21 июня 2006
3944

Валерий Золотухин: Зов крови - он самый сильный

В СВОИ 65 ЛЕТ ЗНАМЕНИТЫЙ АРТИСТ БОЛЬШЕ ВСЕГО ГОРДИТСЯ РОЛЬЮ МОЛОДОГО ОТЦА

Вот уже 42 года как он выступает на сцене легендарной Таганки, ни разу не изменив своему театру. Параллельно всегда снимался у самых именитых кинорежиссеров. Фильмы "Хозяин тайги", "Бумбараш", "Интервенция" до сих пор любимы зрителями. Теперь к этому списку добавились "Дневной" и "Ночной дозоры". Можно сказать, в духе общественных перемен артист проделал в кино путь от милиционера до вампира. Несколько раз в месяц Валерий Золотухин летает в родной Барнаул, где уже третий год является художественным руководителем Молодежного театра. Сейчас как раз пробивает деньги на строительство нового здания. Кроме того, он по-прежнему серьезно занимается литературой, его книги издаются тысячными тиражами.

Между прочим, Валерий Сергеевич собственнолично продает свои сочинения в театре и ничуть по этому поводу не комплексует. За этим занятием я и застала его перед началом спектакля "До и после", в котором он должен был играть. И тут же попросила об интервью для "Труда". Валерий Сергеевич пообещал, но нетвердо. Если, мол, настроение соответствующее будет. Ну а поскольку спектакль прошел успешно, то и настроение оказалось подходящим для разговора.




- Валерий Сергеевич, я очень рада, что наши традиционные встречи раз в пять лет, начиная с вашего сорокалетия, продолжаются, авось и на этот раз мы не разочаруем друг друга. Накануне я перечитала ваш двухтомник "Таганский дневник" и, честно сказать, пожалела об этом. Потому что в нем вы весь как на ладони. Такую обнажающую правду о себе редко где встретишь. Скажите, зачем вам понадобилось самое сокровенное и личное предавать гласности? Это что, игра такая?



- Это связано с моим характером. Да, наверное, я в какой-то степени игрок. Не только на сцене, но и в жизни, поэтому хочу свою чашу испить до дна, чего бы мне это ни стоило. Скажу вам как на духу: когда я начал вести свой дневник в 17 лет, то у меня и в мыслях не было когда-нибудь издать его. Но и сжигать его, как Качалов, я тоже не собирался.




- Но какой-то толчок к публикации был?



- Да, решение пришло после показа телевизионного фильма Эльдара Рязанова о Владимире Высоцком, где я был представлен эдаким злодеем Сальери рядом с Моцартом. На меня тогда обрушился град писем, в которых мне обещали выжечь глаза синильной кислотой, взорвать мой дом и так далее. Нет, я не испугался, но подумал: а почему бы не обнародовать всю правду о наших взаимоотношениях с Владимиром Семеновичем?.. И тогда все свои дневники я отдал одному близкому другу, и он, выбрав места, связанные с Высоцким, показал мне то, что получилось. Прочитав все подряд, я понял, что получилось нечто, похожее на прозу, которую нестыдно издать.




- Как говорил один из героев фильма "Мимино", я вам одну вещь скажу, только вы не обижайтесь. Так вот, мне кажется, что ваша жизнь поделилась на два периода - до 1980 года, когда на Таганке был Высоцкий, и после, когда его не стало и вы заняли лидирующее положение в труппе. Я это особенно ясно поняла на сегодняшнем спектакле, когда вы появились в безликой массовке, и все вдруг заиграло, и даже мороз по коже прошел...



- Если вы все это напишете, я вам буду только благодарен, потому что обычно не видишь себя со стороны. Тем не менее я периодически думаю о тех вещах, о которых вы только что сказали. В том числе когда играю в спектакле о Высоцком "Прерванный полет". Там актриса, исполняющая роль Марины Влади, говорит: "Будущее для тебя кончилось, своего будущего я не знаю". Мне же кажется, что свое будущее Владимир Семенович предугадывал и про себя знал, какой он поэт и что он значит для России. С той лишь разницей, что одному слава приносит радость, а другому страдания.




- Но сейчас мы говорим о вас, и я не совсем понимаю, как вы при вашей яркой индивидуальности можете творить в таком творческом вакууме, где от прежнего ансамбля остались одни воспоминания. Почему вы не уходите в другой театр?



- Потому что я воспитан Таганкой, здесь мои корни, здесь находятся дорогие мне тени, с которыми я продолжаю играть. Ведь чем можно доказать свою верность тому делу, которому служишь? Только преданностью. Но я понимаю и тех, кто уходит. Когда Любимов, находясь за границей, хотел, чтобы от его театра осталось одно пепелище, я понимал и его, потому что он живой человек и в нем жила обида за несправедливое отношение к себе властей.




- Когда пять лет назад мы шли с вами по длинному подземному коридору театра, вы в сердцах сказали: "Уж лучше бы он не приезжал, по крайней мере, красивая легенда осталась бы". Сейчас вы тоже так думаете?



- За эти пять лет многое изменилось, в первую очередь изменился я сам, поэтому теперь такого не скажу. Все-таки Любимов держит театр, и пошлость, дурновкусие в него не проникают. Он по-прежнему отдает предпочтение высокой литературе, и это меня тоже вдохновляет, поскольку если не буду играть Достоевского, Булгакова, перестану читать Бунина, Лескова, то духовно оскудею... А потом, вы даже не представляете, насколько перевернул мою жизнь мой народившийся Ванька, которому вчера исполнился год и семь месяцев. Это такое счастье, что словами передать невозможно. Когда тебе много лет и много пройдено дорог, то все наносное спадает, и ты начинаешь видеть жизнь в ее истинном свете. И молишь Бога, чтобы он дал тебе побольше сил...




- Похоже, то, что вы вновь стали отцом, придало вам творческой энергии?



- Да, вы правы, потому что все в жизни взаимосвязано. Если мужчина понимает, что больше не способен иметь детей, то и с творчеством у него начинает не ладиться, ибо энергия иссякает. А ведь актеры в первую очередь должны брать зал своей энергией, завоевывать его, как любимую женщину.




- Извините, что трогаю вашу старую рану, но, насколько я знаю, поначалу вы очень не хотели, чтобы у вашей бывшей жены Нины Шацкой и Леонида Филатова были общие дети...



- Это чувство было своего рода мужской местью, поскольку как покинутый муж я испытывал громадную боль. А когда все улеглось и страсти стихли, то я был бы даже рад его родительскому счастью, но, увы, Леонид так его и не испытал, хотя и называл моего Дениса своим сыном. Я, кстати, несколько раз ему говорил: не надо этого делать, он Золотухин, в нем течет моя кровь, и когда-нибудь это скажется, как ты ни воспитывай его. В конце концов это и произошло. Денис бросил ВГИК и стал священнослужителем, то есть резко поменял свой путь. Золотухины все с норовом, если что задумают, их уже не повернуть.




- Значит, с возрастом приходит и умение прощать, и входить в положение другого человека?



- Конечно. Недаром же сказано: "Познай самого себя, и ты познаешь мир..." Вы помните фильм "Единственная"? Так вот, недавно был я на "Мосфильме", и, когда проезжал мимо проходной, ко мне подскочил пожилой охранник и стал кричать: "Что ты наделал?! Что?!" Я жутко растерялся и спрашиваю: "Объясни толком, в чем дело?" А он мне: "Почему ты не простил ее?" - "Кого?" - "Танюшку, жену твою". Оказывается, этот пожилой человек только что посмотрел этот фильм. А у него в жизни было нечто подобное, когда он не смог простить изменившую ему жену и остался на всю жизнь несчастным и одиноким человеком. И ему так хотелось, чтобы хотя бы в кино это прощение состоялось.



Я это говорю в связи с тем, что наша душа - постоянное поле битвы добра со злом, и поэтому надо постоянно быть начеку, чтобы зло не заполнило все ее закоулки. Ведь зло очень активно и настойчиво. Однажды я написал повесть "Вдребезги" (ее напечатали в "Юности") о деревенском мальчике, который попадает в город, и город начинает его перемалывать. Этот сюжет возник из моего детства и ранней юности. Когда я учился в сельской школе на Алтае в послевоенное время, то никто не спрашивал, какой он национальности, никого это не интересовало. А когда я в 17 лет попал в Москву, то мне сразу стали объяснять, что есть свои и чужие, и чужих надо остерегаться, то есть город начал меня постепенно ломать, перелопачивать...




- И все-таки окончательно не перелопатил?



- Думаю, что нет. Я оказался сильнее его и, как мне кажется, выстоял в этом поединке.




- От вас и сегодня исходит ощущение силы, мощи. Достаточно вам в руки взять гармонь и запеть, как всем становится ясно: такого голосистого мужика голыми руками не возьмешь.



- Я вам расскажу одну историю, связанную с моим отцом Сергеем Ларионовичем. После войны он вернулся домой не сразу, а только через год. Где-то гулял. Я сделал такой вывод, краем уха услышав напряженный разговор родителей о каких-то документах, якобы случайно залитых в Москве чернилами. У отца была своя, только ему известная песня, и когда он выпивал три-четыре кружки браги, то начинал громогласно выводить (поет):



На зеле... на зеле... ном ковре мы сидели,



Целовала Наташа меня,



На зеле... на зеле... ном ковре мы сидели,



Целовала Наташа меня.



Мать сходила с ума от этого воя и кричала: "Сережа, где эта б... Наташа, в какой Румынии, Молдавии?" - "Уйди, мать!" - отвечал он. И по новой. Час-два он раскачивал эту песню, до слез доводил себя, выплескивая какую-то свою боль наружу. И вот совсем недавно я звоню Ирине (нынешняя гражданская жена Золотухина, актриса Ирина Линдт. - Л.Л.), а мой Ванька кричит в трубку: "Па-па-а-а-а!" И вдруг я понимаю, что это раскатистое "а" я уже где-то слышал. А потом вспоминаю: да у его деда в песне "На зеленом ковре". Вот что значит корни. Сильнее зова крови в этом мире ничего нет. Это уж вы поверьте, поскольку я не только молодой папаша, но и дед нескольких внуков. И я молю Бога, чтобы все они были живы, здоровы и счастливы, а уж я постараюсь, чтобы они ни в чем не знали нужды.




Лебедина Любовь


Trud.ru No 110 за 21.06.2006
Рейтинг всех персональных страниц

Избранные публикации

Как стать нашим автором?
Прислать нам свою биографию или статью

Присылайте нам любой материал и, если он не содержит сведений запрещенных к публикации
в СМИ законом и соответствует политике нашего портала, он будет опубликован