Вот бывают актеры. А есть Виктор Сухоруков. Которому и приставка эта к имени не нужна - актер. Потому что актер обычно - это образ жизни, то есть не видящие ничего, кроме зеркала, глаза и сам весь неземной, весь в полете. Но это все не про него. Потому что он просто хороший человек. А это уже не профессия. Виктор Сухоруков. Человек-фонтан. Человек-оркестр. Человек-праздник, который всегда с нами. Вот на днях пришел в редакцию - облепили со всех сторон: именитые наши обозреватели, охранники, бармены, солдатики, что на экскурсию в "МК" пришли и счастью своему не поверили. Как не верится в дату эту. Ну не вяжется она с Сухоруковым - 10 ноября Виктору Ивановичу 55 стукнуло.
"Будь бдителен и не претендуй"
- Только вчера вечером из Германии прилетел - с "Игроками" ездили, - начинает рассказывать Сухоруков. - Как нас везде принимали! Это было счастье... Так вот, приехал я домой, и тут - звонок из Орехово-Зуева: городская власть приняла решение присвоить мне звание почетного гражданина. Где бы я ни был, славлю свою родину. У нас там, знаешь, сколько умных, достойных людей без всяких званий, а тут вдруг мне, какому-то залетному бродяге, на 55-летие делают такой подарок. (В Орехово-Зуеве он родился, школу закончил, оттуда в армию уходил, потом в ГИТИС поступил и затем в Ленинград уехал, а теперь в Москву перебрался. Но об Орехово-Зуеве, где сестра родная с племянником живут, не забывает. - Е.А.) И это для меня победа.
- Самая большая?
- Больше, чем "Ника". Хотя "Ника" для меня - золотая звезда. Но там мои профессиональные качества оценили. А тут я спросил завотделом культуры: "А мне положено место на городском кладбище?" Она мне: "Тьфу на тебя!" А я: "Плюй, не плюй, а возвращаться все равно придется".
- Неужели?
- Каждый раз, когда что-то происходит у меня, я думаю: "А это за что?" И пугаюсь. Не хочу, чтобы люди подумали, что я рисуюсь. Просто прошлое все время мне напоминает: будь бдителен и не претендуй. Ведь все с опозданием, с жертвами. Я в 40 лет стал в кино сниматься! Но происходят хорошие вещи в моей жизни в последнее время. И я начинаю привыкать к радостному. Все, что я делаю, мне нравится, как я живу - меня устраивает. А в том, что меня сегодня настораживает, я стараюсь разобраться и усилить свою иммунную систему. Жить хочу!
- А вы не устаете от такого забега - ведь по 5-7 фильмов за год.
- Нет. Потому что те накопления, которые во мне были, сегодня я просто отдаю, мне их не жалко. Как только кино рухнуло в 90-е, я стал сниматься. Мамин открыл меня в "Бакенбардах", в "Братьях" Балабанов суперпопулярным сделал. Сломал мой имидж Мельников ("Бедный, бедный Павел"), сделал солидным Говорухин ("Не хлебом единым"), облагородил Лунгин ("Остров") - мне звонят святые отцы, выражают восторг.
"Нет, не прощу, я помню"
- Говорят, народу сплошь развлечения подавай. А на фестивале отечественного кино "Московская премьера", который наша газета вместе с продюсерским центром "Кинопроцесс" проводит, вы же знаете, "Остров" главный приз получил - зрительских симпатий. А "Остров"-то совсем не комедия.
- "Остров" для меня - опять революция, опять сенсация. Я вижу в фильме три темы: о вере, о совести и о предательстве. Почему народу нравится? Он увидел историю об исцелении. Всякий человек - его гнет и ломает - ищет исцеления. Нам Господь всегда дает выбор. Почему же мы корыстны, жадны, почему выбираем легкие пути? Это не значит, что нужно идти и плетью себя лупить, нет. Но иногда мы не то чтобы разучились, мы боимся вернуть себе жертвенность. Способность отдать, умение терять. И не жалеть об этом...
- Почему о вере, совести и предательстве? Разве не о вере, совести и прощении?
- Простил ли Кузнецов в этом фильме Мамонова? Мне кажется, нет. Мог сдать, вернувшись на Большую землю, но отпустил. Он отпустил его, но не простил. (Героя Мамонова - матросика - во время войны немцы заставили стрелять в его командира. Оба выжили и встретились в 70-е годы: матросик стал монахом на острове, а командир привез ему дочку на исцеление. - Е.А.)
И как я могу тех людей, которые причиняли мне боль, разрушали мое бытие, простить? Нет, не прощу, я помню. Я не прощу человеку, который был мне другом много лет, а когда начались тяжелые времена, он меня не поддержал. Может, я и парадоксальные вещи говорю, безнравственные, но я понял: надо быть эгоистом. Эгоизм пробуждает в тебе инстинкт самосовершенствования... А "Остров" для меня - великая радость. Я не ожидал, что доживу до такого момента. Хотя я все свои фильмы люблю.
- Даже "Богиню"? Ведь там Рената Литвинова половину вашей роли вырезала - как вы на нее тогда обиделись!
- Прошло время и облегчило. Теперь я говорю, что обожаю ту же Литвинову. Потому что она все равно сделала открытие нового Сухорукова. Мне подарили на кассете те дубли и те эпизоды, которые она не вставила. И я успокоился - Рената была права. Я там плохо сыграл. Да, вот сколько всего было, а меня до сих пор многие узнают только по "Брату", называют и Сергеем, и Багровым, и Бодровым, а я откликаюсь. Ведь они говорят о символе некоем. Хотя я когда-то очень боялся "синдрома Сухова" - что будут помнить только по одной роли. Теперь я думаю, что синдром "Брата" меня постиг, но он меня не мучит. Потому что он не мешает мне быть другим, быть востребованным. Не мешает Говорухину рюмочку за меня поднимать и говорить: "Вы прекрасный актер, хороший человек".
Вот в Берлине на днях останавливаемся в кафе поесть, ко мне подходят и говорят: "Здравствуй, брат! А как тебе работалось с Говорухиным?" Значит, они видели и другие мои фильмы! Просто теперь Брат - моя фамилия. Брат - имя мне!
"Ведь ты брат мне"
- Виктор Иванович, время прошло, можно, наверное, теперь вспомнить - какая кошка между вами и Сергеем Бодровым пробежала? Ведь очень вы тогда переживали, что последний раз нехорошо с ним расстались.
- Да... Мы с ним дружили и особенно тесно общались на съемках фильма "Брат-2". Помню, в Америке сидели в гостинице, он пил пиво с лимончиком, я - чай с молоком. И он говорил: "Если я кино снимать начну, пойдешь ко мне?" Я отвечаю: "Пойду, зови". Потом он снял "Сестры" - звонил мне, советовался, приезжал со сценарием. И я тогда шутя ему сказал: "А мне-то роли нет". Он ответил: "Ну вот была роль, которую Андрюшка Краско сыграл. Но там же чуть-чуть - тебе же этого мало". А я: "Конечно, мало".
Он сел за другой сценарий - "Связной". А я в это время его искал, чтобы пригласить на юбилей - 50 лет. Позвонил к нему домой, мне сказали: он тут не живет. И я подумал: как же так - вроде не чужие люди, а вот так исчез. Потом, задним числом, я узнал, что он и правда переехал.
И вот еще год прошел. Сентябрь 2002-го. Кинотеатр "Пушкинский". Фильм "Кукушка", премьера. Я сижу в зале. И вдруг по проходу идут его жена Света беременная и Сергей. И они подошли ко мне, мы расцеловались, он сказал: "Приходи срочно к нам, я хочу, чтобы ты прочитал "Связного", хочется пообщаться". И Светлана: "Ну чего ты со своим сценарием! Пусть человек просто в гости придет, я его вкусненьким накормлю!" А я опять начал ворчать: мол, что же ты меня не позвал, а есть ли там роль для меня... И он говорит: "Нет, Витюш. Ведь ты ж великий". Меня это еще больше тогда оскорбило. Эгоизм мой бывает разрушительный, и я сказал: "Ты же обещал!" Он покраснел, стушевался...
После фильма я подошел к Сергею Сельянову, чтобы поблагодарить за грандиозный фильм, и Сергей Бодров стоял там рядом, в профиль ко мне. И я увидел, что, куря сигарету, он ждал, что я подойду к нему и попрощаюсь. А я прошел мимо...
Вот это урок! Мы всегда забываем о кирпиче, забываем о смертности, о том, что в жизни все может случиться! Нам кажется, что впереди - прямая дорога. Осуждаю я себя сейчас? Нет, не осуждаю. Но в тот момент взбрыкнул Витя Сухоруков, вот так вот провихлял! Конечно, я горевал потом. Но в тот момент я же его не хоронил, я-то думал, что мы еще встретимся и все у нас будет хорошо... Когда я узнал про Кармадон, я так вздрогнул, так испугался и первое, что вспомнил - что не попрощался с ним...
"Мне сегодня смерть не страшна"
- И вы все время теперь о кирпиче думаете? Не страшно?
- Мне сегодня смерть не страшна. Я просто знаю, что она есть. Но там наших больше: там Чарли Чаплин, там Пушкин, там Гагарин - там такое человечество! Они все там не боятся, а мы тут живем и боимся. Не надо бояться того, что будет неизбежно с каждым из нас. Подольше бы только здесь. Потому что силы есть.
- А после "Острова", когда вы настоятеля монастыря сыграли, не захотелось резко жизнь изменить?
- У меня на это какой ответ? Я игрок. И то, что я делаю, я делаю честно. Когда мне предлагают роли, даже у известных режиссеров, я отказываюсь сниматься, если мне кажется, что это не мое. Вот пригласил меня Эльдар Рязанов в "Карнавальную ночь-2". Но я отказал. И переживаю, потому что очень уважаю его. А с другой стороны, я знаю, что не сделаю роль политтехнолога а-ля Сергей Филиппов хорошо. Я стараюсь жить сегодня не то чтобы правильно - так не получится, но я работу свою выполняю добросовестно. Стараюсь быть дисциплинированным. Это же очень трудно. Стараюсь быть честным. Стараюсь быть не предателем. И живу я очень аскетично.
- На метро ездите - тоже от аскетизма?
- Это из-за пробок. Я не могу себе позволить опоздать. А аскетизм?.. Ну есть у меня возможность ходить по ресторанам, куражиться, я же этого не делаю. Или, например, за всю жизнь я столько не сносил брюк, сколько сейчас у меня висит в шкафу. 22 пары! Вот я смотрю на них и думаю: ну куда тебе больше! Я люблю сладенькое. Но могу мучить себя голодом, если мне надо для роли. И вот эта моя преданность делу и есть мой аскетизм. Я сегодня организованно живу... Вот только интересно ли это людям?..
- Думаю, да.
- Ну ладно. Прочитаю тебе свое стихотворение: "Лишь бы солнцем обожраться, до своих вершин добраться. Лишь бы руки были в деле и душа в здоровом теле". Ведь чтобы хорошо заниматься делом, нужно быть здоровым, нужно ухаживать за собой.
- Вы говорите - ухаживаете за собой: неужто фитнес?
- Ну нет. Бреюсь, моюсь, зубы чищу. Спорта нету - все от мамы. Я не ем мяса, тяжелой еды. Много пью чая. Пользуюсь вафельным полотенцем, потому что, мне кажется, оно массирует кожу. (Смеется.) Не знаю, что еще, зато я знаю, что, если у меня будет что-то болеть, я не смогу полноценно трудиться. А я даже на репетициях выкладываюсь серьезно.
"Мне не нужны ковры-буфеты"
- Да, труженик вы большой. А что вы скажете про высказывание такого труженика, как далай-лама: "Одной работы по призванию недостаточно для счастья"?
- Нет для меня в жизни дела главнее. Когда у меня спрашивают, чем я занимаюсь в свободное время, я говорю: профессией, потому что я ее люблю. Мне нравится учить текст, мне нравится слушать музыку, мне нравится читать литературу этого времени, вокруг образа, мне нравится общаться с партнерами. Ведь что такое работать над ролью в моем понимании? Я получаю роль и становлюсь исследователем: то есть - где, что, когда, почему, откуда, какого рода, что ест, пьет, какие дурные привычки у моего персонажа, какие хорошие привычки? Потом я становлюсь следователем - что он совершил, как, кто свидетель? Прихожу к режиссеру и выкладываю свое личное дело на этого человека. И тут я превращаюсь в адвоката. Почему? Я должен его защитить! Для чего? Потому что я должен его любить! Моя любовь к персонажу высекает из него обаяние. Вот мой брат - он же убийца, пьяница и милиционер провинциальный - ему бы только водки, денег и баб да побить хохлов! А меня встречают и улыбаются. Потому что я наделил его обаянием, защитив им его поступки. А если б я не любил профессию, я бы, наверное, горными лыжами бы занялся, теннисом, ходил бы в казино, ездил бы везде... Я очень люблю путешествовать. Если Бог не расстроит мое здоровье и будет такая возможность, надену, как европейский старичок, кроссовочки, треники и пойду по белу свету. Надеюсь, что буду зарабатывать и смогу путешествовать - мне не нужны ковры, буфеты.
- Как, вы разве сейчас не зарабатываете?
- Да, я неплохо зарабатываю. И приодеться люблю. Я раньше плохо одевался, а в детстве и вовсе в чужое.
- А раз теперь неплохо, не хотелось поделиться - в детский дом, например, что-то отдать?
- Богатства-то нет. Но если я буду много получать, я лучше буду ставить спектакли, вложу в кинематограф.
- Пойдете в режиссеры?
- Нет, не думаю. Я все-таки человек неугомонный, мне надо, чтобы кто-то мной руководил. Но если у меня будет много денег, я вложу их в то, чем занимаюсь. Ну и асфальт постелю около своего дома в Орехово-Зуеве. Говорят, мне там за звание почетного гражданина премия причитается - вот на нее и постелю... У каждого из нас есть территории, которые надо помыть и почистить, помимо демонстративной благотворительности.
А были б деньги, поставил бы для себя спектакль. С театром у меня сейчас дело-то плохо.
- Как же так, Виктор Иванович? В "Снах Родиона Романовича" по Достоевскому в товариществе у Меньшикова аж пять ролей сыграли, включая Порфирия Петровича и старуху-процентщицу.
- Я не могу тебе передать, как я кричал Богу благодарность за это. Когда Олег закрыл спектакль "Игроки", я даже черную рубашку надел и на банкет не пошел. Прошло полтора года, и мы снова триумфально шествуем по Европе с этим спектаклем. Разве не чудо? И теперь Меньшиков сидит в самолете и говорит: "А а чего я его закрыл? Спектакль-то хороший!"
- Вы же не поехали сниматься в фильме про Джеймса Бонда тогда - из-за "Игроков".
- И мне не обидно. Это и есть жертвенность, вера и не предательство. Я выполнил сразу эти три пункта. С одной стороны, неизвестно, что там в тумане, а здесь у меня уже обязательства. Как в анекдоте: у меня "елки"! Но только елочки-то какие! Я два фильма заканчивал - "Золотой век" и "Теория запоя", - как я мог Наташу Погоничеву бросить! И я выпускал спектакль. Мне Олег сказал: "Выбирай!". Он меня пригласил, когда я из театра ушел, повис в воздухе - сидел в Орехово-Зуеве, щи варил. И я после этого его брошу? А там что, хоть и деньги большие предлагали, и два месяца жить в окрестностях Лондона.
Но за это время я сыграл Павла в "Бедном, бедном Павле", заявил о себе в "Игроках" как о театральном человеке, я встретился с коллективом Театра Вахтангова - тоже радость великая. Да я получил за свой отказ от Джеймса Бонда моральную премию в десять раз больше!
Я тут на неделю летал в Лос-Анджелес с двумя своими фильмами. Пошел на этот бульвар, ножками потоптал звезд, а потом зашел в магазин, а там "Оскары" разных размеров рядами. Я выбрал себе в натуральную величину, мне выгравировали "Best Actor - Viktor Sukhorukov" - и я себе его вручил. (Смеемся.)
- Поздравляю!
- Милые мои, у меня мой Голливуд - от Ленинграда до Владивостока принимают с такой любовью, с такой нежностью. Вот только с фестиваля приехал из Вологды - "Новое кино России. Новые звезды". Меня там плясать заставили на банкете, а как откажешь? Ценить надо. И я ценю. Но я так рассуждаю через призму своего прошлого мрака.
- Неужели не забывается?
- Потому что не проклятие было, а урок. Будь я плохой ученик, ищи меня на том свете с циррозом печени. Вон мое поколение - сгорают в водке один за другим.
- И что же вы можете сказать им, как остановить, чтобы пить бросили, очнулись? Вся Россия, как говорится, бухает и травится.
- Нам говорят: пробуйте, старайтесь, стремитесь, бейтесь. Но редко шепчут на ухо: "Ты человек". Мы стали забывать, что мы человеки! А я вдруг услышал этот шепот. Я думаю, это ангел-хранитель мне шепнул: "Ты что, хочешь вот так застрять и околеть? Вставай!". А может, я сам себе это говорил и уверовал сам в себя. Хотя понимал, что переустраивать себя - огромная работа, требующая колоссальных усилий и потерь.
Надо только внушить себе, что ты пьяный - не человек. Никому ты пьяный не нужен и не интересен. Я тут оглянулся - всю жизнь провел в борьбах. В детстве я был глухой - осложнение после скарлатины, - я вернул себе слух. Я боролся с левой рукой в армии: правой рукой не могу кидать гранату, а левой кину куда надо - смеются. Это сегодня нормально, а тогда левша - было позорно. С пьянством боролся. И сколько времени ушло на это. А сегодня как-то живу, и мне всего хватает, и все меня устраивает.
- Совсем все?
- Может, чего-то и есть... Я уже у Бога ничего не прошу... У меня с Галей, сестрой моей, есть 12 соток в Орехово-Зуеве, и домик я там построил маленький, летний. Приеду в старости, если придет, печку поставлю и жить буду - зимой в белых снегах, а летом в георгинах. Я в этом году спешно-спешно на недельку прилетел - вскопал свою фазенду, натыкал чего ни попадя, и все выросло - патиссоны землю закрыли, огурцов было столько, что ведра устали, морковка, как солдаты в шеренге.
- Племяннику-то вашему Ване уже лет семнадцать, наверное. Не хочет в актеры податься?
- Он говорит: что я - дурак, что ли? Ванюшка меня порадовал. Сказал: хочу поступать в институт. Сейчас на курсах финансово-экономических. Вот у меня событие. Еще Галюньке машину покупаю. Скромненькую, но новую. Она у меня портниха, а у нее начальница - бизнесвумен, сказала ей: "А чего тебе Витька машину не купит, чего вы все на велосипеде?" Галя отвечает: "Да у нас у всех фобия, мы боимся". Но та ее уговорила и настропалила на курсы пойти. Ну вот я и говорю: "Ладно, давай, будешь моим шофером".
- А вы сами, что же, за руль не садитесь?
- Боже упаси! Я-то неуемный, а ехать и смотреть одновременно в четыре зеркала и четыре окна никогда не смогу. Я к этому не склонен. Я в метро: шапочку нахлобучил, очочки - и шмыг-шмыг.
- И не узнают?
- Узнают, здороваются, но чаще улыбаются или спорят, он - не он? Говорю: он. Но мне не нравится, когда едешь на машине, и вдруг пробка - узнали. И все эти стальные задницы впереди стоящих машин мигают и ухмыляются надо мной. И я ничего сделать не могу. Не надо бежать по жизни, но и ползком тоже жить вредно.
Московский Комсомолец
от 11.11.2006
Слушала и вопросы задавала Елена АРДАБАЦКАЯ
