ВЕЧЕРОМ,
ЗАМЕШАННОМ НА ГРУСТИ
Боль уж если схватит, не отпустит.
Побросав на зама кучу дел,
Вечером, замешанным на грусти,
Я в края родные полетел.
Вот и дверь…
Заржавленная ручка…
Рыжая, как будто из огня,
Правнучка, когда-то тихой сучки
Громким лаем встретила меня…
Вот и домик с кошкой на окошке…
Садик…
В нём – беседка и сирень…
В огороде пугало с лукошком
В картузе отцовском набекрень…
Вот на полках пыльные игрушки…
Как их положил, так и лежат…
Бравые солдатики и пушки,
«Зоосад» зайчат да медвежат.
Мама! Как живёшь, моя родная,
Никого на свете не виня,
Жив и я, но как мне жить,
не знаю…
Проучи, как следует, меня!
Мать слезу рукой смахнув украдкой,
В кухню за закуской заспешит…
Знаю, жизнь её была не сладкой,
Трудно не показывать обид!
Думал, что избавлюсь я от грусти,
Навещу зазнобу, бес в ребро!
В лес схожу,
где раньше летом – грузди
Сами так и прыгали в ведро!
Покупаюсь в родниковой речке,
Чтобы в дрожь,
семь бед – один ответ…
И погрею косточки на печке,
Как когда-то внук и старый дед…
Но грустят не срезанные грузди.
В сердце боль от кучи срочных дел…
Вечером, замешанном на грусти,
Я домой обратно полетел!
В пятьдесят третьем
Я решал дела напрямую,
Не откладывая на потом…
Вот и ныне махнул в Приамурье
За куницей себе на пальто.
Мне нетрудно – дорога бесплатно,
Заслужил её ратным трудом,
Понимаю, в дороге несладко,
Но не рай - и работа, и дом…
…Распинаясь от смеха и крика
И впадая то в буйство, то в сон…
Так привычно, хромая на стыках,
Беспокойно метался вагон…
Кто-то пел и рассказывал что-то,
Кто-то выплеснул море проблем.
Славно ехать в плену анекдотов
И стихов, непечатных совсем!
Рядом дремлет скуластый папаша,
Постоянно сползая на пол…
Для побед и для рапортов наших
Сколько он самородков нашёл…
Прокрутив тридцать дней, как бездельник,
И застывшие кости прогрев,
Возвращался домой он без денег…
Без «друзей» и без «ласковых дев»…
…А в стране уже целые сутки
Вечным сном спал и вождь, и «отец»,
А в вагоне - то песни, то шутки,
Как в аду, словно свету конец…
Все мы – смертны, ну умер, так умер,
В отпуску я – печаль ни к чему,
В вызывающе светлом костюме
Я спокойно жевал ветчину…
Ох, уж эти «соседи» – сексоты:
Стукачи про чужие грехи…
Лучше друга, жены (в эти годы)
Знали мысли мои и стихи…
То прилизой, то бабой земною,
Вроде бы свои помыслы скрыв,
Вы частенько мотались за мною
То в Москву, то в Одессу, то в Крым…
Металлически крикнув:
- Пройдёмте!
Некто ловко раскрыл кобуру…
Но откуда-то снизу:
- Не троньте!
А «игрушку-то» я заберу…
Неулыбчивый тихий папаша
Разрядил персональный наган
И небрежно, мол, видели наших,
Бросил, словно железку, к ногам…
Стало ясно – ушло время шпиков,
А страна уже не полигон…
И, привычно хромая на стыках,
Облегчённо вздыхает вагон!
Всё повторяется
«…Сверху мелкий дождик моросил…»
(из народной песни)
Мы долго росли,
но быстро взрослели
В дороге… В тревоге…
И в вечной нужде…
А песни всегда мы
протяжные пели:
Везде – о вожде,
А в домах – о дожде…
И как бы сегодня ни гнули нас цены,
И как ни печален сегодня наш дом:
Похабщину щедро нам дарят со сцены, -
А мы всё ж душевные песни поём!
Я ЖИЛ, КАК ВСЕ
Я жил, как все, и в том свидетель – небо!
Среди коварства, крови и борьбы…
Но никогда, сказать по правде, не был
В плену мне приготовленной судьбы.
Я, между прочим, был всегда рабочим,
Всю жизнь протрясся по полю в седле.
Но избегал я всячески обочин
И нет меня счастливей на земле!
Я был упрям, упёртым был когда-то,
Не принимал для счастья нужных мер.
Но если кто-то хочет жить как надо,
Пускай себе берёт с меня пример.
