Если бы можно было предположить, что все противники имеют схожие взгляды на мир и ведут расчеты по предсказуемым, знакомым схемам — если бы существовало общепринятое понимание того, что представляет собой разумное принятие решений и поведение, — политика сдерживания была бы намного проще[2].
Кейт Б. Пейн, профессор, бывший заместитель помощника министра обороны США
Недавние научные исследования, которые почти полностью остаются неизвестными широкой публике и даже руководителям стран, показывают, что риск неотъемлем от ядерного планирования, военной политики, готовности и угроз двух сверхдержав. Это совершенно неприемлемо[3]
Д. Эллсберг, высокопоставленный участник ядерного планирования в США
После февраля 2022 года система стратегического сдерживания России и США практически перестала существовать: США перешли к открытой политике военно-силового давления, ограничивая её только рамками применения ЯО. Это ограничение понималось ими (и некоторыми либералами в России) как стратегическое сдерживание и «сохранение стратегической стабильности», что очевидно подрывало саму логику.
Последние 20 лет в мире со стороны США происходило систематическое разрушение и даже ликвидация институтов и организаций, целью которых было обеспечение международной безопасности и стратегического сдерживания – от ликвидации договоров по ПРО и обычным вооружениям до превращения международных институтов в подконтрольные США институты и ведомства – ОБСЕ, ОЗХО и др. Относительно стабильным осталась область, ограниченная ядерных сдерживанием на стратегическом уровне, хотя и в этой области продвижение на переговорах с США «зависло» благодаря позиции Вашингтона. С точки зрения глобальной стратегии, сдерживание стало откровенно противоречить политике США по установлению более жесткого контроля над новым миропорядком с помощью военной силы.
С другой стороны, эта «хаотизация» МО сопровождалась объективным процессом создания новых, не подконтрольных Вашингтону, центров силы. Так, быстро развивалось сотрудничество и расширялось членство в рамках ШОС и БРИКС, к которым осенью 2022 года (на фоне нарастающего конфликта) захотели присоединиться Иран, КСА, Аргентина и другие страны. Иными словами, в «хаотизации» вырисовывались черты нового мирового порядка и центров силы, новые коалиции и союзы, противостоящие объединенной западной военно-политической коалиции во главе с США[4].
В части III (Глава № 5) уже рассматривались общие вопросы стратегического планирования (СП) в России. Некоторые современные аспекты стратегического планирования России также рассматривались выше уже в соответствующих главах второй части. В этом разделе предполагается остановиться преимущественно на некоторых конкретных российских особенностях формирования стратегии и стратегического планирования в 20-е годы нашего столетия в условиях СВО на Украине, а в более широком контексте, нарастающей цивилизационной экзистенциальной угрозы России[5].
Развитие современного сценария ВПО («Эскалация политики военно-силового принуждения Западом») в его радикально-военном варианте – «Ограниченных коалиционных войн на отдельных ТВД против России» – неизбежно создает не просто частные, военные, но экзистенциальные угрозы существованию нашей страны, требующие радикальных и комплексных ответных мер, охватывающих как военно-техническую, экономическую, так и научно-образовательную и культурные области[6]. Так, например, региональный по форме военный конфликт на Украине продемонстрировал необходимость создания значительных запасов ВВСТ и боеприпасов уже в мирное время. В частности, ВТО – РСЗО и ствольной артиллерии, потому, что в ходе военных действий даже мощные ОПК США и России не могут компенсировать потери на поле боя. В частности, руководитель американской компании Lockheed Martin Джим Тайклет заявил о намерении нарастить производство систем HIMARS на 40."Мы уже встречались с нашими долгосрочными поставщиками с целью запланировать рост производства до 96 единиц в год"[7], – проинформировал Тайклет. Другими словами, в 2023 году корпорация сможет произвести не более 100 РСЗО.
Соответственно и меры в области политической и военной стратегии России должны быть скорректированы в направлении не только расширения спектра мер противодействия, но и предусматривать увеличение стратегических резервов. Они неизбежно будут радикально отличаться от общих положений стратегии и стратегического планирования российской спецификой последних лет. По аналогии с предвоенной ситуацией 30-х годов прошлого века в СССР, Россия должна накапливать материальные ресурсы и ВВСТ, а также боеприпасы в более крупных масштабах, чем прежде.
Это обстоятельство далеко не всегда находит понимание в российском обществе, где цивилизационная угроза со стороны Запада нации не воспринимается в полной мере и всеми.
Как говорилось уже выше, стратегия, основанная на стратегическом мышлении, невозможна[8] без стратегического целеполагания[9] и стратегического планирования, которые немыслимы, в свою очередь, без долгосрочного прогноза. Таким образом, стратегия в принципе невозможна без стратегического прогноза и планирования, хотя на практике это происходит нередко. В России, как всегда, бывает иначе. В частности, в периоды кризисов или резких внутриполитических противоречий, борьбы кланов и групп внутри правящей элиты, когда тактические вопросы борьбы за власть заслоняют проблемы стратегического развития. Именно это происходило во времена М. Горбачева и Б. Ельцина, когда внутриклановая борьба отдельных группировок элиты мешала разработке эффективной государственной и национальной стратегии. Такие же условия были ми в первый срок президентства В.В. Путина, который «собирал власть» по фрагментам, не имея реальной возможности предложить обоснованный стратегический курс, хотя даже в те годы уже звучала идея «удвоения ВВП», которую можно расценивать как философию будущей стратегии.
Именно в третьем десятилетии нового века для России особенно важным стала эффективная стратегия, способная компенсировать её нарастающее отставание в соотношении сил с наиболее развитыми центрами силы в мире в условиях усиления военно-силового противоборства в мире. «Российская специфика» заключается в том, что страна и нация «потеряла» не только темпы своего развития, но и во многом свое исключительно благоприятное положение за последние 30 лет в результате борьбы правящих группировок за власть и отсутствия внятной стратегии развития: если в начале 90-х годов прошлого века она имела сильнейшую в мире армию и уникальную территорию и население, то к началу третьего десятилетия она превратилась в «великую державу регионального знания».
В то же время остается открытым вопрос не только о наших реальных возможностях, но и намерениях. Очевидно, что чем меньше возможностей, тем скромнее должны быть намерения. И здесь трудно не согласиться с канцлером Отто фон Бисмарком, который в свое время сказал: «Наш престиж и наша безопасность будут тем устойчивее, чем больше мы будем воздерживаться от вмешательства и в споры, которые нас непосредственно не касаются, и чем безразличнее мы будем ко всяким попыткам возбудить и использовать наше тщеславие»[10].
Осознание этого происходило медленно, но пришлось признать в начале 20-х годов. Это нашло свое отражение в целом ряде публичных заявлений В.В. Путина накануне выборов и в ходе выборов в Государственную думу РФ[11], принятии новой редакции Стратегии национальной безопасности России в июле 2021 года, многочисленных публикациях, в центре которых стояла идея опережающего развития человеческого потенциала и его институтов. В частности, серии моих статей, посвященных институтам развития НЧК, опубликованных в журнале «Обозреватель» в № 7–10 за 2021 год.
К сожалению, даже в настоящее время говорить о том, что удалось переломить тенденцию прошлых лет, нельзя. Прогноз, стратегическое планирование, лежат в основе существующей политической и военной стратегии, но когда вместо такого прогноза и планирования принимаются субъективные решения (что происходит в политике и военной области России регулярно), это означает, что правящая элита и руководство игнорируют стратегию, подменяя её тактикой и непродуманными волевыми решениями. «Первым признаком того, что элита перестает уделять данной проблеме (политическому и военному искусству – А.П.) должное внимание, является подмена стратегии тактикой», – справедливо считают военные эксперты И. Попов и М. Хамзатов. Это, например, стало особенно заметным при игнорировании не военных силовых институтов политики[12].
Именно увлечение тактикой, частными вопросами особенно характерно для В.В. Путина и его правительства, которые акцентируют внимание на деталях, переставая видеть стратегические направления. Это проявляется, в частности, в увлечении текущими, часто второстепенными деталями, во вред решению более крупных вопросов. Примеров – множество – от преувеличенного значения отдельных программ вроде «Сколково» и «Сириуса» во вред общефедеральным программам, до «знаковых» акций по улучшению социально-экономической ситуации, имеющих незначительное влияние на фоне резкого усиления инфляции. От гипертрофированного внимания к отдельным образцам (выдающимся, вроде танка Т-14 или самолета СУ-57) ВВСТ на фоне отсутствия конкретных результатов их промышленного производства.
__________________________________________
[1] Подробнее о стратегическом сдерживании см.: Стратегическое сдерживание: новый тренд и выбор российской политики: монография / А.И. Подберёзкин, М.В. Александров и др. М.: МГИМО-Университет, 2019. 656 с., а также: Байгузин Р.Н., Подберёзкин А.И. Политика и стратегия. Оценка и прогноз развития стратегической обстановки и военной политики России. М.: Юстицинформ, 2021. 768 с.
[2] Кейт Б. Пейн, Сдерживание - это не ракетостроение: это сложнее, № 527, 6 июля 2022 г. / В кн.: Сдерживание во втором ядерном веке / https://translated.turbopages.org/proxy_u/en-ru.ru.ba0b76af-62ea246b-42166ef7-74722d776562/https/www.overdrive.com/media/2082396/deterrence-in-the-second-nuclear-age
[3] Эллсберг Д. Машина Судного дня: откровения разработчика плана ядерной войны. М.: Альпино Паблишер, 2018, cc. 462–463.
[4] В самой этой коалиции осенью 2022 года стали обозначаться центробежные тенденции в политике Венгрии, Франции, Германии и во внутренней политике ряда государств.
[5] Экзистенциальная угроза государству и нации – зд.: набор сил, которые могут привести к тому, что сущность (нация, государство) перестанет существовать или будет существовать в таком измененном или уменьшенном состоянии, что она больше не будет обладать достаточным количеством одних и тех же атрибутов, чтобы называться одной и той же сущностью, т.е. Россия перестанет быть Россией, а нация – радикально деформируется или исчезнет. Развитие современного сценария ВПО («Эскалация политики военно-силового принуждения») ведет к возникновению э.у. России.
[6] Развитие современного сценария ВПО продвигалось ускоренными темпами в этом направлении. На это я не раз обращал внимание после развала СССР, но особенно с начала нового века. См., например: Подберёзкин А.И. «Риск начала Третьей мировой войны не просто сохраняется, он стремительно усиливается» // Национальная оборона, 2021, № 4, апрель, сс. 9–20.
[7] Глава американской оборонной компании Lockheed Martin Джим Тайклет заявил о намерении нарастить производство систем HIMARS на 40%. РИА Новости, 19 октября 2022 // https://dzen.ru/a/Y075XjlIrBZY-afN?&
[8] Стратегическое мышление – зд.: искусство не только военного и политического, но и психологического противоборства и умения манипулировать противником, введению его в заблуждение и обеспечение безопасности (Бэзил Лиддл Гарт).
[9] Стратегическое целеполага́ние – процесс выбора одной или нескольких значимых целей с установлением параметров допустимых отклонений для управления процессом осуществления идеи. Часто понимается как практическое осмысление своей деятельности человеком с точки зрения формирования (постановки) целей и их реализации (достижения) наиболее эффективными (экономичными рентабельными) средствами, как эффективное управление временным ресурсом, обусловленным деятельностью человека.
[10] Бисмарк Отто фон. Воспоминания железного канцлера. М.: АСТ: ОГИЗ, 2021, с. 382.
[11] Практически ежедневные встречи В.В. Путина и совещания летом-осенью 2021 года были посвящены ускорению развития НЧК и его институтов, прежде всего, в социально-экономической области и здравоохранении, которые были направлены на перевод деклараций в практическое русло.
[12] См. подробнее: Боброва О., Подберёзкин А. Политико-правовые вопросы противодействия проявлениям, направленным на подрыв основ государственности Российской Федерации / Эл. ресурс: сайт ЦВПИ «Евразийская оборона», 30.08.2021 / http://eurasian-defence.ru/?q=eksklyuziv/politikopravovye-voprosy
