Решил я сходить на спектакль Евгения Гришковца "Дредноуты", все советовал дружище один, расписывал, какой спектакль замечательный. Ну, я и сам знал, что у Гришковца плохо не бывает, однако все было недосуг. Наконец отправился.
Атмосфера в зале была совершенно потрясающая. Самые невинные и неискушенные зрители даже купились на такую манеру Гришковца общаться и стали напрямую ему вопросы задавать, как на пресс-конференции. Чувствительный Гришковец ответил: мол, театр был изобретен в Древней Греции, и был так изобретен, что отсюда говорят, а оттуда - нет. Конечно, смех, овация.
Так спектакль и шел в полном контакте с залом, и дым шел, и плавали в жестяном тазу бумажные кораблики, изображающие дредноуты (это большие военные корабли, кто не знает), и таинственно стоял под белой салфеткой некий предмет, который окажется потом бутылкой красного вина и бокалом. А за столик сядет рассказчик, изображающий английского моряка, который выпивает крепко в далеком аргентинском порту перед тем, как пойти на самый свой последний смертный бой. Сначала сгореть в нем, а потом затонуть. И тем самым доказать, что он настоящий моряк, настоящий мужик и жизнь свою прожил не напрасно.
Доказать немцам, командованию, королеве, себе, а заодно своей далекой, не очень понимающей, в чем тут, собственно, дело, жене.
Вообще, если вы знаете, а может быть, и не знаете, спектакль "Дредноуты" - о военных действиях во время Первой мировой войны между английским и немецким флотом. Гришковец досконально знает эту историю, все названия кораблей, их командиров, даже всех матросов почти уже выучил и был в военно-морских музеях мира, и прекрасно об этом рассказывает по ходу спектакля. Но, конечно, на самом деле вся эта история вовсе не про войну, и тем более не про Первую мировую, и тем более не про военно-морской флот. Хотя и об этом тоже. А о том, что если женщины хотят понять что-нибудь в мужчине, то надо не книжки "Они с Марса, а мы - с Венеры" читать, а ходить в морские музеи, изучать в том числе историю мирового флота, мировых морских войн, и тогда про мужика поймешь гораздо больше.
В какой-то момент Гришковец оговаривается: если бы я случайно натолкнулся однажды не на чудесную книгу о военных кораблях, а натолкнулся на книгу о танках, то результат был бы примерно тот же, и тогда теорию о том, какие должны быть настоящие мужики, можно было бы вывести из танкистов, а не из моряков.
Но так получилось, что вывел он эту историю из моряков, из военных моряков, сделал это здорово. И всякий раз, когда он из далекого прошлого возвращался в современность и спрашивал себя и нас, а какие мы, мужики, сейчас и настоящие ли мы мужики, то сравнение, увы, было смешным и горьким одновременно и не в нашу с Гришковцом и с мужской половиной зала пользу.
Шел себе спектакль, и вдруг исполнитель главной и единственной роли Евгений Гришковец всмотрелся в зал, и стало ясно: что-то ему мешает. Или отвлекает его, по крайней мере. Вдруг он сказал: мужчина, а вам не плохо?
Мужчина ему ничего не ответил. Мужчина сидел по центру зала примерно в ряду седьмом и в общем уже ни на что и ни за что не отвечал. Рядом с ним сидела женщина, которая, как потом сказали, шептала ему что-то на ухо и иногда как-то вроде касалась его, может быть, даже поглаживала. Все засуетились, а Гришковец сказал: так, уважаемые зрители, в общем дело такое, человек, по-моему, сейчас от нас уйдет. Врач есть в зале?
И знаете, как в тех самых историях и фильмах про военных и невоенных моряков, или летчиков, или танкистов, или железнодорожников, поднялась женщина конечно же и сказала: я - врач. И все встали, зашевелились, засуетились, все включили мобильные телефоны, потому что раздалось: давайте "скорую помощь" вызывать. Кто вызовет "скорую"? Все кинулись вызывать.
Загорелись огоньки мобильных, а надо сказать, что перед началом спектакля Гришковец, несколько стесняясь, выключил свой мобильный телефон и попросил не только всех выключить мобильные телефоны, но и SMS не отправлять, потому что, когда SMS отправляешь в темном зале, снизу идет такой сильный телефонный свет и лицо очень некрасивое становится. И вообще отвлекает актера, единственного актера, когда он пытается рассказать залу важную, чрезвычайно проникновенную историю.
Все обступили зрителя, стали выяснять, давно ли он в таком положении сидит и что с ним, на глазах у взволнованного зала его подняли на руки и понесли к выходу для того, чтобы там, в фойе, уже вызвать "скорую" и как-то попробовать привести его в чувство.
А Евгений Гришковец повел себя, на мой взгляд, абсолютно по-мужски, он сказал: я не буду продолжать спектакль, пока не вернется женщина-врач и те, кто помог сейчас этому несчастному, потому что ведь они еще там, в фойе, а спектакль далек от конца, давайте их подождем, пока они вернутся.
То, что не вернется сейчас или в скором времени к нам главный молчаливый герой этой истории, было ясно, но хотя бы те, кто ему помогал, должны были вернуться. И мы их подождали, посидели в зале. Гришковец рассказал пару трогательных историй, и наконец они вернулись, и спектакль был продолжен. И блистательно завершен.
А в конце стало известно, а что, собственно говоря, с мужиком-то? Сердечный приступ с ним был, оказывается, как сказал мне билетер. И история была такова: он почувствовал себя плохо, ему уже было очень плохо, но он не смел прерывать, не хотел прерывать прекрасный спектакль и терпел.
А жена или женщина, которая, возможно, случайно рядом оказалась, начитавшись не тех книжек про мужиков с Марса, его тихонько спрашивала: что, совсем плохо? Нет, ничего, говорил он, потерплю.
А спектакль в это время шел. В зале смеялись. Чудесный спектакль на самом деле - о том, какие должны быть настоящие мужики. И как они горят, уходят на тот свет, получив смертельные пробоины в ходе морских сражений. Не сдаваясь, подняв флаг, при этом еще и песни поют.
Ближе к концу у Гришковца есть такой поворот, когда он рассказывает о том, как идет по весенней улице, а над ним в чистом небе плывут те самые дредноуты. А на них плывут те самые экипажи героические. Сотни настоящих мужиков. На одном корабле - восемьсот настоящих мужиков, не сдаваясь, пошли ко дну. На другом - триста. Проплывают, по Гришковцу, в голубом, весеннем, мартовском, бездонном небе.
А иногда в зале сидят.
Владимир Мамонтов, главный редактор газеты "Известия"
27.03.2008
www.izvestia.ru
