пистолетом и красной звездой на шапке всем детям раздал подарки, и, нам досталось. У него этих подарков полный кузов, солдатики только успевали ему подавать.
- Ты сама много не ешь. Угости Гришку и Ваньку, они ведь с тобой поделились всем, а ты им по половинке и, так будет справедливо.
- Хорошо!
- Вот стрекоза, - Марфа вытерла набегающую слезу радости, - небось выпросила. Такая в жизни не пропадёт, нормального мужика уж точно себе найдёт.
Филипп, молча обнял жену, поцеловал и, не прощаясь, взял со стола нож, подарок друга кузнеца Гаврилы, сунул в правое голенище яловых сапог, ушёл, дверь закрылась сама.
Так бы отрешённо и сидела, пока Гапа не стала рассказывать о своей внучке Оле, получившей на днях двойку за невыученный стишок.
- Баба Гапа, она ленивая, гонять надо, как «сидорову козу», тогда толк будет, - и этот туда же, весь в мамку, шустрый, подумала баба Марфа, - я ей помогу.
Грубка, такая маленькая печка рядом с большой печью, нагрела хату, стало тепло. Баба Уля подложила в грубу берёзовые поленья, на берёзовых углях хорошо смолить сало на палочке и там запекать картошку, получится в мундире. Вкуснотища!
- Внимание! Приглашаю всех в свой ресторан «Гренок». Предлагаю запечённую картошку в мундире с поджаренным салом, мочёными яблоками, квашенной капустой, бочковыми помидорами и огурцами, - и Петка бросил в угли разогретой грубы десяток картофелин, а на бузковых палочках начал смолить сало. Теперь он из зимнего киномеханика превратился в повара из ресторана. Такая детская игра!
Кушать в зимний вечер запечённую в мундире картошку с поджаренным салом вещь неописуемо вкусная. Баба Марфа поставила на маленький столик квашенную капусту, бочковые огурцы и помидоры. Потом принесла мочёные яблоки «антоновка». На плите грубки подогрели звар из сухофруктов, разлили по немецким серебряным кружкам, которые дед Иван привёз из Кракова. Каждому Петка положил по серебряной вилке и чайной ложке из той же партии.
- Я тут посчитала, этот Кузнецов прожил 32 года, молодой, жалко парня, - баба Гапа даже прослезилась. – Я вот думаю, а что, если и наш гер Зегерс был из наших, против Гитлера, скрывался. За всю оккупацию наш жизненный уклад не поменялся, с партизанами, особенно с вашим разведчиком Ерохом, комендант Пауль дружбу водил.
- Гер Пауль уважал Ивана Дюбку, нашего хромого электрика, ведь он сам был инженером по электричеству, из Ляйпсига, - баба Уля знала, что говорит, всю оккупацию с лошадкой по кличке «Мастак», на телеге летом или санях зимой, возила всё, что необходимо было для электричества, в помощниках были старшие дети Ивана Дюбки, Коля и Таня.
Осенью, в сентябре 1943 года спокойствие села нарушили наступающие войска Красной армии. Взвод связи в полсотни солдат гера Пауля Зегерса быстренько смотались из села. И тут же, утром следующего дня, на село Погорельцы полетели снаряды. Кто и откуда стрелял, так никто и не понял. Сгорели семнадцать хат, на Гучковке три хаты: бабы Гапы, бабы Дрыни и бабушек Гренок.
Там, где раньше стоял большой дом Гренок, сейчас палисадник, по весне Петка с бабой Улей посадили две берёзки, на месте того большого дома, в честь прадеда, Гренок Кирилла Григорьевича и прабабушки Гренок Марии Ивановны, каждому по берёзке. Хотели посадить клён и берёзку, но клёнов в колхозе не оказалось, все высадили через дорогу, напротив, в новый парк, остались только берёзки.
Так и проходили зимние вечера в хате Гренок Марфы и Гренок Ульяны. Приходили бабушки, иногда две, чаще баба Надя и баба Поля, в основном те, кто в годы войны потеряли мужей, детей как баба Марфа маленького Васю. Просто посидеть, поговорить, избавиться от скуки, забыть горе.
Таких много!
Петка показывал им свои диафильмы, а они, иногда невзначай, вспоминали про войну, довоенное радостное семейное счастье и послевоенную грусть. Где похоронены их кормильцы, в каком поле могила любимого человека, а может в братской могиле, им сказать никто не мог. Никакой весточки, даже «пропал безвести» мало кто получал.
Зимний семилетний киномеханик Петя Клёнов только успевал записывать себе в тетрадку их воспоминания.
Жаль, но Петя Клёнов был не помощник в преодолении их человеческому горю, диафильмов на эту тему ему родители не привезли.
04 апреля 2025 года.
