От Заксенхаузена до Мюнхена добрались без особых приключений, если не считать незначительных бомбардировок союзников Советского Союза на пути следования.
Встреча в концлагере получилась по-домашнему трогательной, Стёпка узнал в Маричке родственницу одной с ним фамилии, ту самую маленькую девочку, которую ему, больному с детства ревматизмом, приходилось развлекать, пока родители и родственники без устали работали в поле.
Счастливая молодая жена, Маричка сразу огорошила всех своим искренним добродушным заявлением. На шесть лет моложе Стёпы, беременная спутница немецкого учёного аненербе Алекса Штейна, в присутствии немецкого профессора Карло Шурле, без каких-либо прелюдий, радостно сказала троюродному братику, «будет мальчик, назовём в честь тебя, Стёпкой, а девочку, Степанидой». Этого с лихвой хватило вести доверительный, почти деловой разговор. Контакт! Есть контакт!
От таких слов Степан чуть не тронулся рассудком, обнял сестричку, вспомнил детство, носовым платочком вытер набежавшие, невесть откуда, слёзы, с любопытным интересом, своими мелкими бегающими глазками, внимательно стал рассматривать стройного, в новой форме, немецкого офицера аненербе, муженька Марички.
Временную тень сомнения подлинности молодого учёного Штейна тут же опроверг профессор Шурле, не забыв упомянуть уважаемому узнику концлагеря Заксенхаузен, Степану Бандере, важную тематику исследовательской деятельности косвенной принадлежности галичан к арийской расе.
Для Степана, теперь главного представителя национальной идеологии бывших польских земель «восточных кресов», такой человек, с творческим научным мировоззрением, тем более под рекомендации профессора Шурле, ещё как подойдёт.
Теоретически научно-грамотный человек, для его немногочисленного тупого окружения, будет, как нельзя, кстати. Ведь после убийства, по его указанию, в сорок первом году, Кольки Сциборского, его писанина, вот уже три года, ему, Степану Бандере, без надлежащего образования, никак не поддаётся пониманию, «назвался груздем, полезай в кузов», получается так.
Разговор с молодым учёным Степан решил продолжить на польском языке, через пять минут между ними звучала немецкая речь, когда перешли на английский, дружески похлопал своего нового соратника по плечу.
- Бачу дружэ, дужэ гарно розумиешь нэ тилькы украйиньську мову, иньши тэж, особлыво руську и английську, - Степан попросил Маричку и профессора Шурле покинуть комнату «хвылын на пьять», - полиглот? Это хорошо. Меня скоро выпустят. В ближайшее время у нас сменятся хозяева, будем под колпаком союзников русских и, работать чисто против русских на исконно наших землях Львов – Волынь, времён Данилы Галицкого. Лозунг один, «ни кацапа, ни жида ни ляха». С поляками и жидами в прошлом году разобрались. Надо будет договариваться с русскими о создании своего украинского государства на землях Львов - Волынь, столица Львов. С Гитлером не получилось, как видишь, мы все оказались за колючкой. Если русские нам не отдадут земли Львов – Волынь, будет партизанская война, «запад нам поможет». Профессор сказал, что у твоих родственников есть жильё в Мюнхене? Пока живите там, в одной из пяти комнат оборудуешь себе кабинет. Мои соратники принесут тебе все идеологические и теоретические наработки Николая Сциборского и, не только, всего нашего национального украинского движения, ты их изучишь, может, кое-что добавишь, по-научному всё оформишь моей подписью Бандера, Степан, Андреевич. Сразу скажу, готовься, работать будем с английской разведкой против Советского Союза. Нашими союзниками также будут Америка с Канадой. Почему выбрали посредником меня, больного человека? Всё просто, не хотят работать с головорезами, типа «шухевичей», замарать своё аристократическое имя боятся. А со мной проще. С Маричкой сидите тихо, рожайте детей, чем больше, тем лучше, её в наши дела не впутывай, пусть занимается детьми, хозяйством. Кроме этой ереси аненербе, какая ещё профессия у тебя есть? Что умеешь делать?
- Бухгалтер.
- Дужэ гарно! Дужэ гарно! Гут!
- Ещё неплохо стреляю со всех видов оружия, умею бросать ножи. Рукопашный бой.
- Хорошо. Как у тебя с радиоделом? Радистом можешь работать?
- Да. Имею навыки подготовки в нашей разведшколе аненербе.
«Срочно надо проверить, откуда у него такая подготовка, всё умеет, - Степана всё же не покидала мысль «засланного казачка» по имени Алекс Штейн, все карты путали профессор и Маричка, мальчонка Гунька Ярослав, и, конечно, немецкий лётчик, - всё умеет. Немного подозрительно. Аненербе! Генрих Гиммлер! Если проверять, можно и пулю в лоб схлопотать. Так, Маричка при нём будет, лётчика заберут американцы, Ярослав повязан кровью годичной давности, убивал поляков и жидов, свой человек. Лётчика охранял. Вроде, всё сходится, к чему придраться, даже и не знаю. Этот Штейн все языки глаголет без акцента, чистоган, особенно русский, говор не московский, где то там, близко. Профессор сказал, паренёк дрезденский, ровесник мой. Ладно, зашла Маричка, не буду их задерживать. Пусть едут в Мюнхен. В процессе проверим. Осторожно. А если так! Пусть англичане с американцами и проверяют. Моё дело маленькое, получил, передал. Неважно что, оружие, документы, деньги. Цели, задачи, указал место встречи, где забрать. Главное, деньги! С этим Штейном есть шанс сосредоточить в одних руках и деньги, и рацию, и науку. Всё руководство национальным движением на бывших польских землях «восточных крессов». Больше нам пока не надо. А там посмотрим, «как масть ляжет». Маричка зашла, смотри, какие у них нежные чувства. Любовь! Это хорошо. Дужэ гарно. Гут».
Филипп и Маричка, молча, стояли, ждали, что ещё скажет Степан. Взгляды узника и разведчика встретились, чуть меньше минуты смотрели друг другу в глаза, отвели одновременно, на Маричку. Та, уставшая, хотелось лечь, отдохнуть, никого не спрашивая, самостоятельно присела, благо стоял резной из липы, диван-скамейка.
- Алекс, держи книгу. На русском языке, - Степан Бандера, взял толстую потрёпанную книгу, как реликвию, уважительно и бережно передал Филиппу, тот успел прочитать обложку на русском языке, «Достоевский Ф.М. «Бесы», роман, издательство Дрезден», - изучаю. Пытаюсь понять суть русской души. Мне, поляку, урождённому Австо-Венгрии, тяжело разобраться во всех психологических хитросплетениях героев романа, так много умных мыслей, может, ты разберёшься. И, ещё, очень важно! Почему в 1935 году Сталин запретил на всей территории Советского Союза эту книгу? Если эта книга несёт опасность Советам и, лично товарищу Сталину, тогда надо найти в книге то, что являет для них эту самую опасность. Найди! Это очень важно. Что на всё это скажешь?
Держа в руках книгу, Филиппу стало немножко не по себе, сослался на усталость, тут же вспомнил, как Пауль Зегерс точно такую книгу вручил его давнему другу, радисту.
«Неужели радиста взяли, нашли книгу и, теперь в отношении меня начинается такой незамысловатый шантаж, - как ошпаренный, под угрозой тупого провала, Филипп снял форменную фуражку, расстегнул китель, час назад, на глазок примерил новую форму вермахта офицера аненербе, отчаянно думал, время шло на секунды, - спокойно, держи себя в руках. Эта книга немецкого военного лётчика, наверное, радисту попала, случайно, её просто засунули в пустующее место радиоприёмника. Лётчика, чтобы уточнить и проверить, откуда у него книга, они вряд ли достанут, «кишка тонка». Об этой книге ни я, ни Маричка, «ни сном ни духом». Был вопрос. Надо ответ дать сейчас. Обязательно, сейчас. Почему Сталин запретил? Надо вспомнить, как генерал Васнецов говорил об арестах, правильных и неправильных. Тухачевский, Блюхер. Есть мудреное слово. У Ленина часто потребляется. Оппортунисты? Нет. Кажись, оппозиция. Точно! Оппозиция! Молодец, Филипп! Спокойно. Спокойно. Спокойно».
- Цэ всэ цикаво, - Филипп перешёл на украинский язык, чтобы Степан не копался, пытаясь разобраться с акцентом русского языка, точнее, каких мест обитания будет его речь, было заметно, когда разговор шёл на русском языке, уши Стёпы впитывали каждую звуковую интонацию, по его движению головы становилось понятным, интерес проявляет не праздный, - важлыво памьятаты латыньське слово, напрыклад, воно застосовано в шахах, опозыция, протистояння.
- Ты хочешь сказать, что те самые бесы из романа, Шатов, Ставрогин, и есть оппозиция к царской власти? Террористы, как я. Грохнул министра, значит, я и есть оппозиционер, - Степан опять сделал попытку вывести немецкого учёного на русскую стезю разговора, - и, получи пожизненный срок. Значит, надо в Советском Союзе начинать формировать лояльную к нашему движению, оппозицию против Сталина. Пока идёт война, и русские будут долбиться в Европе, ты читай книжонку, формируй как можно больше умных мыслей, за моим именем. Ха-ха-ха! Не обижайся, я с наилучшими пожеланиями. И, тогда у нас всё будет хорошо. Деньги будут, главное, вести скромный образ жизни, незаметный. Не жировать! Бери книгу, я её выпросил здесь, в местной библиотеке. Как она здесь оказалась, ума не приложу. Полгода читаю и, никак этого Достоевского в толк не возьму. Две, три страницы прочитаю и, засыпаю.
Напряжение, как рукой сняло, Филипп успокоился, присел рядом с Маричкой, обнял, поцеловал. Степан встал, подошёл к прикроватной тумбочке, достал свёрток.
- Вот вам деньги на первичные расходы, германские, американские, русские, в зависимости от того, какая власть будет. Поезжайте в Мюнхен. Меня беспокоить не надо. Мой человек вас найдёт и всё скажет, что надо делать. Рацию доставит он. Что передать землякам, тоже он. Где мне определят находиться, сообщу позже, может и в Мюнхене. Я об этом буду просить, место хорошее, - Степан остановился, застыл, как будто от этого зависела вся его дальнейшая жизнь, - дело вот в чём. На мне висит польский приговор пожизненного заключения за убийство министра. Мой личный интерес заключается в том, чтобы поляков под своё крыло взял Советский Союз и, самое главное, чтобы территория Львов – Волынь не отошла обратно в Польшу, тогда, я точно буду находиться под надёжной защитой западных спецслужб. Но! Если в Польше будет сформировано не просоветское, а прозападное правительство, тогда поляки затребуют меня на пожизненные нары. Никто не поможет! Такие вот пироги. Понимаешь, Алекс, если рассуждать логически, то в действиях Советского Союза моё спасение, моя жизнь напрямую зависит от них, особенно Сталина. Сам прекрасно видишь, я только что тебе всё, как на духу, рассказал. Но я, в начале войны с ними, Советами, с тем, же Сталиным, получается, пилю сук, на котором сижу. Можно всё бросить, эту, пока непонятную мне борьбу и за что? Да, можно. Я не жил на территории Львов – Волынь, когда в тридцать девятом забрал Сталин. Сидел в тюрьме на пожизненном сроке. Гитлер дал мне свободу, жизнь, держит в концлагере, правда, условия человеческие, сами видите. У меня было время подумать. Получается, шахматная партия. Цугцванг. Сопоставив все варианты, решил пилить сук, на котором сижу, вести непримиримую борьбу против Советской власти на наших землях Львов - Волынь. Почему? За деньги! Платят хорошо. Что англичане, что американцы, никогда не простят Сталину, что он победил Гитлера. А Сталин победит, обязательно победит. Мне чужого не надо, отдайте своё, земли Львов - Волынь. За нашу независимость, за нашу государственность. У Кольки, прочитаешь, есть такое мудрёное слово «моногосударственность», я так и не понял, что этим хотел сказать. Ты разберись, как обставить всё красиво, чтобы люди за нами пошли. Писака был знатный, я, когда узнал, что Колька общается с «кремлёвским горцем», сразу решил его грохнуть, а все его работы присвоить себе. Мне нужен такой человек, как ты. Будэмо працюваты. Ладно, поговорим после, сначала надо отсюда выйти. Скорее бы Красная Армия победила. Ха-ха-ха! Вот и всё, на сегодня. Такая незамысловатая петрушка получается, «куда не кинь, везде клин». Присядем на дорожку.
По счастливой случайности ленинградское утро сей раз без дождя, без ветра, без облаков. Будильник разбудил всех своим звонким тарахтением. Светка вскочила первая, как ошпаренная.
- Вот, блин! Даже чулки не сняла, - сидя голой попой на двуспальной, бывшей родительской, кровати, стянула слегка прилипшие чулки, с пола подняла трусики, бюстгальтер, всё бросила в плетёную корзину, для стирки, - действительно, показали класс. Петя, ты проснулся?
- С таким будильником проспишь. Ты когда его купила?
- Не важно. Почему я вырубилась?
- Четыре круга сделали и, все в десятку.
- Сильно орала? Бедное моё сердечко. Всё-таки натёр! Гад!
- Перерыв больше месяца, ты всё никак насытится, не могла.
- Ладно! Проехали. Мне в институт. Что перекусить, найдёте.
- Мы в пельменную столовую, на Невском проспекте. Толяну и Таньке привет!
- Хорошо. Передам. У тебя торчит. Ха-ха-ха. Не сейчас. Вчера досыта хватило. Всё, пока. Я побежала.
Проснувшись, Ирка продолжала полудрыхнуть, голой попой вверх, закинув правую ногу на Петю, уткнувшись носом в его правое плечо. С трудом освободившись от якобы спящей красавицы, слегка прикрыл обнажённое Иркино тело, валявшейся на полу простынёй, Петя двинулся на кухню попить воды. Через пять минут, укутавшись простыней, на кухню явилась Ирка.
- А где Светка?
- В свой торговый институт рванула. Чай будешь?
- Буду.
Электричкой до Балтийского вокзала, там, на метро до Гостиного двора и, знаменитый Невский проспект во всей красе. В пельменной столовой, кроме толпившихся у раздатки десятка два финнов, больше в очереди никого не было.
- Петя, откуда столько иностранцев, - Ирка, не привлекая внимания, старалась шёпотом узнать интересующую её информацию, - и, почему от них так разит перегаром.
- Финские туристы. Видишь, везде стоят их автобусы, завтракают, - также шёпотом отвечал Петка, - после бурно проведённой ночи.
- Это как?
- У них «сухой закон». Твоя любимая тема. Так вот, думаешь, они приезжают в Ленинград смотреть достопримечательности? Нет! Они приезжают к нам туристами водку жрать. Раскупают почти все билеты у всех ленинградских театров, только там, где есть буфет, продают водку «Столичная» с хорошей закуской. Первый акт сидят, смотрят спектакль, а в перерыве и до окончания спектакля у них перекус. Дальше артисты играют свои роли немногочисленным русским театралам. И, такое происходит не первый год, с этим финским «сухим законом», граница рядом. Пьют безбожно! Оттого и перегар на всю столовую. Здесь любители сибирских пельменей. За углом готовят более крупные пельмени, называются хинкали, немного остренькие. Бурятское блюдо. По ту сторону Невского проспекта русская кухня, особенно в почёте борщи с пампушками, там народу поболей, будет. Если здесь не нравится, пошли в другое место.
- А где кофе подают?
- Это большая редкость. Здесь тебе не Львов. Есть одно место, ресторан «Садко», минут пять ходьбы. Заваривают кофе в турке, по-турецки. Туда с перегаром не пускают. Так что, финнов там не будет. Одиннадцать уже есть, открылся. Пошли?
- Ресторан? Наверное, дорого?
- Рубля три, а то и пять, потратим. Возьмём два блюда, с котлетой по-киевски, это где бульон внутри, к ним можно картофель, рис, макароны. И кофе!
- Ладно, уговорил.
На входе в ресторан, окинув взглядом, большой дядя швейцар в форменной одежде вежливо спросил, есть ли деньги, Петка украдкой показал новенький червонец, тут же подбежал молоденький давно знакомый официант, настойчиво предложил занять столик у окна с видом на большой книжный магазин, для рекламы заведения и, привлечения посетителей.
- Откуда он тебя знает?
- Как откуда? Говядина и орехи! Ха-ха-ха!
- Так ты у них пополняешь запасы своих яиц? Для «ленинградского зачатия»!
- Ресторан славится своей хорошей кухней. Рекомендую.
- А давай по говядине с орехами!
- Официант! Говядину с орехами и, кофе! Витёк, как дела?
- Погода шепчет! Мне не повезло получить порцию солнечных ванн. Вчера финны были. Видишь, зеркал нет, одна фанера торчит. Хорошо, что не моя смена.
- Понимаю.
- Интересно, и, как здесь люди живут? Город весь в камне, деревьев нет. Вот наш Львов утопает зеленью, цветами! Сегодня одно радует, день солнечный.
- Да, ты права, город хмурый, солнечных дней мало. Недавно интересовался Хабаровском, так вот, у них примерно в среднем двести семьдесят пять солнечных дней в году. Ты можешь себе представить такую картину? Здесь всё наоборот.
Отобедать в ресторан зашли туристы соседней страны «тысячи озёр», швейцар тут же прокричал, что «финны трезвые, много не наливать». В их честь со всех ресторанных динамиков понеслась финская народная музыка.
- Я вот всё хочу спросить.
- Валяй!
- Ты когда заберёшь себе «нож бухгалтера»?
- Для бабушек нож есть реликвия, память. Забирать никак нельзя.
- А такой вариант. Например, ты подаришь «нож бухгалтера» знаменитому повару львовского ресторана «Карпаты» Ирине Фарион? То есть, мне.
- Тебе лично, нет. А вот повару Ирине Фарион, подумаю. Да!
- Я так и думала.
- Ирка, зачем тебе карьера власти, Коммунистическая партия Советского Союза? Непонятные планы на реванш. Какой реванш? Ваш Львов живёт, Сталину спасибо, в десять раз лучше, чем Ленинград. Этот город ещё не отошёл от блокады. Да, чуть не забыл. Здесь не принято бросаться едой, пренебрегать едой, так что, всё, что тебе принесли, обязательно должна скушать.
- Хорошо. Я поняла.
- Бросай всю эту, как ты говоришь, галиматью с украинским языком, иди в повара. Ты пойдёшь в повара? Ты станешь знаменитым поваром? Говядина и орехи тебя ждут!
- Ваше блюдо, Пётр Алексеевич Клёнов. А как барышню зовут?
Официант Витёк принёс керамические горшочки, внутри мелко нарезанная тушёная говядина с картофелем, сверху приправленная тёртыми грецкими орехами. Следом на столе появилась турка с ароматным кофе.
- Её? Она этого достойна? Будущий знаменитый повар ресторана «Садко» Ирина Дмитриевна Фарион. Девятнадцать лет.
От неожиданности такой рекламы, покрасневшая, в слегка расстроенных чувствах, Ирка смотрела на Витька, тот, ничего не понимая, только что и мог, переводил взгляд с Пети на Иру и, обратно, так несколько раз.
- Приятного аппетиту! Я пошёл работать. Надо, же, чёрт бы их побрал! И мне финны достались!
- Спасибо, Витёк! А запах! Петя, не прикалывайся. У меня появилась идея. Ты знаешь, где в Ленинграде находится памятник писателю, написавшего роман «Бесы»?
- Достоевский? Знаю. Такого памятника в Ленинграде нет!!!
19 августа 2025 года.
