- Оксана, какая связь существует между "Casual"-1 и 2?
- Два романа в первую очередь связаны на эмоциональном уровне: по форме и манере изложения "Casual" нельзя ни с чем перепутать. Например, точно так же, как в первом "Casual", в новой книге не обозначено имя главной героини. Конечно, сама героиня - другая: по характеру, по образу мыслей. С выхода первой части прошло три года. Может, я сама изменилась, и это главное.
- Чем занимается главная героиня?
- Она звезда.
- Хорошенькая профессия.
- Вы знаете, я тоже думаю, что неплохая.
- Если о звездности, чем ограничена ваша собственная публичность, где лежит граница?
- Граница - за дверью моего дома.
- Все же сейчас мы с вами беседуем у вас дома и делаем это публично.
- Помните, я вам сказала, что по первому этажу можете ходить спокойно. А там, где детские, где спальни, где начинается частная жизнь, туда вас никто не приглашал.
- У вас есть табу относительно того, что вы никогда не скажете на публике?
- Да, конечно. Я никогда не скажу на публике, какого числа я выйду замуж, потому что я не хочу устраивать из этого пиар-повод и опять разогревать историю в прессе, как это было два месяца назад. И вообще, я никогда не буду делать из своей личной жизни пиар-повод.
- "Сasual"-2 заканчивается хеппи-эндом или же все-таки дает какую-то пищу для раздумий?
- Знаете, философская подоплека есть, наверное, в каждой истории. Если вы хотите читать просто то, что на поверхности, то вы будете читать просто то, что написано на поверхности: кто во что одет и кто что съел. Если вы пытаетесь понять психологию героев, найти какой-то смысл, то никто не мешает заглянуть глубже. Это ваш собственный выбор. Я никогда никому ничего не навязываю. Мои книги не начинаются с философских рассуждений о жизни. Тем не менее, я считаю, в них есть важные вещи, которые сказаны от лица героини или же идут подтекстом.
- На столике в прихожей я заметил книгу Милана Кундеры "Невыносимая легкость бытия". Какие мысли посещают в последнее время?
- Вы знаете, мысли посещают постоянно, а не только в последнее время. На самом деле привычка думать или есть, или ее нет. Не может быть такого, чтобы я сегодня задумалась и думала, а до этого неделю вообще ни о чем не думала. Какие мысли меня поразили? Прочитала сейчас книгу воспоминаний Лили Брик. В ней впервые опубликована часть ее переписки с Маяковским. Мне было очень интересно: это какое-то другое видение людей, характеров.
- Позвольте рассказать историю, с которой началось мое знакомство с вашими книгами. Дело в том, что однажды я был в Таиланде, в одном из дорогих экоотелей. Там большая библиотека, где собрана вся мировая классика на разных языках. Оказалось, что единственный представленный там русский автор - это не Толстой или Достоевский, не Чехов и даже не Пушкин, это Оксана Робски, роман "Про любoff/on".
- Это очень здорово. Тогда в свою очередь я расскажу другую историю. Однажды я обедала в одном ресторане. Ко мне подошел незнакомый мужчина. Говорит: "Оксана, вы меня, пожалуйста, извините. Вот книга. Это книга моего сына, подпишите ее, пожалуйста. Это мой подарок ему". Я, конечно, согласилась, и он дал мне книгу: на обложке в стиле поп-арт нарисованы мужчина и женщина, подписано: "Достоевский", какие-то комиксы, на корешке - "Мировая классика". Под обложкой был мой роман "Casual". Это произвело на меня серьезное впечатление. Мне кажется, аналогия с Достоевским - это лучшее, что может быть для человека, который занимается литературой.
- В одной из телепрограмм вы недавно прочли стихи Марины Цветаевой. Признаться, это было очень красиво.
- Спасибо. Если бы я умела читать с выражением, то лет в 18 я бы поступала на актерский.
- Вы действительно увлечены русским декадансом, символизмом?
- Да, абсолютно. Я правда знаю очень много стихов. Вы, наверное, и не поверите. (Смеется.) К тому же я очень хорошо разбираюсь в живописи начала XX века. Я очень люблю эту эпоху. Мне кажется, это было время, когда люди каждый день открывали какой-то новый мир. Я бы не сказала, что завидую им. Даже наоборот: какое счастье, что я не жила тогда. Тем не менее это удивительная эпоха.
- То был переход от галантного века в век кровавый. В конце XX века, в 90-е годы, тоже была попытка своего рода ренессанса - возврат к аристократизму. Возможно, поэтому-то Серебряный век сейчас завораживает: мы заново учимся чувствовать и жить красиво?
- Да. Только знаете, в чем наше с вами отличие: вы только учитесь, а мне все это было интересно уже в девятом классе.
- Так вот, она ответила: "Не хочу. Потому что я уже сама себе составила представление о людях и хочу их видеть такими, а не такими, каковы они на самом деле". Как вы относитесь к таким ее словам? Вы сами видите людей такими, какие они есть на самом деле, или же это представление, которое вы о них составили?
- Мрина Цветаева здесь имела в виду немножко другое. Она имела в виду не то, что она понимает, что она видит людей не такими, какие они есть. Она говорила, я думаю, о том, что, надев очки, она боялась разочароваться и вдруг понять, что люди на самом деле другие, чем она их видела раньше. Каждый человек живет в каком-то своем мире и очень часто боится открыться другому.
- У васэтот страх присутствует?
- У меня - конечно. Но я бы надела очки еще до того, как мне сказали, что их нужно надеть. Я бы не побоялась увидеть другое.
- Тема гламура поистине неисчерпаема и бесконечна. Сейчас у всех на устах новый фильм Андрея Кончаловского "Глянец". Первый "Casual" стал популярен, пожалуй, именно потому, что был первой российской книгой о гламуре, о dolce vita. Думаете, сейчас эта тема уже закрыта?
- К гламуру "Casual" не имеет никакого отношения. Успех "Casual" был связан с тем, что это была первая книга о современности. Все книги, фильмы, которые делались тогда, были в основном произведениями в стиле фэнтези. Или кто-то улетел на швабре куда-то, или кто-то улетел на луну, или кто-то мечтает: ах, вот если бы я улетел. У меня же была реальность в чистом виде. Думаю, вы со мной согласитесь. На самом деле о современности писать очень сложно. Дело в том, что современность - это такая вещь, где все еще не названо своими именами, где пока еще не обозначены рамки и границы. Описать современность получается только тогда, когда ты ее очень и очень чувствуешь. Слова, которыми ты пытаешься передать свои ощущения, должны быть точными, правильными. Если ты находишь эти слова, то люди тебе верят.
Что касается гламура... Вообще, я отношусь к гламуру не как к диктату современности. Не как к идеологии. Гламур, глянец - это составляющая бизнеса, это то, что подталкивает человека к потреблению. Вот и все. Мы все всё продаем. Мы все живем в век бизнеса, коммерции, продажи.
- Так ведь это и есть самая настоящая идеология - идеология потребления.
- Если в вашей голове другой идеологии нет, то вашей идеологией станет гламур.
- Это плохо?
- Это просто будет ваша голова и ваше мировоззрение. Если вам с этим хорошо, комфортно и счастливо, значит, отлично. Возвращаясь к вопросу о Цветаевой, которая боялась надеть очки, чтобы увидеть мир, я думаю, что как раз ей, как любому поэту, любому чувствующему человека, было внутри себя гораздо неуютнее, неспокойнее, чем тому, внутри которого глянцевая идеология. Нужно выбирать самому: чувствовать и страдать или носить Dolce & Gabbana.
- Одним из эпиграфов к поэме "Перекоп" Цветаева поставила фрагмент живого разговора, произошедшего в 1928 году: "- Через десять лет забудут! - Через двести - вспомнят!" Как вспомнят героев "Casual"?
- Не то чтобы я об этом не задумываюсь, но мне кажется, что даже не очень правильно об этом задумываться. Как раз провал многих художественных произведений заключается в том, что человек начинает что-то делать, заранее задумываясь: "Ага, вот этого героя будут вспоминать... вечно". Это неправильно. Не надо думать, что ты создаешь нетленки. Что ты можешь навязывать людям мораль - а навязывая им героя, ты навязываешь мораль. Если ты об этом думаешь, то тебе лучше куда-нибудь уехать, побыть одному, вернуться к самому себе и успокоиться.
- Вы чувствуете ответственность за собственные тексты перед читателями?
- Нет. Вы знаете, абсолютно не чувствую. Я вам уже говорила, что, во-первых, не надо думать о читателях, когда пишешь. Если я буду пытаться представить себе своего читателя, то я неизбежно буду пытаться ему понравиться. Где-то перевру, где-то недовру, где-то что-то недоскажу, сделаю хеппи-энд, о котором вы говорили. Есть миллион штампов. Тогда это уже буду не я. Тогда это уже не будет та искренность, которая, насколько я знаю, подлинных читателей и привлекает в моих книгах.
- Оксана, с недавнего времени вы стали владельцем собственного маленького издательства, в котором уже вышла книга Татьяны Булановой.
- Да, владелец заводов, газет, пароходов...
- В одном из интервью вы говорили: то, что печатается на Западе, не обязательно будет популярно у нас. Почему?
- Точно так же, как то, что печатается у нас, не обязательно будет интересно на Западе. Просто человеку всегда интереснее узнать про своего соседа, чем про инопланетянина.
- Кто в данном случае инопланетяне - мы или они?
- Не воспринимайте все так буквально, пожалуйста. Мои книги переведены на 13 языков, но это не значит, что за границей они выпускаются такими же тиражами, как в России. Ни один писатель не продается на родине так, как за рубежом, даже мировые бестселлеры вроде Дэна Брауна и "Гарри Поттера".
- А часто ли издатель правит ваши собственные произведения? Как у вас строится работа с литературным редактором? Что вызывает сомнение в ваших рукописях (вы же пишете ручкой)?
- Мои тексты практически совсем не редактируют. Лев Данилкин в своей книге о литературе написал, что Робски жалуется на плохую память. С тех пор я дала себе слово не жаловаться. Тем не менее редактор помогает проверить ошибки в написании каких-либо брендов - это главная задача. Также имена героев, потому что у меня в начале книги герой может быть Васей, а в конце - запросто Петей. Однажды я пришла к редактору, и она мне говорит: "Оксана, какой замечательный текст. Спасибо. Только есть маленький-маленький вопрос. Сцена на кладбище... Стоит мать героини и говорит: "Я хотела выйти замуж. Как же так?! Мне надоело быть одной". Все хорошо, мне очень понравилось". Я отвечаю: "Да, да, сцена отличная". - "Но просто в начале книги у нее был муж".
- А вы могли бы представить "Casual" как театральную пьесу?
- За три года никто не может представить "Casual" даже как кино. Хотя ведущие российские сценаристы делали попытки написать сценарий по "Casual", но так и не смогли. С одной стороны, это огорчает, так как интересно было бы посмотреть на экранизацию того, что я придумала. С другой - это для меня комплимент, потому что хорошая литература, как вы знаете, экранизируется довольно сложно. А с театром у меня в принципе непростые отношения. Для меня действие, происходящее на сцене, слишком условно. Поэтому представлять своих героев, их отношения, психологию, которая для меня абсолютно ясна, в условности театра мне неинтересно. Я не верю. Наверное, неправильно говорить подобные вещи и давать лишний повод для критиков и тех, кто хочет сказать что-то недоброе в мой адрес. Тем не менее я обычно не стесняюсь делать то, что мне нравится, и не делать то, что не нравится.
- В одном из интервью, где речь шла о женской прозе, вы сказали, что 80% всех читателей - это женщины, и что вся современная литература по своей сути - для женщин. Крайне эмансипированная позиция, не правда ли?
- Это статистика. Таковы цифры по всему миру. Не знаю, с чем это связано. Возможно, с тем, что у женщин больше свободного времени. Затем, ведь речь идет не только о книгах: именно женщины покупают картины, занавески, зеркала, диваны, джинсы, ботинки. Женщина - основной потребитель.
- Получается такой женский мир. Во всяком случае, на 80%.
- Вы только сильно не плачьте. (Смеется.)
"ozon" от 03 сентября 2007г.
