Подготовка к современной войне занимает уже не годы, а десятилетия. Она требует не только новых НИОКР, но и фундаментальных исследований, разработки
новых технологий, а также существенных корректив в существующей военной организации государства и управлении страной, обществом и вооруженными силами, нового качества национальной мобилизации.
7. Любой прогноз строится в рамках субъективной картины мира (либо разработчика сценария, либо его заказчика).
В сфере стратегического долгосрочного планирования исследователи также пользуются той картиной мира, которая доминирует в их сознании. Так как сфера планирования включает в себя не только технологический и экономический компоненты, но и политический, на процесс долгосрочного планирования влияние могут оказывать и философская, и религиозная картины мира.
Политика, в конце концов, – это практическое выражение морали, того, что человек, общество и государство желают иметь или того, чем они желают быть.
Формируемый стратегический долгосрочный прогноз, таким образом, должен быть непротиворечивым в рамках картины мира его создателя или адресата. Проблема заключается в том, что состояние мира через 30 или 50 лет может противоречить любой существующей сегодня картине мира.
Можно ли представить мир, основным источником энергии в котором служит солнце, а не углеводороды; мир без традиционных ценностей семьи и брака; мир без четкой гендерной дифференциации; мир без ядерного оружия; мир, в котором солдатами будут роботы и т.д.
Поэтому долгосрочное прогнозирование должно предполагать постоянную проблематизацию априорных допущений плана с тем, чтобы эти допущения можно было менять вслед за меняющейся реальностью. Если допущения останутся константой в постоянно меняющемся мире, то любое планирование на их основе обречено на провал. Для предупреждения возможных неприятных сюрпризов предлагается три инструмента: указатели, формирующие действия и
хеджирующие действия. Указателями служат некоторые показатели состояния критических и уязвимых допущений, которые необходимо постоянно мониторить. Указатели являются событиями или пороговыми значениями состояний, которые в случаи обнаружения при мониторинге будут указывать
на то, что уязвимое допущение провалилось и требуется изменение или исправление первоначального плана.
Системными указующими являются выделенные выше четыре параметра системы: уровень разнообразия элементов, взаимосвязи элементов, взаимозависимости элементов и скорости распространения норм в системе.
Формирующие действия необходимы для поддержания допущений, для обеспечения контроля над будущим насколько это возможно. Формирующие действия призваны обеспечить реализацию допущений в интересах планировщика.
Хеджирующие действия позволяют подготовиться к ситуации, когда критически важные, но уязвимые допущения, все же, провалились, несмотря на все формирующие действия, направленные на их поддержку. Хеджирующие действия определяются путем проигрывания сценария, в котором критические допущения провалилась. Такой гипотетический сценарий позволит увидеть, что можно будет сделать в этом случае. Нельзя надеяться, что удастся выявить
все причины, почему план может провалиться или подготовить план, который будет способен выдержать любые изменения контекста. Существует бесчисленное количество событий, которые могут нарушить даже самый лучший план. Основная задача долгосрочного прогнозирования состоит в том, чтобы отслеживать возможные нарушения допущений, сделанных в прогнозе и быть готовым к реагированию на них.
8. Существует достаточно строгая логика и вертикально-выстроенная последовательность в развитии отдельных сценариев (отношений ЛЧЦ, МО, ВПО,
стратегической обстановки (СО), войн и конфликтов), которая является концептуальной основой для анализа и прогноза системы безопасности. Она требует исследования этой проблемы изначально «сверху–вниз» – от общего к частному, – хотя и признает неизбежное влияние частного на формирование более общей системы, особенно если речь идет о тех областях, где субъективный фактор играет решающее значение. В XXIвеке ВПО в мире (и, как следствие, СО, ха-
рактер войн и конфликтов) формируется в результате развития МО, а та, в свою очередь, формируетмя прежде всего, под влиянием развития отношений между ЛЧЦ, т.е. «сверху–вниз».
Вместе с тем, изменения в характере войн и военных конфликтов, т.е. изменения на самых «нижних этажах» этой пирамиды, безусловно, влияют не только на формирование ВПО и МО, но и на отношения между ЛЧЦ. В частности, бескомпромиссный характер будущих войн неизбежно требует и ведет к обострению МО и отношений между ЛЧЦ. Это видно на схеме, описывающей различный характер войн в истории человечества (см. Рис. 1).
Цели войн в разные эпохи
Picture 1. War Objectives in Human History
Cубъективные факторы, прежде всего развитие человеческого капитала и его институтов, в XXI веке усиливают влияние личности, в т.ч. нередко и неадекватное и иррациональное, на развитие МО и отношения между ЛЧЦ . В ноябре 2016 года, например, на исходе своего президентства, Б. Обама признал, что вооруженное нападение на Ливию в 2011 году было ошибкой, которая принесла масштабные негативные международные последствия.
Концепция системной безопасности как инструмент обеспечения национальных интересов. Требование «национальной идеи», «эффективной стратегии», «хорошего управления» и т.п. сводятся в конечном счете к требованию иметь научно обоснованную общенациональную концепцию безопасности и развития, которая в ясной и короткой форме и доступной парадигме могла бы сформулировать основную цель национального развития и вытекающие из нее представления о безопасности в условиях нарастающего противоборства между локальными человеческими цивилизациями (ЛЧЦ). На это противоборство обратили внимание в начале 90-х годов прошлого века сразу несколько исследователей, наиболее известными из которых были А. Тойнби и С. Хантингтон. Причем реализовывать эту концепцию безопасности и стратегию развития придется наверняка в условиях кризиса и жестких ресурсных ограничений, что
делает требования к повышению ее эффективности еще более жесткими. Иными словами резкое обострение МО и ВПО во втором десятилетии XXI века осо-
бенно остро поставило вопрос перед руководством страны не только о немедленных тактических действиях по нейтрализации этих угроз (санкций, действий на Украине, в Сирии, киберугрозах и т.д.), но и выстраивании общенациональной стратегии безопасности и развития на стратегическую перспективу в неблагоприятных и даже враждебных внешних условиях. Ни попытки сформулировать стратегию национальной безопасности России (Указ 683 от 31 де-
кабря 2015 г.), ни предложения стратегии социально-экономического развития (март 2008 г.) этой задаче не соответствовали. Решать эту задачу предстоит, видимо, тем же структурам, которые уже пытались ее решать прежде в имеющихся институтах государства и на той же материальной и информационно-аналитической основе, что уже ставит под сомнение возможность такого эффективного решения. Если говорить о законодательной и нормативной основе, то в ней, как оказывается, нет места для долгосрочной стратегии самого высокого уровня, в которой, прежде всего, формируется национальное целеполагание,
т.е. цели развития и основные требования к безопасности. Коротко и не бесспорно они описаны в двух последних редакциях Стратегии национальной безопасности России (2009 и 2015 года), в которых подчеркивается, что они являются «базовым документом стратегического планирования, определяю-
щим национальные интересы и стратегические национальные приоритеты, но где сами интересы и приоритеты изложены противоречиво и вызывают серьезные возражения (Ст. 30 Стратегии).
Прежде всего, если говорить о законодательной основе, то, с одной стороны она была создана в 2000–2016 годы посредством принятия ФЗ, указов Президента РФ и постановлений Правительства РФ, но как система для правового обеспечения развития и безопасности нации она так и не сложилась, ориентируясь прежде всего только на институты государства (да и то далеко не все), игнорируя:
– институты нации;
– общества;
– человеческого капитала и личности.
Более того эта система не включает вообще в качестве приоритета целей развития, хотя именно здесь и формируется главный приоритет безопасности. Если, например, Министерство экономического развития изначально планирует (как в октябре 2016 г.) темпы роста ВВП России на 20 лет в 2 раза ниже
общемировых, то это и есть главная угроза безопасности.
В этой связи особенно важное значение приобретает проблема формирования новых и развития существующих национальных и
общественных институтов, укрепляющих институциональное доверие к власти, науке, вере и образованию, прежде всего с точки зрения
определения целей национального развития. Рабочая концепция формирования системы безопасности России в новых международных условиях должна, на взгляд авторов, исходить из следующих принципиальных посылок:
Во-первых, опережающего количественного и качественного роста национального человеческого капитала (НЧК) России как главного фактора развития относительно наиболее динамично развивающихся стран-представителей отдельных ЛЧЦ. Прежде всего США, КНР и Индии. В настоящее время известен единственный способ опережающего социально-политического, экономического и технологического развития наций и государств – опережающие темпы развития человеческого капитала и его институтов, которые могут дать синергетический, качественный эффект, компенсирующий существующее отставание России по важнейшим показателям национальной и государственной мощи.
Во-вторых, безопасность России, включая её военную составляющую, во многом определяется темпами опережающего развития институтов НЧК в социаль-
ной, научно-технической, экономической и иных областях. Именно такие институты в настоящее время определяют в решающей мере уже не только темпы развития экономики, общества и нации, но и военную безопасность государства. Качество личного состава и военного управления, способность
в максимальной степени использовать возможности оружия, определяется качеством человеческого капитала и его институтов в Вооруженных Силах. Боевая эффективность также в возрастающей степени зависит от качества НЧК и его институтов в армии и в оборонно-промышленном комплексе.
В-третьих, рассматривать институты развития НЧК в XXI веке в качестве решающих средств обеспечения национальной безопасности, значение которых в текущем столетии будет постоянно расти. Более того, наблюдается тенденция, когда институты развития НЧК используются в качестве основного силового средства политики, вытесняя традиционные средства, включая военные, либо превращая такие средства в систему комбинированных силовых средств
влияния. Этот вывод, в частности, находит свое прямое выражение в современной базовой стратегии западной ЛЧЦ, которая получила свое название «политика новой публичной дипломатии», а на самом деле стала новым вариантом политики силы – политика «силового принуждения» (the power to coerce). Ее эволюцию можно продемонстрировать на Рис. 2.
Соответственно у такой политики качественно меняется и набор силовых средств, с помощью которых планируется достичь сформулированных целей. В самом общем виде эту эволюцию можно изобразить в
Таб. 1
.
Таблица 1
Публичная дипломатия в XX и XXI веке
Публичная дипломатия в XX веке
Публичная дипломатия в XXI веке
Главные цели Дестабилизации внутриполитической ситуации в социалистических странах
Дезорганизация государственного управления, отказ от суверенной внешней и внутренней политики
Продвижение системы ценностей западной ЛЧЦ
Смена системы ценностей и представлений о национальных интересах
Формирование оппозиции внутри социалистического блока
Смена политических элит на контролируемые со стороны западной ЛЧЦ
Основные ресурсы Государственные средства внешней политики. СМИ к специальные средства
Масштабное использование государственных частных и общественных ресурсов, всех СМИ, специальные средства не только разведсообществ, но и дру-
гих министерств (обороны, финансов и др.) и ведомств.
Публичная дипломатия в XX веке
Поддержка групп оппозиции в социалистических и развивающихся странах
Создание специальных сил и групп внутри противостоящих сообществ, способных вести силовую, в т.ч. вооруженную борьбу
Стратегия
Пропагандистско-информационное обеспечение внешнеполитической стратегии США и стран НАТО
Сетецентрическая стратегия,предполагающая интеграцию всех средств публичной дипломатии с силовыми и вооруженными средствами коалиции западной ЛЧЦ
Table 1. Public Diplomacy in XX and XXI century
Примечательно, что если с точки зрения обеспечения национальной безопасности степень доверия национальным институтам превратилась в решающий фактор в результате политики западной ЛЧЦ по дестабилизации противников и созданию обстановки хаоса, то в то же самое время зарубежные и
российские исследователи обнаруживают достаточно резкое падение доверия к институтам государственной власти, о чем еще в начале 1990-х годов писал С. Хантингтон. Как отмечает коллектив международных исследователей, измерение уровня доверия в пост-советской России, одного из индикаторов за-
пасов социального капитала в национальной экономике, является очень важной научной задачей. В ходе опроса «Сравнительные исследования доверия в различных странах в период глобализации» обнаружены, в частности, следующие закономерности:
– уровень доверия всем институтам власти и управления не велик;
– уровень доверия отдельным властным институтам имеет тенденцию быть обратно пропорциональным степени близости этой власти к рядовому гражданину;
– меньше всего россияне доверяют тем институтам власти, которые больше всего соответствуют демократической модели (Думе и, особенно, негосударственным организациям);
– уровень доверия социальным институтам выше у людей с более низким человеческим капиталом.
Эти выводы имеют прямое отношение к формированию политики безопасности в стране, которая сегодня зависит исключительно от государственных институтов и органов,а, значит, также стремительно теряет доверие. При этом человеческий капитал и его составная часть – научные знания, опыт, навыки – за-
нимают особое место среди всех национальных ресурсов, но пока еще не стали высшим приоритетом безопасности российской ЛЧЦ, нации и государства. В этом заключается главная проблема обеспечения эффективного развития нации и обеспечение её безопасности.
В XXI веке человеческий капитал окончательно превратился в главную цель и средство развития человеческого общества и, естественно, любой нации или ЛЧЦ. В конечном счете, к середине XXI века победителем станет та ЛЧЦ или нация, которая сможет обеспечить максимально высокое качество НЧК и само-
реализацию личности, наиболее эффективные институты развития НЧК, включая военные.
При этом роль ЛЧЦ, системы ее ценностей, наследия, интересов в XXI веке стремительно возрастает, а национально-государственная общность, выступая аль-
тернативой глобализации, все больше расширяется до цивилизационной. Это видно не только на примере неожиданно быстрой духовно-интеллектуальной интеграции стран ЕС, но и мусульман, латиноамериканцев и других цивилизаций. НЧК становится в возрастающей мере не абстрактно-глобальным, а принадлежащим локальной цивилизации, ориентированным на ее систему ценностей.
Из сравнения ЛЧЦ по человеческому потенциалу (национальному человеческому капиталу) видно, что вперед выходят те ЛЧЦ страны, где уровень душевого ВВП на образование, культуру и здоровье выше. Но эти же, показатели являются решающими и в военной области, где они определяют качество личного состава и вооружений.
Стратегический прогноз для ЛЧЦ и будущего сценария развития МО во многом предопределяется темпами развития НЧК в разных центрах силы. Особенно в таких, как китайский, индийский, бразильский и индонезийский, где его темпы могут привести к радикальным изменениям в МО и появлению принципиально новых парадигм развития.
Формирование будущих сценариев МО после 2021 года зависит от того, какая из ЛЧЦ и в каких масштабах сможет реализовать свой коалиционный потенциал. Этот результат будет зависеть не только от того, какая нация идентифицирует себя в наибольшей степени с той или иной ЛЧЦ, но и от многих частных условий. Далеко не всегда, например, союзник является усилением коалиции. История знает немало примеров того, когда близкая по многим критериям нация или государство становилась ненужным и даже вредным членом альянса. Иными словами, коалиционный потенциал можно оценивать не только и даже не столько по цивилизационным признакам, сколько по политической выгоде. Так, Грузия, Молдавия или Украина могут стать сомнительным дополнением к коалиции западной ЛЧЦ.
Также как таким сомнительным приобрететиям для ЕС и НАТО стала Румыния.
Коалиционный потенциал может быть увеличен и не только на цивилизационной, но и на межцивилизационной основе. Не случайно, например, интерес к ТС проявили не только бывшие советские республики, но и Вьетнам, Новая Зеландия, Израиль, Египет и Индия. Поэтому нельзя ставить знак равенства меду цивилизационным и коалиционным потенциалами, хотя надо признать, их содержание в XXI веке все больше сближается. В любом случае, как показывает практика, в основе устойчивого военно-политического союза должно лежать единое цивилизационное ядро. Тем не менее, вполне возможны ситуативные коалиции государств различных ЛЧЦ, если для них существует угроза со стороны общего врага. Исходя из вышесказанного, можно предполагать, что огромный коалиционный потенциал западной ЛЧЦ должен встретить в перспективе после 2021 года вполне адекватную реакцию со стороны других ЛЧЦ.
Например, ШОС и другие межцивилизационные объединения могут получить свое политическое, и даже военное наполнение по мере усиления экономического веса, входящих в них стран и нарастания военно-силового давления со стороны западной ЛЧЦ. В итоге может сложиться коалиция, в которую будут входить государства, объединенные на основе системы ценностей западной ЛЧЦ, с одной стороны, и коалиция, объединяющая несколько ЛЧЦ, с другой.
Например – российская, китайская, индийская, бразильская.
Сравнение и сопоставление различных потенциалов ЛЧЦ требует некого общего знаменателя, интегрирующего основные показатели с тем, чтобы была возможность, как минимум, экстраполяции соотношения потенциалов ЛЧЦ в стратегической перспективе. Это теоретически можно сделать, попытавшись предоставить различные «веса», придающие разные значения для тех или иных потенциалов. Прежде всего, с точки зрения его возможных военно-
политических последствий. Таким образом, долгосрочное прогнозирование трансформации системы международных отношений необходимо
воспринимать не только как эмпирическое исследование, но и как нормативное исследование, составляющее теоретическую основу стратегического планирова-
ния внешней и международной политики. Усиление нормативной составляющей в прогнозировании трансформации системы международных отношений призвано в некоторой мере компенсировать хаотизацию, а следовательно и непрогнозируемость этой системы, которую мы наблюдаем сегодня. При этом следует учитывать, что эффективный инструмент реализации такого прогнозирования-планирования является система военных и гражданских инструментов, используемых для оказания комплексного многофакторного и многоаспектного воздействия на объект. В результате такого давления между отдельными его инструментами возникает синергетический эффект взаимного усиления, что позволяет экономить ресурсы влияния. Сегодня наиболее ярким примером такого комплексного влияния может служить политика новой публичной дипломатии. Для реализации подобных комплексных подходов к отстаиванию своих национальных интересов необходимо реформировать систему обеспечения национальной безопасности с целью включения в нее не только традиционных
силовых органов, но и организации бизнеса и гражданского общества, а также для повышения координации между отдельных ее частей. Однако реализовать такую реформу невозможно без национальной идеологии, которая формирует нормативные приоритеты национального развития и национальной
безопасности.
