Он многолик как актер. Он и Татарин, старший брат Данилы Багрова, и Виктор Иванович из фильма "Про уродов и людей", и русский император, главный герой картины Виталия Мельникова "Бедный, бедный Павел". И это далеко не полный список его замечательных ролей. А еще Виктор Сухоруков пишет стихи. "Я исчезну, но мой день рождения Листопадом продолжит кружить. Вдруг подверг эти мысли сомнению: Жить хочу. Надо жить. Буду жить!". Энергия жизни буквально распирает его даже в стихотворных строчках. О жизни и мечтах, о кино и театре, о режиссерах и актерах с Виктором Сухоруковым побеседовала корреспондент Страны.Ru Ольга Павлюченко.
Каждый из его персонажей по-своему обаятелен, по-своему интересен для зрителя. Однако, много снимаясь в кино, Виктор все равно очень любит театр, хотя, по собственному признанию, не избалован сценическими работами. Но сейчас его театральная жизнь бурлит - он занят в спектакле режиссера Павла Сафонова "Сны Родиона Раскольникова". Премьера этого спектакля должна состояться в марте. С этого события и начался разговор с актером.
- Расскажете что-нибудь о своем новом спектакле, или это все еще секрет?
- Нет, не секрет, теперь уже не секрет, потому что нет пути назад. Команда уже работала около месяца над спектаклем, когда меня позвал режиссер Павел Сафонов. Это инсценировка по произведению Федора Достоевского "Преступление и наказание". Называется наше действо "Сны Родиона Раскольникова". Павел Сафонов учился в Щукинском училище, и, несмотря на то, что у него актерское образование, имел режиссерский опыт. Он поставил два спектакля в самом Театре Вахтангова. Один из них, "Чайка", где играют именитые народные актеры, до сих пор идет на малой сцене. Мы познакомились с Павлом, еще когда я в Вахтанговском театре репетировал и играл Шута в спектакле "Лир" Владимира Мирзоева. И он меня еще летом звал в эту историю, но я ему отказал, потому что мне показалось это не интересным и даже где-то сумбурным материалом. Но вот недавно он опять мне звонит и говорит: "Я у Олега Меньшикова". А я только-только, в прошлом году, завершил свою одиссею в "Товариществе 814". Я там играл в "Игроках" Гоголя. И вдруг Пашу Сафонова с его инсценировкой берет под свой патронаж, под свое художественное руководство сам Меньшиков, и роли мне уже Павел предложил совсем другие. И что самое любопытное: в спектакле играет всего одна девочка - студентка Щукинского училища Вера Строкова. Она играет Сонечку Мармеладову, а все остальные - мужики. Они играют у нас все роли - и мужские, и женские, потому что весь спектакль построен на снах, наваждениях, на бреде больного Раскольникова, который уже полтора года сидит в остроге в Сибири. Раскольникова играет Илья Исаев - ведущий актер РАМТа. Свидригайлова играет в свое время очень популярный и до сих пор очень талантливый актер Сергей Колтаков. Художница у нас Женя Панфилова, маленькая, хрупкая, с колючими глазами, с острой челкой девушка, думаю, далеко пойдет. И в этой обойме я играю пять ролей: Порфирия Петровича, раздавленного Мармеладова, Разумихина, Пульхерию Александровну, то есть мать Раскольникова, которая придет к нему в бреду, и старуху-процентщицу. Но, взявшись за женские роли, мне пришлось в какой-то мере поступиться некоторыми своими принципами. Я однажды сказал себе: чего я никогда не сделаю в искусстве, так это в гроб не лягу, только потому, что мы еще належимся, и женскую одежду надену только в силу крайней необходимости, как, например, в фильме "В джазе только девушки". Либо женская одежда, либо смерть! Но вот я пошел на это и, честно говоря, работаю с удовольствием. И только потому трансформируюсь из мужчины в женщину, из одной ипостаси в другую, потому что в этом есть суть, в этом есть симптом, в этом есть знак кошмара, символ некоего проклятия, наказания, продолжения той истории, которую написал Федор Достоевский. Мы как бы продолжаем своим спектаклем мучить один из главных персонажей Достоевского за то, что он убил старушку.
- А вы вообще любите больше классические пьесы или новые, какие-то интерпретации, продолжения?
- Больше всего я люблю понятные истории, подчеркиваю слово "понятные". В любых жанрах история должна быть понятной зрителю. Зритель приходит на два часа своей жизни посмотреть, послушать, и если, слава Богу, мы заставим его еще и думать, размышлять, это уже хорошо. Но при этом я не сторонник того, чтобы у зрителя вызывать раздражение некими недомолвками. Даже если он что-то не понимает изначально, нужно чтобы он хотя бы потом понял что-то важное. Очень часто пишут немножко заумно, немножко с претензией, самовыражаясь и не задумываясь над тем, поймет зритель или не поймет. А, говорят, пусть разбирается, пусть думает! Не надо считать зрителей дураками. Я больше хочу быть с ними собеседником, а не загадывать ему шарады! Ломать ему черепную коробку! Не хочу. Я хочу сегодня с ним разговаривать, я хочу его развлекать, я хочу ему исповедоваться. Но все, что я перечислил, все требует понимания, иначе интереса не будет. Мой принцип в жизни сегодня - вызывать у людей интерес. И если они меня не будут понимать, они будут вставать и уходить. Да еще с раздражением! Да еще с ворчанием! Да еще, может быть, даже с матерным словом и оскорблением в адрес г-на Сухорукова.
- Где вы более чувствуете себя на своем месте, в театре или в кино?
- Я не избалован работами театральными, в кино как-то вот идет очень ровно, достойно, где-то качественно, где-то немножко с брачком, но все-таки я живу полнокровной кинематографической жизнью. С театром пока так не везет. Я пребывал в "голодном" состоянии в Петербурге, когда жил и работал там, а сейчас в Москве - особенно. Я вот уже основательно москвичую, третий год. Пятый год работаю, третий год живу. И до "Игроков" не было никаких достойных предложений. А сейчас предложений появилось очень много. Я, видимо, где-то уже проболтался, что тоскую по театру, что считаю себя театральным актером. Я очень люблю живую публику, я люблю вот этот нерв, вот это какое-то внутреннее заикание, дрожь. Но и кино я тоже люблю, поэтому я не буду разделять, что мне нравится - не нравится, чего я хочу, чего не хочу - сейчас я большей частью плыву по течению интереса.
- Часто можно услышать, как актеры ругают молодых режиссеров, что, мол, они не умеют толком объяснить ничего, у них какие-то свои представления о том, как все должно быть, но построить сцену так, как это делали режиссеры старой школы, они не могут. Как, по-вашему, это справедливые упреки?
- В моей жизни был легендарный человек - Петр Фоменко, но так давно, что он уже превратился в фотографию в моем семейном альбоме. Он остался какой-то душевной любовью в моей памяти. Сегодня я работаю в основном с молодыми режиссерами. Много из того, чему нас учили, как нас учили, как нам подавали работу над ролью, я сегодня не встречаю. Но это не значит, что я отрицаю нынешние методы работы нового поколения режиссеров. Я вообще экспериментатор, я люблю все новое. Например, сейчас, когда я работаю с Павлом Сафоновым, мне многое непонятно: я взрывался, у меня даже была однажды истерика, я был в замешательстве, как муравей во время пожара в лесу. Бывало всякое, но я потом успокаивался и думал: ну, давай попробуем, давай продеремся сквозь это, давай мы разберемся, просочимся в них - в это поколение, в сегодняшнее. Но, честно говоря, мне кажется, что старшее поколение режиссеров больше знает жизнь, больше читало, больше разбиралось в психологии. Сегодня есть некоторая поверхностность, такой некий нарциссизм, играние в режиссера, "понтярщина", в конце концов. Молодежь думает, что оденет определенного рода штаны, какую-нибудь железку в ухо вставит, на шею, на руку или еще куда-то - и вроде получился режиссер. А когда начинаешь разбирать - простых вещей не понимают, в простых вещах заблуждаются. И начинаешь "грешить". Рассказывать примеры из своей жизни и превращаешься в отвратительного брюзгу, в какого-то такого мухомора трухлявого. Но это все не потому, что я такой весь из себя напичканный опытом, уроками, проживший большую, тяжелую, яркую жизнь. Нет! Просто у меня перед глазами есть какие-то примеры, которые я видел сам. Самая большая беда нынешних режиссеров в том, что они по большей части не умеют наблюдать. Это я все про театральных режиссеров говорю. В кино все как-то по-другому. Хотя нет, знаю, что и там надо внимательно смотреть режиссеру в глаза, очень остро слышать его и главное поверить тому, что он говорит.
- А с актерами как? Много сейчас среди молодежи талантливых, достойных приемников старшего поколения?
- Неужели вы думаете, что я унижу свое поколение? Да никогда в жизни! Конечно, мое поколение было талантливое! И я скажу, почему так заявляю, опережая, перебивая тебя - потому что я горжусь своим поколением! Сколько сгорело, пропало только потому, что мы жили, работали и творили в системе, которой сегодня нет. У нас было больше препятствий, у нас метафорический был язык, мы жили в государстве, в котором многого нельзя было. Сегодня многое можно, и территория для творца шире, объемней, воздушней. У нас столько духоты тогда было, столько было затворничества, столько лукавства, и поэтому нам было тяжелее и интереснее. Сегодня им, я думаю, намного легче. Актер ведь должен быть всегда садомазохистом при любых развитиях цивилизации, при современном благоустройстве. Время становится более комфортным. Ну, представьте себе, сейчас идет молодой человек и даже девушка, у них в ушах музыка, на груди телефон, в карманах плееры-шмееры, уже даже не записные книжки, а какие-то ноутбуки. И человек идет по улице, а на нем и музыка, и телевизор и печатная машинка. И исчезает наблюдательность, которая является самым главным качеством для актера.
- Если бы к вам кто-нибудь подошел и спросил: "Виктор Иванович, как стать актером? " Что бы вы ответили?
- А мне часто этот вопрос задают. И дальше второй: "А можете помочь кому-то? Вот вы же стали известным". Да, у меня есть возможности посодействовать, походатайствовать. У меня многие мои земляки из Орехово-Зуево говорят: "Виктор Иванович, а вот там девочка поступает, замолвите словечко. А вот там парень на втором туре, подскажите, как дальше быть". Я очень категоричен в этом вопросе: только сам, сам, сам. Не помогу никогда, потому что это не та профессия, где нужно подтолкнуть. Здесь не цифра, здесь не грамматика - здесь талант. Мне говорят: "Он очень одаренный, она очень талантлива! " Ну, ребята, если вы так говорите, то она и без меня будет там, где захочет!
- Есть такая роль, которую вы еще не сыграли, но очень хотели?
- Конкретно о роли может мечтать только молодая поросль, потому что у них все впереди. Молодой может сыграть старика, старик никогда не сыграет молодого человека, и выбор, конечно, сужается с годами. И поэтому от желания сыграть конкретную роль остается желание сыграть роль, которая отображает нечто, некую философию, некую мысль, некую атмосферу. Да, я вдруг недавно почувствовал, что мне захотелось сыграть срез, образ современного, сегодняшнего человека, который родился, воспитывался и начинал жить в одной стране, а продолжает и заканчивает жизнь совсем в других условиях, в других обстоятельствах. Вот хочу быть учебником или наглядным пособием человека двух миров, двух государств на одной точке земли. Я чувствую, что вы догадались, о чем я говорю. Этого персонажа нельзя назвать ни олигархом, ни бомжом, он именно среднестатистический советский человек. У Достоевского есть теория, что люди по закону природы разделяются на два разряда: обыкновенных и людей, способных сказать новое слово в своей среде. Мне охота сыграть "тире". Ведь тех, кто соответствует "тире" - миллионы и на этих миллионах все, все, все и держится. Эти миллионы обслуживают олигарха и их этих миллионов выпадают бомжи. Я хочу сыграть вот этого человека из потока, но сыграть ярко, интересно, чтобы каждый из них вдруг сказал: "Боже мой! Я имею имя! Меня зовут так-то и так-то". Я хочу сыграть имя этим миллионам. Я уже даже написал пьесу про этого человека, которого назвал своим именем. И режиссера пригласил, очень талантливого человека, но опять-таки авантюрного. Он очень талантливый киновед, искусствовед, тележурналист, а я предложил ему дебют в полном метре.
- А вы сами никогда не хотели режиссером стать?
- Странно, мне часто почему-то задавали и этот вопрос. Но я всегда отвечаю: нет. Я в себе-то разобраться не могу, во-первых. Я так над ролью работаю, что молюсь, чтобы мне хватило сил на самого себя. А режиссеру нужно еще кому-то помогать в себе разбираться. Во-вторых, я настолько эмоциональный и импульсивный, что мне не хватит ни сил, ни возможностей, ни терпенья, чтобы уследить за всем. Хотя, не скрою, режиссуре подвержен в том плане, что когда я работаю над ролью, мне иногда надо партнера подчинить. И поэтому я начинаю включать некие свои хитрости, чтобы подтянуть партнеров для решения своей задачи, а это и называется "режиссура".
- Давайте немного поговорим о кино. Среди фильмов, в которых вы снялись, какой у вас самый любимый?
- Тут я стал оформлять свою фильмографию, и выяснил, что снялся в 54-х картинах. Из стольких тяжело выбрать. И они мне все дороги. Но я назову не один, а несколько фильмов, которые постоянно лежат у меня на поверхности памяти, потому что они: a) сформировали меня как киноактера; б) чисто актерские мои работы; в) я там себя порой и не узнаю. И главное, там есть вещи, которые я не то чтобы не помню, а даже не знаю, как сделал. Этим они мне ценны и дороги. Это "Комедия строгого режима", где я сыграл заключенного Зуева и - Ленина. Это "Про уродов и людей" Балабанова, где я сыграл под собственным именем и отчеством Виктора Ивановича. Это "Бедный, бедный Павел". Не буду забегать вперед, но мне кажется, я совершил еще одно восхождение - снялся в фильме Павла Лунгина "Остров". В главной роли Петр Мамонов - актер, режиссер, музыкант, просто личность. Он снимался уже в Павла Лунгина в главной роли в фильме "Такси - блюз" во времена перестройки. Мамонов играет отца Анатолия. Еще там занят Дмитрий Дюжев, который меня поразил своей работой. Он играет отца Иова. А я играю там одну из главных ролей - владыку Филарета, настоятеля мужского монастыря. Это знаменательная картина для всего российского кинематографа, потому что у нас не было снято ни одного фильма про мужской монастырь, про житие монахов. Вспомните хотя бы одну картину про монаха грешника, наделенного Господом Богом или какими-то неведомыми силами даром целительства и провидения? Назовите мне хотя бы одну картину, где показано паломничество людей? Напомните мне хоть одну картину нашего кинематографа, где человек перед выбором и меркантильно выбирает то, что легче, проще, понятней, доступней. Он не хочет идти трудным путем, жертвовать. После съемок, я уезжал из Кеми, с Белого моря, какой-то одухотворенный, очищенный. Я ехал в поезде 28 часов и что-то сочинял. Вот, пожалуйста, эксклюзив:
Я хотел бы уйти незаметно,
Сам себя унося на плечах.
Жмурюсь я от лучистого света,
Рассуждаю, купаясь в лучах.
Чтобы тень сквозняков не гоняла,
Вдруг загасит прощанья свечу,
Плоть в тандеме с душою гуляла,
Не считая грехов и причуд.
Без долгов, припася на поминки,
Не обузно расстаться хочу.
Все спущу, а на бубликов дырки
Пир горой на весь мир закачу.
Заказав метражи для ограды,
Я к родне вековой соберусь.
Как люблю я оркестры, парады!
Обо мне однострунная грусть.
Чтоб народ удивился не смерти,
А нежданности вести такой,
И взметнет к небу руки, как плети:
"Быть не может! Как так? Боже мой!"
Опосля, опоздав словно ветер,
Прикоснутся словцом суетным,
Когда я распознаюсь на свете
Днем девятым, сороковым.
Я исчезну, но мой день рожденья
Листопадом продолжит кружить.
Вдруг подверг эти мысли сомненью:
Жить хочу. Надо жить. Буду жить!
Я благодарен Лунгину, что он пригласил меня сниматься в своем фильме.
- Хорошо, попробую зайти с другой стороны. А есть у вас роль, над которой было наиболее сложно работать?
- Да, такая роль была - это Виктор Иванович в фильме "Про уродов и людей". И заметь, этот фильм я назвал любимым. Но эта роль мучила меня. Участвуя в оживлении персонажа, мы используем свои психо- и физиовозможности, суть свою и плоть. Но есть вещи, с которыми ты согласен или понимаешь их, сочувствуешь им, осознаешь. А есть вещи, которые ты категорически не принимаешь, а надо делать, надо играть. Вот это и был для меня Виктор Иванович. Я его так ненавидел! А мне надо его любить. Зачем любить? Для того чтобы персонаж был обаятельным. А для того, чтобы любить, надо сочувствовать и принимать этого персонажа. Только через любовь персонаж может быть обаятельным. А я его долго не принимал. И представьте, какая гремучая смесь, какая реакция внутри меня происходила: я обязан был сделать это хорошо, а все мое существо сопротивлялось. Я приходил домой ночью со съемок, падал навзничь на постель, не раздеваясь, и говорил: "Как я тебя ненавижу! " Вот и думай, кого ненавижу, себя ли за то, что эту роль играю, или ту роль, которую мне поручили, того персонажа, в которого мне надо влюбиться, а я не могу. Наверное, тут было все вместе. У меня даже был случай, когда я на этой картине ушел в запой. Это было мимолетно, мгновенно. Но в итоге роль, мне кажется, удалась: она прекрасна в своем омерзении.
- Тогда скажите и про самую легкую роль?
- Самая легкая роль - это самая первая. В 90-м году Юрий Мамин пригласил меня на главную роль в фильме "Бакенбарды". Я встал перед камерой, и мне было наплевать, какой я буду, красивый или уродливый, получится у меня или не получится, выгонят меня за неумение работать перед камерой или скажут "молодец". Мне было абсолютно все равно, поэтому я камеру принял, как забор палисадника, как окно родного дома. Я принял кинокамеру, как светофор на дороге, и мне было легко и просто. Эта роль мне далась легко только потому, что я там словно разбрасывал по Ленинграду свой азарт, свой кураж. Я словно демонстративно, хулиганским образом доказывал всему миру - суки вы все, а я - талантливый артист.
- Вы, получается, оптимист?
- Патологический оптимист, шизофренический оптимист. Вот, например, я посчитал, что 60 лет человеческой жизни - это всего-то 5 оборотов Земли вокруг Солнца. Мы живем в среднем всего пять оборотов Земли вокруг Солнца. Мы с вами живем в температурном режиме в 5 градусов. Возьми градусник и узнай, от какой температуры до какой может человек существовать, если 35 температура тела смертельная и 42 - смертельная - 5-6 градусов наш диапазон существования на этой земле. Подумайте над этим. И я буду тут грустить?! Я буду отдавать свои 5 градусов на нечто такое, в чем я не могу разобраться или в чем я не обрету победу?! Опять повторюсь: я человек из того многомиллионного потока земли. К сожалению или к счастью. Думаю, что к счастью, и это тоже говорит мой оптимизм. Но я все равно сознательно, разумно и понятно существую в этом потоке. И мне очень порой бывает горько, когда Человечек, нежно говоря, с большой буквы, случайно, неожиданно и нелепо выпадает из этого потока.
- Вы говорили, что хотите сыграть человека, который родился в Советском Союзе, а теперь живет в эту эпоху. А вы сами человек какой эпохи? У вас не бывает ощущения, что вы родились раньше или позже, чем хотелось бы?
- Я очень люблю XIX век. Очень люблю Пушкина и Лескова. Мне хотелось бы родиться во времена Пушкина, только для того, чтобы отговорить его от дуэли. Мне очень хотелось встретиться с Лесковым, чтобы поговорить с ним о мироздании, о человеке на земле, о Боге, поспорить даже хотелось. Но современный мне мир меня тоже устраивает. Но, тем не менее, я часто задаю себе не очень приятный вопрос: в какой эпохе я сегодня существу? Есть ли вообще у меня эпоха? Хотя я родился в эпоху телевизора, космоса, компьютера. И все равно - мы дети не эпохи, а некоего переплета, мы существуем в межстраничье. Вот есть эпоха Возрождения, средневековье. К какой эпохе мы принадлежим сегодня? Вы можете назвать?
- Не знаю.
- Вот! Мы с вами живем в "не знаю"! Просто, пока нет названия тому времени, в котором мы существуем.
- Рано или поздно кто-нибудь назовет, я думаю...
- Посмотрим. Но я думаю, что мы уже не будем этому свидетелями. А я хочу жить там, где я есть.
- Если бы вы не стали актером, то кем бы вы хотели быть?
- Я нашел бы творческую профессию, профессию, которая бы не загнала бы меня в рамки рабочей недели с двумя выходными. Я бы все равно нашел профессию, которая заставляла бы меня быть в движении, которая придавала мне скорости, азарта, которая давала мне возможность приходить домой и говорить: "Слава Богу, что завтра мне опять в путь". Абстрактно ответил. Скажу конкретно: я бы искал ту работу, в которой есть красивый результат. Может быть, я собирал бы космические корабли, может быть, я стал бы поваром и пёк пироги, а может быть, стал бы уборщицей в метрополитене. Хотя нет, в метрополитене не стал бы, на вокзале скорее. Потому что там много людей, там уходят и приходят поезда, там кричит громкоговоритель, там много разного народа, а я буду смывать шваброй следы приходящего и уходящего человечества.
- А если бы вам вдруг такая возможность представилась - любую страну на карте мира выбрать и поселиться там навсегда, вы бы какую выбрали?
- Я бы выбрал, если бы этот мир увидел. Дай мне возможность посмотреть этот мир и я скажу: "Ой, хочу вот это". Не знаю, выберу, может быть, мегаполис Нью-Йорка или какое-нибудь островное государство. Но скажу, океан меня не пленит, меня не прельщает и Черное море. Я очень пресноводный, люблю озера Карелии, но там холодно, там темно, там короткий день, а я люблю солнце. Вот давай, я вам перечислю желания, а вы сама назовете ту страну, если припомнится что-то подходящее. Чтобы был длинный солнечный день, чтобы было долгое теплое лето. Но не вечное лето, ведь зима - это тоже прекрасно. Почитайте Тютчева! Если гении воспевали зиму, как можно ее ругать? Хотя я не люблю холод. Но холод и зима - это разные вещи. Я люблю лето, я люблю солнце, я люблю лес, я люблю пресную воду, много цветов. Ненавижу заразные болезни, которые свойственны жарким странам, кстати.
- Вертится у меня в голове название одной страны...
- Ну-ка, давайте, а я скажу да или нет.
- Может быть Канада. Не северная, а более южная. Там сконцентрировано огромное количество озер, там же у них леса...
- Может быть. Я в Торонто был, мне там понравилось. Но, вы знаете, я все-таки очень Россию люблю. Всякую. Потому что это моя страна. И как бы она меня ни мучила, ни жучила, не любила, ни проклинала, ни издевалась надо мной - я к этому отношусь уже так, как будто это норма. Для меня моя страна - это норма. Я нашел тут свою нишу. Я никого не толкаю, я никого не пихаю, и в то же время я есть, я заметен. Это так важно. Звезд с неба не хватаю и в то же время себе цену знаю. Вот в который раз, разговаривая с вашим братом журналистом, я пытаюсь разобраться в самом себе. Но личностное-то в каждом из нас есть. Хочется быть такой личностью, чтобы она не раздражала других, тогда ты действительно будешь и выгоден, и удобен, а самое главное нужен тому человечеству, в котором существуешь.
26.01.06.
Ольга Павлюченко
Национальная информационная служба Страна.Ru, 2000-2006.
