Знаменитая артистическая семья в мемуарах раскрыла многие тайны ушедшего века
память
Книга Лидии Вертинской "Синяя птица любви", вышедшая в издательстве "Вагриус", может отчасти расцениваться как сенсационная. Дело в том, что Лидия Владимировна (род. в 1923 году) интервью практически не дает, о жизни не рассказывает, все, что мы знаем о ней и ее феерическом муже, певце Александре Вертинском, мы знаем от кого-то другого. А тут целая книга воспоминаний!
Естественно, книга далась нелегко и автору, и издательству. Лидия Вертинская довела повествование до смерти мужа в середине 50-х годов. Его слова "После моей смерти будешь любить меня еще сильнее" оправдались вполне. Здешнее общение сменилось внутренним и отчасти потусторонним, сновидными явлениями из-за гроба.
Повествование дополнено письмами Александра Вертинского. Два года длилось его ухаживание за юной грузинско-русской красавицей Лидой Циргвава, родившейся в Харбине. Любовный напор был дополнен романом эпистолярным. Поэт и знаток слабой женской души, Вертинский в слове был столь же артистичен, как в жизни, и сердце избранницы завоевал на всю жизнь.
Перечитывая сейчас эти письма стареющего артиста молоденькой девочке, поражаешься, насколько в них весь Вертинский - его грассирующая, чуть жеманная, актерская, отстраненная от самой себя, наигранная речь Пьеро, избалованного почитателями. Осколок Серебряного века, он носился по свету в метеорном потоке подобных себе осколков русской эмиграции. Он жил этой средой и изживал ее с собой вместе.
Знакомство и начало романа с будущей женой пришлось на Вторую мировую войну. В Шанхае та не ощущалась впрямую, но подспудное переживание конца эпохи поэта не обмануло. Гибель Франции Вертинский оплакал в письмах к невесте. Сразу после свадьбы он начал писать мемуары. После письма Молотову в 1943 году ему с семьей было разрешено вернуться в СССР.
Началось знакомство с советской реальностью. Жизнь концертирующего патриота была пестра и неоднозначна. Раскаявшийся эмигрант Вертинский оказался нужен кремлевским идеологам для заигрывания со "старой интеллигенцией". Рядом с графом Игнатьевым, одетым в мундир генерал-лейтенанта Красной Армии, он составлял идеальную пару. Вертинскому же любовь власти была нужна для жизненного комфорта и удобств. Роман был обоюдно счастливым.
Борьба с космополитами Вертинского миновала, хотя кто более него соответствовал этому "термину"? Когда Жданов в 1948 году принес на утверждение постановление Политбюро об идеологическом погроме музыкантов, там упоминался и Александр Николаевич. Сталин перечеркнул абзац красным карандашом и сказал: "Дадым артысту Вертынскому спокойно дожить на Родыне". Вертинский мог сказать в пандан советским пионерам: "Спасибо товарищу Сталину за нашу счастливую старость".
Вторая часть семейной переписки, вошедшей в книгу, - письма советского периода. Их Вертинский пишет жене, уезжая в отпуск или на гастроли. Аншлаги, овации, угощения, дорогие покупки, диета, самочувствие, интриги, Сталинская премия, болезни, враги, покровители, дорожные впечатления. Гастрольная жизнь знаменитого артиста в СССР конца 40-х - начала 50-х годов - это особая статья. У нее не только исторический, но антропологический интерес, имея в виду условия жизни большинства советских людей в то время. В каком-то смысле это редкое свидетельство жизни советской трудовой артистической элиты тех лет. Иногда вслед за радостью, что взвешен на партийных весах и признан советским, прорывается ностальгическое. Может, каренинская фраза в начале письма из Ленинграда от 16 сентября 1953 года тому причиной - "Я, наверное, хороший муж, потому что имею привычку ежедневно разговаривать с женой, несмотря на расстояние", - но словно глаза открываются. "Ленинград - точно не город, а "набальзамированный труп" города. Дворцы - с ослепшими окнами... Хмурые линии домов. Молчание. Холод. Склеп какой-то. Но эта Дворцовая площадь, через которую я ежедневно еду на концерт - великолепна в своем мертвом покое, и так прекрасна... до слез. Я всегда вспоминаю стихи Мандельштама: "Петербург, я еще не хочу умирать!"
Кони барона Клодта на Аничковом мосту и спокойной воде канала... редкие пешеходы... все это как большое кладбище, заставленное великолепными памятниками...
Вероятно, его уже не воскресить, этот город Петра и Пушкина... Но люди все же живут как-то... ходят слушать Вертинского - едят пирожные, работают... и вежливо молчат".
Безусловно, перед нами частная переписка, и судить автора за любовь к деньгам и благам, о которых он пишет опекаемой им жене с дочерьми, некорректно. Да и жене о чем еще вспоминать, как не о разбитой 10-литровой банке любимого Вертинским вишневого варенья, о ценимом им стакане толстого стекла, об отдыхе на взморье и прочей житейской ерунде. Мама ее предупреждала, что семейная жизнь со старым мужем будет недолгой. Лидия Вертинская радуется, что получила профессию художницы. После смерти мужа в 57-м году зарабатывала на всю семью продажей эстампов и пейзажей. Гордилась, что Вертинский стал настоящим советским патриотом. А сама осталась в восприятии многих экзотической птицей Феникс из фильма "Садко", завезенной в Россию заморским гостем.
Удачей книги является ее дополнение рассказами дочерей и внуков Вертинских. Человек пускает в землю корни, и те обретают причудливые живые формы.
Игорь Шевелев
Опубликовано в РГ (Федеральный выпуск) N3707 от 25 февраля 2005 г.
