Эфир ведет Ксения Ларина
К. ЛАРИНА: Сегодня в нашей студии на "Театральной площади" собрались те люди, которые представляют совершенно разные направления в искусстве. Это режиссер Татьяна Ахрамкова, Таня работает в театре имени Маяковского, Таня поставила несколько спектаклей по пьесам Григория Горина. Кстати, завтра на канале "Культура" будет показан спектакль "Кин Четвертый".
Т.АХРАМКОВА: Да, "Кин Четвертый" будет на канале "Культура", а сегодня в театре Маяковского "Кин Четвертый" будет на сцене.
К. ЛАРИНА: "Кин Четвертый" это пьеса Григория Израилевича. Также у нас в студии драматург Виктор Славкин. С Виктором мы как-то встречались уже без Григория Израилевича, и тоже вспоминали о коллеге, можно сказать коллега по перу прежде всего и у нас в гостях также здесь в студии театральный художник, главный художник Ленкома Олег Шейнцис. Ну, как вы понимаете, с театром Ленинского Комсомола, с Ленкомом связана практически вся творческая жизнь Григория Горина и рискну даже предположить, хотя наверное, это уже не риск, и Марк Анатольевич с этим всегда соглашается, что история Ленкома началась как раз со спектаклей Григория Горина. Наверное, со спектакля "Тиль", можно вот такую точку отсчета делать, вот все и дальше пошло. Григорий Горин, Марк Захаров Ленком. Кстати, Таня - ученица Марка Захарова.
Т.АХРАМКОВА: Да, и даже в Ленкоме побегала в массовке в том же "Тиле".
К. ЛАРИНА: Ну и для начала давайте все-таки поздравим Олега, поскольку он у нас сегодня представитель Ленкома, с присуждением, хотела сказать Нобелевской премии. Но, Нобелевскую это все впереди, это премия Государственная премия в области литературы и искусства, которая присуждена коллективу театра Ленком за спектакль "Шут Балакирев". И вот в числе награжденных есть и имя Григория Горина с пометкой "посмертно". "Шут Балакирев" появился на свет после смерти Григория Горина, хотя мы все прекрасно знаем о том, что Григорий Израилевич мечтал этот спектакль увидеть при жизни. Но так уж легла фишка, так судьба сложилась, что вот в год его 60-летия этот спектакль не появился, а вышел уже потом. У меня вопрос первый к Олегу изменился ли спектакль в связи с тем, что Григория Горина не стало на земле.
О.ШЕЙНЦИС: Но он не изменился, он и создал.
К. ЛАРИНА: Он создавался все-таки еще при жизни.
О.ШЕЙНЦИС: При жизни Григория Горина. Потому что, ну такая традиция театра была то, что как и полагается в хорошем театре, где существует моторка, эта моторка существует, есть репетиционный процесс, и что-то все-время пишет, меняет. И так у нас эта традиция так и сложилась. Поэтому все такие подготовительные работы перед постановкой они и складывались. Но это мы на репетиции решим. Особенно это была проблема со вторым актом, где было много еще такой на живую нитку нанизано. И самая большая проблема была финал. Было много спорных моментов, мы дискутировали и как бы последняя фраза такая для нас драматичная была, которая прозвучала от Гриши: "Ну, финал этот вы можете сделать без меня". Как-то он ушел, как-то несколько обиженный, что его идея не очень одобряется финальная. "Ну это вы сделаете без меня". А накануне ночью был разговор, я его успокаивал, потому что он всегда очень повышенно нервно относился к тем перспективным Он как бы видел спектакль, который ему уже не нравился. И он как-то реагировал болезненно. Я его успокаивал: "Ну, Гриша, сядем в зале, разберемся с финалом, Бог нам поможет". Как-то так. И как-то он согласился. И вот днем на совещании между нами, он говорит: "Ну, я опаздываю, а финал вы можете сделать без меня". И это оказалась речь его пророческая, через день его не стало. И мы действительно делали уже без него. Поэтому спектакль претерпел, конечно, серьезные изменения, потому что его не было и мы оказались с довольно сырым материалом. И Захаров часто шептал, что он поступил не вовремя, неправильно он сделал, что умер. И как-то такая была даже горечь, "ну зачем ты это сделал"! И как бы общались с ним, как с живым человеком. Такая была претензия: "Что ж ты не доделал работу до конца и сбежал на тот свет"! Я понимаю, можно по-разному реагировать на эти слова. Я до сих пор живу в этом мясе под названием театр. У нас до конца мы не осознали, что его нет. Мы начинаем ощущать его нехватку постоянно, но то, что его нет с нами, пока такого до конца состояния нет. И желание вызвать его и сказать: "Давай работать".
К. ЛАРИНА: Знаете, я смотрела спектакль "Плач палача" - последняя премьера театра и не только я, очень многие люди, которые были на премьере, которые хорошо знают историю Ленкома, и знают, что для Ленкома значил Григорий Горин, говорили о том, что если бы над этим спектаклем еще бы поработал Гриша Горин, если бы он соединил Дюренматта и Ануя, то вообще бы цены бы ему не было. Потому что конечно, замены найти невозможно. Как он легко обращался с предложенным материалом, как он играючи справлялся с этими задачами соединение несоединимого это, конечно, уникальный талант. И так уж получилось в его жизни от шута до шута. Вот от "Тиля" до "Шута Балакирева" - эта тема практически всех его произведений драматургических уж точно, взаимоотношения художника и власти шута и короля. Это то же самое и в "Кине Четвертом" та же тема. Вот как вам кажется, может быть на эту тему немножко порассуждаем, почему эта тема его так волновала. Почему он всегда к ней возвращался.
Т.АХРАМКОВА: Мне кажется, потому что он сам был великий шут и мистификатор театральный. И вообще, конечно, я всегда, когда меня спрашивают о Горине, я говорю, что нам еще предстоит вообще оценить или даже не столько может быть непосредственно тексты Григория Израилевича, тексты, сочинения художественные естественно, сколь вообще проникнуться вообще вот этим запахом, предчувствием этой театральной культуры, театральной эстетики, театрального праздника, с легкой грустинкой обязательно, с той грустинкой, с которой мы вообще существуем и родились, наверное. Поэтому, я тоже все время ловлю себя на мысли и как вот мои коллеги друзья, что тоже хочется снять телефонную трубку и позвонить. Потому что вот в этом внезапном уходе, в каком-то отчаянном уходе вдруг, как кнопку нажал и ушел просто, катапультировался из жизни. В этом какое-то тоже, вероятно, предначертание. Вот одарил нас вот этим пиршеством, втянул в свою орбиту, вот сколько он втянул в свою орбиту и перезнакомил и был щедр до дружбы, можно было в час ночи позвонить и он себя не щадил. Он писал к юбилею, писал всегда и как бы был небезотказен в целом ряде каких-то, там, где не надо было соглашаться. Вот поэтому вот это его качество оно, как генокод его, вот этот генокод, он как всепроникающее ранение все равно подарило уже как бы культуре и истории, во всяком случае, нашего театра, да и зарубежным, за рубежом тоже идут его спектакли. Вот за это ему огромное спасибо, потому что этот вирус, горинский вирус он так уже прививается. Объемное восприятие жизни, огромное восприятие и игра с материалом вот эта игра с историческими, умение играть и вот я это называю в кавычкой "великой наглостью" - работать с тем казалось бы, с чем-то, к чему нельзя прикасаться, казалось бы так. Где уже все сказано. Я поэтому думаю, что шут, и он великий шут и от шута до монарха. И как вы знаете, знаменитый анекдот, это я уже к "Кину" перехожу, что когда-нибудь в энциклопедии или в словаре политическом будет написано, что Брежнев мелкий политический деятель и там, скажем, времен эпохи Аллы Пугачевой. Ну вот также и никто не знает этого Георга Четвертого английского монарха, но все знают великого артиста Кина и что вечно? Да? Минута такого благополучия земного? Власти земной, достатка или все-таки искусство, вечность?
К. ЛАРИНА: Это Татьяна Ахрамкова. Виктор вам слово.
В.СЛАВКИН: Вы знаете, он, мы же еще с 60-х годов знакомы, когда все начинали в журнале "Юность" и Гриша в течение своей жизни писательской совершил какой-то очень высокий путь. В каком смысле? Он начинал тоже с шутовства, но с шутовства бытового. Делает он это очень изящно и я думаю, что также как мы говорим, что по рассказам Зощенко мы изучаем советский быт, то по рассказам Горина можно изучать быт этого развитого социализма. Вот там сине в полосочку, когда люди не будут понимать, почему стояли очереди и покупали все, что дают, а не то, что нужно. И потом брюки товарища Синицына бюрократ, потом хочу харчо это тоже абсурдная вещь для будущих поколений. Они только могут понять из этого рассказа. То есть не могут понять вопрос почему официант отговаривает посетителя брать блюдо. А потом плюнул я ему, принес харчо. То есть принести можно было, но лень. И это он делал, он делал это, почему я его сравниваю с Зощенко, потому что он делал это не только информационно, а писательно, он делал это с юмором, он делал это так, что люди все дико смеялись. И я думаю, что и будут смеяться и дальше. Недаром это издается, недаром это исполняют все страны. Но это еще имеет исторический характер. И вот дальше он в какой-то момент, я помню, когда в театре Сатиры поставили "Феномены", Миронов ставил и как-то этот спектакль, как-то Гриша не очень, он как-то так прошел не очень сильно. И Гриша был естественно расстроен, думал, думал и сказал: "Знаешь, я понял, что мне не надо писать пьесы на современную тему". Не надо. Вот это, хотя у него есть "Кто есть кто" у него пьеса одна, он много писал и он не только сказал, я почувствовал, что он стал меняться. Почему? Потому что он не просто засел за историческую тему, а он стал очень много читать философии, исторической литературы. Он ко мне приходил и рассказывал, какие книги он читает. Мне как-то становилось стыдно, потому что я чувствовал, что я как-то уже отстаю. Со своим багажом, мы все же не кончали гуманитарных, мы университетов не кончали. Он кончил медицинский, я кончил железнодорожный. И он очень серьезно этим занимался. Очень серьезно читал, методично читал. Не просто так. Но, понимаете, когда человек так, на моей памяти многие люди, которые начинали этим увлекаться и становились сухими, многозначительными, такими, какими, знаете, с претензией на последнее слово. Нет, он все это все равно переплавил в шута, он понял, что в этих историях исторических и серьезных все равно он должен быть шутом. И я приведу пример его тоже исторического парадокса, который имеет глубокий политический, философский, исторический смысл и сказано смешно. Когда он сказал: "Фашизм в России не пройдет, так же как не прошел социализм и капитализм". Вот эта глубочайшая политическая мысль, которая очень, но которая сказана в стиле капустника. Кстати, он это на капустнике сказал, на юбилее "Современника". Поэтому вот это шутовство в любых обстоятельствах, будь это в советских обстоятельствах, будь это в обстоятельствах исторических, оно не планировалось у него. Если планировалось у него погружение в историю, вот как он считал, то это уже выходило, потому что он другим уже не мог быть. И его это не унижало. Но их унижает, что "я серьезный писатель, я пишу на историческую тему, это серьезно, очень это глубоко". Гриша это все переворачивал и выходило, но выходило еще глубже.
К. ЛАРИНА: Это Виктор Славкин, я напомню, что сегодня у нас на "Театральной площади" Татьяна Ахрамкова, Олег Шейнцис и Виктор Славкин мы вспоминаем Григория Горина. У нас сейчас небольшая пауза на новости, потом продолжим нашу программу.
НОВОСТИ.
К. ЛАРИНА: Вот мы говорили о Григории Горине, о его пьесах, о его удивительных совершенно мироощущениях, о том, как он трагическое превращал в смешное в одну секунду, и никаких запретов по-моему у него не было. Отвечая на вопросы сакраментальный Все ли можно в искусстве? Вот если говорить о Горине, то, наверное, все. Вопрос как это делать? Я бы хотела, чтобы мы сейчас немножечко поговорили, поскольку интересно, наверное, людям о Григории Горине, как про товарища, друга, человека, с которым всегда было весело, всегда было интересно, никогда не скучно. Может быть, наверняка у каждого есть свои какие-то воспоминания, у каждого из наших сегодняшних гостей. Таня, я знаю, что ты познакомилась с ним, когда уже в театре работала. А до этого не была знакома?
Т.АХРАМКОВА: Нет, я была заочно знакома, потому что школьницей бегала в массовке в Ленкоме в ряде спектаклей. И, конечно, я видела репетиции "Тиля" и целый ряд еще последующих. Как раз в Ленкоме такая странная судьба меня снова как бы вернула уже на другой виток в работе с Марком Анатольевичем и его мастерской, в ГИТИС. Но, непосредственное уже знакомство тоже состоялось, наверное, благодаря тому, что в Ленкоме был Марк Анатольевич и курьез произошел с пьесой "Кин" и курьез произошел с местом передачи материала. Но как анекдот уже звучит. Лазарев выносил помойное ведро и на лестничной площадке повстречал Григория Израилевича, который сунул ему где-то там около мусорного контейнера, сунул ему пьесу, что это там для него. Но до этого она претерпела ряд всяких событий сюжетов в "Современнике", почему-то там не получалось. И вот Александр Сергеевич Лазарев - старший принес эту пьесу в театр и, таким образом, Гончаров прочитал эту пьесу и сказал: "Это материал для Ахрамковой" - сказал Гончаров. И вот таким образом.
К. ЛАРИНА: А он знал тебя до этого, как режиссера?
Т.АХРАМКОВА: Ну, наверное, ну уже был ряд постановок таких нормальных, приносящих какой-то доход театру, сейчас все измеряется доходами. Ну и так мы начали работать, в муках выпускался спектакль, конечно, трудно было очень. У меня только единственная моя сила в отличии от мужчин- режиссеров, в том, что я женщина. Григорий Израилевич он всегда мог какой-то гнев, который мог обрушить, там, на мужскую часть населения театра, он все-таки смирялся и мягко каким-то образом пытался мне помочь, каким-то образом направить. И, конечно, награда нам была успех, успех артистов и то, что впервые удалось в сценографии обнажить кирпичную стену театра Маяковского, совсем снять все. И кирпичная стена и что очень с юмором оценил Марк Анатольевич. Что мы уже полного достигли, освоение сцены достигли по полной программе. А то, что он носил на репетиции даже чай вкусный заваривал, и все время трубку свою замечательную. Я вообще не курящий человек, но он все время курил изысканный табак, и этот запах голландского табака, сзади у меня попыхивал трубкой, я говорила: "Курите, курите, Григорий Израилевич, у меня лучше работает фантазия, легче репетировать". Да и вообще, конечно, с ним связано много очень приятных воспоминаний, мы с ним заседали в премии "Кумира", это премия деловых кругов. И, конечно, эта премия каждый раз превращалась, заседания превращались в праздник в бенефис Горина, потому что даже из самых таких конфликтных ситуаций, он все время все мог перевести в плоскость мудрого какого-то "соломоновского решения" и обратить в шутку какой-то спорный момент. А уж то, что вокруг все, я уж расскажу сразу, и о грустном и о смешном. Что все эти совпадения в его жизни, конечно, связанные с ним. Ну вот кто мог знать, что его не станет 15 июня, когда репертуар, мы все знаем, в театре верстается репертуар за полтора месяца составляется, ну кто мог знать, что в этот день будет поставлен, у нас в театре поставят "Чума на оба ваши дома". Тогда это была последняя его пьеса еще до "Шута Балакирева". А в Ленкоме тоже шел какой-то, тоже был поставлен его спектакль. Два театра как бы в этот день страшный. И Алла Балтер, которая репетировали Леди Капулетти тоже такое мистическое совпадение она, сыграв "Чуму", она уже была тяжело больна и уже падала на сцене, то есть она мужественно вышла, ей сделали там заморозку, блокаду какую-то, надо было по ходу спектакля перемонтировать какие-то сцены, она вышла и сказала: "Танечка, это мой последний спектакль". И после этого ее увезли в больницу. И последний уже мистический момент, их на Ваганькове похоронили вместе. Между ними только березка, деревце такое молодое. Все как будто, как пьеса, как в пьесе, как в романе. Вот как сочинял, так даже и ушел. С красивой женщиной рядом лежит на кладбище смешно и горько, конечно, и вокруг все там.
К. ЛАРИНА: Аллея получилась какая-то, аллея несправедливости. Я ее называю, потому что там Женя Дворжецкий рядом лежит тоже.
В.СЛАВКИН: Такие литературно-театральные мостки.
Т.АХРАМКОВА: И, конечно, я все время думаю о Любе Гориной. Любочка, я знаю, ты нас сейчас слушаешь. Я понимаю, мы с ней регулярно общаемся, и видимся, что он для нее живой. "Я, - говорит, не могу".
К.ЛАРИНА: А это невозможно представить.
Т.АХРАМКОВА: Нет, иногда бывает, что человек долго болеет и как-то уже привыкает сознание, что, как бы мы можем адаптироваться, к чему-то только не адаптируемся, перестраиваемся.
В.СЛАВКИН: У меня тоже фраза, как говорит Таня полушутовская, я как-то, "Я от него этого не ожидал". Вот серьезно, потому что Гриша, который всегда был удачлив, здоровый, богатый, доброжелательный.
К. ЛАРИНА: Энергетика какая. Все говорили, что он должен быть долгожителем.
В.СЛАВКИН: - До 90 лет там жил. Никто не ожидал. И я вам приведу еще один мистический пример. Из всей компании юмористов первыми ушли Хайт и Горин. Оба хохотунчики, оба шутка на шутке, оба всегда в прекрасном настроении. Самые такие, самые оптимистические два человека и здоровые и вот так.
К.ЛАРИНА: Я могу тоже вспомнить, что в последний раз я слышала голос Григория Горина по телефону, когда он позвонил мне домой и сообщил о смерти Хайта. Просил, чтобы мы об этом сказали по радио, что это был какой-то вообще удивительный человек. Кто бы знал вообще?! Олег, я бы хотела, чтобы вы нам рассказали, поскольку тоже давно знакомы были с Григорием Израилевичем. Это знакомство произошло благодаря работе прежде всего? Или в компании?
О.ШЕЙНЦИС: С ним всегда многое происходило как-то неправильно, не запланировано, не так как людей полагается подойти, познакомиться. С ним как бы, вот первая встреча, я даже не могу понять, когда она произошла, такое впечатление, что мы с ним детский сад закончили вместе, потому что такая была, ну сразу фраза и сразу претензии, ну мол, где ты ходишь и до каких пор ты будешь прятаться. Что я стал оправдывать. И вот также произошло с Гришей. Я даже не мог понять, когда мы стали друзьями, потому что такое нежное отношение к друг другу, а я подчеркиваю - друг к другу, его такая нежность шла потоком и она возникла сразу и как бы я принял ее окончательно и в этом существовал. И я каждый раз, когда сталкивался с ним, я все время себя корил ну нельзя быть таким беспринципным, иногда нужно возразить ему, иногда нужно поспорить, иногда с чем-то не согласиться. Я всегда вот так шел перед самой встречей, кое-что продумывал. Нет, это невозможно, нельзя, это неправильно. При встрече как-то совсем мягко, даже забывал о чем думал: "Ну, конечно, Гриша, ну, конечно, ну давай, почему бы нет"! И вот это что, чем он берет? Тем более, зная свой характер, есть такая не покорюсь, я очень упрямый. И вот он меня познакомил еще с одним человеком, я очень благодарен Грише, что он меня познакомил еще с несколькими такими удивительными людьми. Это Андрей Миронов. И вот они вдвоем со мной делали все, что хотели. Хотя это почти по-моему даже жене не удается. Даже и родителями не удавалось. А они только одни могли это делать. И я был такой невозраженец абсолютный. И действительно получалось, что много работали и не все делали, но почему-то постоянно работали, в процессе. Это были не только спектакли, он постоянно хотел делать друзьям подарки их юбилеи, их дни рождения, их праздники. Он постоянно придумывал, сценарии серьезные писал. С компьютером он это начал делать вообще очень обстоятельно, сценарии. Картинки там иллюстрироваться сценарий. Нет, день рождения всего лишь. Там за год он начинал готовиться и меня подключать к этому процессу. Потому ощущение, что работа шла бесконечно. Мы ехали на гастроли, он к нам приезжал там доставил. Хотя хотелось хоть там от него отдохнуть. Какие работы? Это у меня были с ними еще и в театре Сатиры с Андреем Мироновым "Конферансье". А он же еще такой человек доставучий. Даже если не его пьеса, он все равно сидел с нами. И нас учил, как нужно делать этот спектакль и вмешивался, что теперь вот именно этого и не хватает. Когда мы говорим новая постановка под названием "Плач палача", где не драматург Гриша Горин, но мы злимся на него, почему он не с нами, потому что он и здесь был бы с нами. И вы правы, наверное, он бы нам здорово помог. И мы ощущаем, есть такое негодование "куда ж ты делся". У нас фраза по поводу Гриши существует "непростительный поступок" совершил Григорий Горин, "непростительный", это непродуманный акция. Вот такая у нас претензия к нему. "Чума на оба ваших дома" тоже была, она не вышла эта работа, я очень рад, что не вышла, кстати.
К. ЛАРИНА: В Ленкоме?
О.ШЕЙНЦИС: Нет, мы делали опять же тот вариант, когда я абсолютно не мог понять, как он со мной поступал и как он меня брал без боя. Это была идея перед Маяковкой, это была еще идея во МХАТе поставить и у меня была и до сих она есть, моя позиция, мои взаимоотношения со МХАТом, я как-то решил, что я там никогда ничего делать не буду, у меня была такая устойчивая позиция, и достаточно устойчиво тихо агрессивная. А Гриша приходит с Мишей Казаковым тоже шут, тоже такой же подарок судьбы довольно веселый, но утомительный иногда бывает. Но мне приятно. По крайней мере, потому что талантливых людей почему-то по-другому воспринимаешь, многое можешь простить и вообще даже не реагировать на какие-то вещи, которые бы ты никогда не простил. У них это, как у детей, все по-другому получается. И вот давай делать "Чума на оба ваших дома" во МХАТе с Мишей Казаковым. Я понял это смертью закончился преждевременно, потому что МХАТ! Казаков! Гриша Горин! Это такой винегрет, который взорвется моментально вообще. И я так тихо сказал: "Гриша! Где угодно, только не во МХАТе! Там никогда не будет премьеры!" Но он мечтал, чтобы его работа была на главной сцене той страны, которой уже не было. Я говорю ну это не тот МХАТ, не тот триумф будет! Но тем не менее, он меня, как ребенок он хотел. И я понял, что надо делать, он этого не переживет, если этого не будет. И у Казакова свои отношения со МХАТом. Тоже для него это было важно. Два года шла работа. Вспоминается, как сладкий сон. Хотя, моменты, когда эта шла работа, ощущение, что не вышел, физиологически не вышел. До такой степени это все было густо, смачно, весело, грустно, драматично и утомительно. Григорий приезжал, когда мы поехали в Израиль с Казаковым начал работать. Григорий не доверял таким встречам. Как это без него! Он примчался туда и там нас доставал. Но это было опять же та же работа, переписывание, бесконечное переписывание его пьес. Он чаще всего называл это сценарием. Это "Конферансье" в театре Сатиры с Мироновым тоже была смешная работа. Кстати, там трогательность прошла таким сквозным действием, потому что там была пьеса про умерших. Вы сейчас вспоминали аллею такую, существующую на Ваганьковском. А там была такая идея про умерших артистов во время войны. И вот Гриша, как будто это все его родственники, он так горячо мечтал поставить, что это тоже на меня воздействовало, я понимал, что здесь нужно не возражать.
В.СЛАВКИН: Но именно артистов-шутов.
О.ШЕЙНЦИС: Шутов и странников да, да.
В.СЛАВКИН: Мало кто их регистрирует, замечает и называет великими.
О.ШЕЙНЦИС: Я тогда говорил: - ну что вы, зачем, давайте, не будем это делать. Он мне Нам не простят. Вот почему-то его ответственность перед теми артистами, которые вообще его не знали. И вообще-то они даже не думали, прощать его, не прощать, если он не поставит про них спектакль. Но и тогда же возникала в общем, у меня мнение, что самые шуты, самые веселые люди в быту наиболее грустные.
К. ЛАРИНА: Но он был веселым человеком.
О.ШЕЙНЦИС: Это может с вами, со мной, скорее он был драматичный. Потому что вот эти переживания, они больше, да, это выражалось в форме юмора, в форме шутки, ну наполнение было грустным.
К. ЛАРИНА: Он вообще в открытый конфликт с кем-то вступал?
О.ШЕЙНЦИС: Можно его даже было называть и занудой. Я к тому, что так долго настаивать на том, что уже сказано. Да, я это сделаю. Но все равно переживания они были иногда изнурительны. Ну это опять же это прощалось, потому что это было до такой степени искренне и по-детски и с желанием, чтобы это получилось получше, что ты просто его успокаивал и говорил: "Нет, Гриша, ты не умрешь в девичестве". Как-то у него была фраза, что в девках засижусь, то есть завтра пьесу не сыграем, в девках засижусь. Гриша, ну какая из тебя девка, посмотри на свой возраст. У него было состояние этого повышенного немедленно, иначе все это не осуществиться. Вот таких постановок было много, которые с ним были, не только в Ленкоме. Хотя, наверное, все-таки ленкомовские постановки для нас были самые важные.
К. ЛАРИНА: У него была такая замечательная акция, которую только он мог придумать, это "Прощание с Мюнхгаузеном", с таким романтическим героем эпохи. Тогда это все задумывалось в цирке на Цветном бульваре, как юбилей фильма, ведь тогда было 25 лет "Тот самый Мюнхгаузен", а по сути получился вот такой действительной прощальный привет с романтическим героем, который уже не столь популярный, не столь востребованный сегодня, в наше время, как во время, когда снимался и писался барон Мюнхгаузен. Это была удивительная совершенно вещь и, мне кажется, что аналогов пока еще мир наш отечественный не знает. Ведь никто еще такого и не делал. Вот Абдулов сейчас в цирке день рождения свой отметил, я думаю, что тоже не без помощи Григория Горина. Он ему подсказал эту идею. Ну что у нас остается буквально несколько минут до конца программы. Я еще раз представлю наших сегодняшних гостей Таня Ахрамкова театральный режиссер, театр Маяковского. Виктор Славкин драматург, писатель, Олег Шейнцис, который так подробно рассказал о своем восприятии Григория Горина. Напомню, что Олег является главным художником театра Ленком, или театра Ленинского Комсомола, как привыкли его по традиции называть. Я думаю, что сейчас в конце передачи давайте сделаем вот что. Давайте мы скажем несколько слов Любе Гориной, которая сейчас сидит около приемника и слушает ваши голоса.
Т.АХРАМКОВА: Любочка, мы у тебя есть, в нас живет частица Григория Израилевича. Поэтому вот давай передавать эту частицу друг дружке, так преломлять, как хлеб преломляют в библейском понятии, будем преломлять и дальше и дальше.
О.ШЕЙНЦИС: Я хотел бы поздравить Любу с тем, что она на днях получала в Кремле премию, Госпремию, как в общем вторая часть драматурга, юмориста, писателя и вообще хорошего нашего друга Григория Горина. Как Жванецкий правильно сказал: - жена автора, это и есть автор тоже. Вот я ее поздравляю с получением премии, как заслуженная акция, потому что она положила жизнь, проживая жизнь вместе с таким, ну смешным, веселым, но довольно тяжелым человеком, и она имеет право сейчас чувствовать себя хорошо. Не только грустить, не только переживать, потому что я с ней прошелся по Тверской после этой акции, и у меня конечно, сердце сжималось, я пытался сказать самые теплые слова, но у нее все равно счастливая жизнь, мне кажется, потому что таким женщинам везет быть около таких мужчин. И она в общем может найти какие-то потрясающие моменты из своей биографии, тем более, что вокруг нее оказались, никто ее не бросил, оказались замечательные люди. Она с ними и они с ней, и с Гришей. Это на сегодняшний день редкий случай, когда люди не рассыпаются после такого узелка, который ушел от нас, связующего узелка. Обычно мы моментально забываем, по своим делам бежим. Здесь произошел феномен. Вся компания, довольно широкая и узкая продолжают существовать с ней. Я просто очень нежно к ней отношусь. Она должна иногда в трудные моменты вспоминать об этом.
В.СЛАВКИН: У нас вот, я хотел бы сказать, чтобы Люба обратила внимание, у нас не получилось такого многозначительного разговора с придыханием. Мы говорили о Грише, употребляли даже некоторые выражение, которые как бы не принято говорить. Я понимаю, что Любе тяжелее нас относится к Грише, как к живому, тяжелее, потому что она действительно нас слушает, но она слушает одна, наверное. Но это должно ее поддержать, что нет вокруг горя, нет этой траурной тоски, есть живые воспоминания. Вот так надо и в дальнейшем. Я думаю, что так и будет.
К. ЛАРИНА: Ну, а я хочу вам напомнить, что завтра на канале "Культура" вы увидите спектакль "Кин Четвертый" по пьесе Григория Горина, спектакль театра имени Маяковского, завтра же на канале "Культура" будет вечер друзей, Дом актера, по-моему, как раз с участием Григория Горина вы эту программу увидите. И Таня сказала, завтра играется спектакль?
Т.АХРАМКОВА: Сегодня в театре Маяковского. Еще наверное можно попасть.
К. ЛАРИНА: Олег, а у вас? У вас Горин все время идет.
О.ШЕЙНЦИС: У нас все. У нас сезон закончился. Мы уже все в Питере. Я догоняю, в воскресенье поеду в Питер на гастроли. А там будет открываться гастроли именно "Шутом Балакиревым", которую мы сочли необходимым выполнить просьбу петербуржцев. Они хотят увидеть этот спектакль, это будет практически только начало нашей акции по стране с этим спектаклем. И мы сочли, что во второй столице нужно показать Григория Горина именно в то время, когда его юбилей, не юбилей, годовщина его. Но, хотя у нас должны были гастроли быть в сентябре, но мы, тем не менее, провели жуткую работу с продюсером, не хорошее время в смысле гостиницы и транспортных расходов, но все-таки повезти сейчас. Вот гастроли открываются "Шутом Балакиревым".
К. ЛАРИНА: Спасибо большое, что к нам пришли. Спасибо всем нашим слушателям, которые не выключали приемник, для которых имя Григория Горина что-то значит. А я думаю, что для слушателей "Эхо Москвы" Григорий Горин это не просто там драматург какой-нибудь, вот на афише пишут, и по телевизору показывают. Он был большим другом радиостанции "Эхо Москвы" и все самые знаковые моменты в истории последнего десятилетия он переживал вместе с нами и вместе с вами, уважаемые радиослушатели. Спасибо всем, до встречи, всего доброго.
Ведущие: Ксения Ларина
14.06.2003
old.echo.msk.ru