Когда-то, в дни нашей молодости, когда мы работали в "Комсомолке" втроем - Валера Хилтунен, Юра Щекочихин и я, знакомые педагоги нам прохода не давали из-за того, что мы собираем вокруг себя "чистеньких" ребят. Сам он в то время был увлечен ребятами из подворотни. Мы, конечно, отшучивались, но в душе грызли сомнения.
Пока я с возрастом не поняла, что "чистенькие", "домашние", одинокие, талантливые дети терпят бедствие не меньше, чем их ровесники в своих подворотных стаях.
Талант - это всегда драма, если не трагедия. В семье, школе, компании сверстников.
Когда мы их собрали - тихих одиночек, домашних философов, они каждый день вызывали у нас жгучую тревогу: вдруг разбегутся? Мы с Хилтуненом на ушах стояли, чтобы их увлечь друг другом.
В наших кругах тогда бытовала теория вечного коллектива: что, познакомившись в детстве, юности, люди сдружатся так сильно, что и во взрослости будут продолжать общую работу, даже поселятся вместе в одном доме или подъезде.
Со временем стало ясно, что это утопия. В юности коллектив - что-то вроде ракеты-носителя, он выносит личность - "спутник" на орбиту, а сам сгорает в плотных слоях атмосферы.
И я рада, что наш клуб, начинавшийся в середине 70-х годов с глобальных планов переустройства мира, создания новой культуры, претворился с годами просто в теплый круг друзей. Устав от глобальной патетики предыдущих клубов, я решила, если здоровья хватит, создать нечто малое, немасштабное: домашний литературный кружок "Золотой абажур" и домашний театр под тем же названием.
Мы не будем уповать на издательства, сочинять манифесты. Всего этого сейчас тьма-тьмущая. Мы будем работать над словом - вернее, лечить слова. Ведь слова от долгого употребления в новоязе, а затем в обиходе андерграунда - искалеченные, стершиеся, раненые. Такой вот госпиталь слов.
Армана Бекенова я знаю с его пятилетнего возраста. Помню, как, придя в гости к его родителям и увидев жутковато-мрачные его рисунки, я сказала: "Тяжело тебе живется, братец". Эту фразу Арман запомнил на всю жизнь. Еще он в раннем детстве увлекался камнями, в школу пошел в одну из лучших столичных гимназий, потом учился за границей, куда его отвезли родители, а в этому году, в возрасте
15 лет, вернулся в Москву и экстерном сдал курс средней школы. Чтобы пораньше поступить в Литинститут.
Арман - член нашего кружка. Прочитайте, что он пишет.
Ольга МАРИНИЧЕВА
Пятое время года Во время пятого времени года постоянно идут проливные дожди, но небо не теряет своей голубизны, а снег идет в двадцатиградусную жару. Несмотря на палящее солнце, пятое время года укутано в прохладную тень. В пятом времени года идет бесконечный листопад. Во время пятого времени года может быть все, но ничего серьезного. В пятом времени года стоит кричащий памятник, и с какой бы стороны вы на него постоянно ни смотрели, он будет к вам спиной. В пятом времени года нет Стен, потому что пятое время года само нарисовано на Стене. А эта Стена у меня в Голове. В моей Голове больше нет ничего, кроме Стены, на которой нарисовано пятое время года.
Под желтым солнцем Он жил в желтых песках Сахары, он пил желтую от песочного осадка воду, а в одиночестве он кричал просто оттого, что все вокруг было желтое.
Он вышел на дорогу и остановил желтое такси, которое вел человек с желтыми глазами.
- В желтый дом, - медленно сказал он человеку.
Они не доехали, сгорели под лучами желтого Солнца. Не иди против Цвета!
Падший ангел Я сидел на туче и смотрел вниз. Но из тучи брызнул дождь. И она начала таять подо мной. Но я не заметил этого, потому что был зачарован Землей.
Я упал на Землю и отбил себе почки, а потом меня забрали в Боткинскую больницу и ампутировали крылья. На меня надели серый плащ и отпустили на улицу. И все дивились - какой красивый прохожий.
Я вышел на улицу из серого дома. Дождь превращался в лужи на мокром асфальте. Я подумал: "Боже мой, ведь в каждой луже - крошечное отражение мира". Я заплакал.
Я шел и думал: "Зачем я нужен в этом мире - ангел без крыльев, упавший с небес". И я уходил вдоль по улице, продолжение которой скрывалось в тумане, туда, где день не сменяется ночью. И только от стен домов отскакивал мой громкий смех.
