Гость ЖВ. Если мы не найдем точки согласия, нас как нацию уничтожат более примитивные сообщества. Без миссии мы как общество не имеем значения, - считает Сергей Доренко.
Путин сам, мирно уже, глядя в глаза собеседника, рассказал о президентских выборах. Преемником на посту президента станет нынешний мэр Москвы Дмитрий Козак - толковый парень, неоспоримый приверженец демократии, надежный в смысле выполнения договоренностей. Да, раньше планировали Грызлова, Миронова. Ну и что? Нет, ничего не произошло. Просто решили двигать Козака. (С. Доренко, "2008")
- Как себя чувствует Чубайс? - поинтересовался Шрёдер. - Мы получаем тревожную информацию о том, что у него серьезные кардиологические проблемы.
- Внутренний распорядок российских тюрем таков, что заключенный может в любой день обратиться с ходатайством о направлении на прием к врачу, - парировал Путин. Он сморщил лоб, когда говорил это. Он всегда так морщил лоб, когда начинал говорить параграфами. (С. Доренко, "2008").
- Сергей, вы изменились. Из брутального, агрессивного превратились в терпимого, спокойного, даже веселого журналиста. Что-то произошло? - Моя брутальность была связана не с силой. Она была отчаянием. Так я реагировал на паскудство нашей жизни. А сейчас я понял, что русская жизнь - это чань-буддийский коан (древнекитайское абсурдное изречение - Ю. Л.), на который нет ответа. Или есть, но в в иной плоскости. Мой ответ - смех. Если пытаться логически отвечать шизофренику, то сам превратишься в такого. На парадокс можно отвечать только парадоксом, чем я сейчас и занимаюсь. Единственный выход - взлететь над абсурдом, как Нео в "Матрице", и посмотреть сверху. Вас спрашивают: "Да или нет?" - а на что надо ответить "да" и на что "нет" - не говорят. Или, еще лучше: "Да или да?" Как тут ответишь? Только смехом. Смешно, правда? Да или да? Нет, вы мне скажите: да или да?
- Герой вашего романа "2008" ищет ответы в иной плоскости. А зовут его Владимир Путин.
- Мой герой, забравшись на вершину власти, понимает, что это вовсе не то, что ему нужно. Вот почему я начинаю склонять его к даосизму, который в отличие от христианства и других крупных религий не трактует жизнь как страдание. И в реальной жизни я вел с Путиным об этом беседы, но к роману это отношения не имеет. Через даосские размышления-раздумья я пытаюсь вернуть его к простым вещам. Я хочу подсказать ему другое развитие, выход из тупика. Ты владеешь всем, даже Вселенной, и что это дает? Это делает тебя счастливее, здоровее?
Мудрый китаец, к которому я посылаю Путина, говорит ему, что его мир построен на системе обладания, на экспансии. Но в сегодняшнем мире важнее покорить время, а не пространство. Когда оно, пространство, покорено, оказывается, что это было не нужно с самой первой минуты. Деньги дают свободу - но только на короткое время. Потом вы начинаете их обслуживать. Один известный человек сказал мне, что его акции стоят 12 миллиардов долларов, но они по европейским стандартам недооценены. Они должны стоить 25 миллиардов. Я с ним согласился: да, наверное, вы правы. Он сегодня не спит, не ест, он раб, он крутит педали, чтобы превратить 12 в 25. Но когда он этого достигнет, ему станет еще труднее жить.
Роман "2008" - исследование личности, некие духовные поиски молодого человека, которому всего 55 лет. В книге есть персональный гороскоп Путина, который делался несколькими школами мастеров. Я заказывал его в Китае. В нем расписано все по дням. Я внимательно и долго наблюдал за Путиным. Причем следил за ним как за человеком, а не как за функцией. Я заметил, что он все время ведет себя по-разному. Моя мотивация в написании этой книги - исследование его души.
- Что там у него по китайскому персональному гороскопу весной 2008-го года?
- В конце весны ему станет значительно легче. Нынешний год, до 7 февраля - это год, когда будут нарушены договоренности.
- А что будет с нами?
- Мы будем жить как жили люди 400 лет во время крушения Римской империи. Империя рушилась, а они спокойно сажали редиску. Империя рухнула. Сейчас приезжаешь в Рим и видишь, что никто не плачет, едят и подают вкусные макароны. Слез в глазах у римлян нет. Что нам делать? Жить. Сажать редиску. Только не по одному, надо попробовать жить вместе. Попробовать понять нашу миссию. Если мы этого не сделаем, все будет ужасно. Пока мы ее не поняли, мы как общество - бессмысленны. Сегодня формулируют смыслы США и Китай. Для чего мы живем в России, с какой стати мы русские, какова наша ответственность перед Богом, перед потомками? Мы не договорились об этом. Нет точек согласия. У нас нет миссии. А бессмысленным людям в бессмысленном сообществе - им все равно кто их захватит, кто придет со своими смыслами.
Нам все 70-е годы грязно лицемерили, нас обманывали и в 60-е, и в 80-е, а в 90-е нам сказали, что смысл в буржуазности. Но мы неправильно понимаем идеологию буржуазности. Голландец каждые два года покупает машину, чтобы показать, что он хорошо трудился во славу Господа, - вот в чем идея буржуазности. В пепле Клааса, который стучал в сердце Уленшпигеля, - вот в чем был исходный смысл буржуазности. В борьбе за право служить Богу - вот как развивался буржуазный гуманизм. А нам сказали, что буржуазность в том, чтобы жрать. На Западе в буржуазности есть миссия, у нас - нет. Мы ищем ее в православии, мы пытаемся ее найти в советской эпохе, в Гагарине, в победе над фашизмом. Но пока не нашли. Надо найти точки, где мы не спорим. Проект "Нация Гагарина и победители 45-го" всех бы удовлетворил, но и для этого надо приложить огромные интеллектуальные усилия. Или нас съедят. И даже не более высокие силы. Нас съедят примитивные компактные солидарные сообщества, не достигшие еще степени разложения в силу своей примитивности. Они не выше, не лучше нас, они просто еще не мы, но они нас съедят, потому что мы слабее. И, съев нас, превратятся в нас. И потом тоже достигнут разложения.
- Николай Зиновьев, когда давал интервью нашей газете, сказал, что война будет с Китаем.
- Я думаю, что вариантов больше одного. Но повторюсь - существенна не война пространств, а война времен. Сколько земли было у Христа? Сколько у него было пистолетов, ядерных бомб? Денег? Не было ничего. Он нес смыслы. Спор идет не за настоящее, а за будущее, за проекты будущего. За смыслы будущего - для чего жить и для чего умирать.
- Как искать точки согласия?
- Это должен делать интеллектуальный класс общества. Пока он в лучших традициях советской и постсоветской интеллигенции ищет вымя, ищет, куда прильнуть, ищет теплое место. Что нам сегодня заменило Коктебель и Переделкино? Где новые символы успеха? Мы даже не можем прийти к согласию о том, что хорошо и что плохо! Мы атомизированы, у нас нет общего аппарата. Такое общество бесперспективно.
Как искать точки? Коммуницировать. Общаться. Я готов пожертвовать любой позицией, если она нужна для согласия. Есть целая радиостанция, все ее знают, поскольку она одна. Если бы их было десять, мы бы гадали, какая из десяти. Но она одна - "Эхо Москвы".
- А есть такие вещи, Сергей, которыми вы пожертвовать не смогли бы никогда?
- Обязан буду пожертвовать. Хотя нет, есть вещи... Здесь противоречие, наверно... Я всегда буду презирать низкопоклонство перед начальством. И в то же время, мне хочется разобраться с судьбой моего деда, который был капитаном Красной Армии и воевал во времена, вызывающие у меня оторопь. Я не могу плюнуть в могилу деда. Я хочу разобраться. При Сталине я первый бы получил пулю. Я не конформист. Но ершистость плоха. Если ты такой весь из себя выпендрежный, ты не договоришься. Поступись. Но для меня это трудно. Я призываю всех к миру, к водопою. Но первый же нарушитель - это я. Во мне одни противоречия.
- А с телевидением у вас какие отношения?
- У меня дома нет телевизора. Мы в семье не едим вареную колбасу, считаем, что это опасно, и по этой же причине не смотрим телевизор. Я боюсь пропитаться грязью, боюсь, что безвкусица проникнет в меня незаметно.
- Но на работе-то, наверно, смотрите?
- В редакции во время эфира я прошу включить мне без звука канал мод и смотрю, как красивые модельки дефилируют по подиуму. Но когда я бываю в гостях, во мне просыпается студенческий демон, все порочное, что есть в моем косном мозге. Я начинаю есть вареную колбасу, вспоминая ее по 2.20 и 2.90, и, разрезав пополам батон белого хлеба, вкладываю в него колбасу и начинаю есть. А в позапрошлом году, на Новый год, два часа смотрел телевизор. Хозяину сказал: "Не говорите никому, я посижу в вашей комнате, посмотрю". Под колбасу и водку я вкушал запретное удовольствие. Шла какая-то юмористическая передача. Парень подходил к девушке в короткой юбочке и говорил ей: "Сделай па". Она переспрашивала: "Ударить ногой в пах?" И так раз пятнадцать! Зал умирал от смеха. Я смотрел на это, испытывая ощущение запретного наслаждения от невероятного паскудства и в то же время от изумления. И я знал, что вместе со мной все это смотрят миллионы. Я вышел к гостям и спросил: "Почему запрещен героин, если это разрешено?"
- И "Школу злословия" с вашим участием не видели?
- Нет, что вы, я в десять спать ложусь, я утренний человек. Телевизор смотрел только в одну эпоху своей жизни, когда был директором информационной службы Первого канала. Но это был недолгий период. А в 21:00 моя собака слышала позывные программы "Время" и радовалась, потому что мы шли гулять. Многие собаки в СССР знали тогда эти позывные.
Жуковские Вести
Юрий Луговской
31.10.2007
http://www.dorenko.info/about/interview.htm?id=438
