Владимир Станиславович, на днях Президент Путин заявил, что Россия была есть и бедет надежным партнером Европы в энергетической сфере. Однако пускать иностранцев в святая святых российской экономики - в энергетику, без встречных шагов с их стороны на критических и самых важных направлениях, мы не будем. То есть, Западу предлагается гипотетический размен. Какими могут быть условия такого размена, ради чего стоило бы допускать иностранцев к участию в российской энергетической отрасли?
Насколько я понимаю, речь идет о том, что власти хотят добиться доступа российских энергетических компаний, в первую очередь, государственных, к прямому контролю над сбытовыми активами на европейских стратегических рынках, и предлагают некоторую централизованную модель для того, чтобы добиться этой цели в обмен на предоставление доступа европейским компаниям в наш сектор добычи нефти и газа. Мне кажется, что этот вектор движения правильный, но здесь есть несколько "но", которые относятся к специфике текущей ситуации.
Первое - это вообще-то, этот процесс пошел сам, довольно активно и успешно, и без Путина. Я думаю, что усилия господина Путина только испортили ситуацию в этом плане, поскольку, на мой взгляд, первый срок его правления явно ознаменовался началом достаточно глубокой интеграции российских нефтегазовых компаний с международными, через слияния и поглощения. И, я думаю, что этот процесс продолжился бы, и не надо было каким-то образом специально помогать, скорее, надо было бы не мешать. К сожалению, начали мешать. По сути, единственное успешное слияние, которое произошло - это создание компании ТНК-ВР. Дальнейшее продвижение всего этого, с продажей части пакета ЮКОС Сибнефти иностранным инвесторам - все это было остановлено. Было остановлено и довольно много других всяких мероприятий, таких как, например, приход стратегического инвестора, такого как Total, в капитал Новатэка, Сибнефти, и так далее. В этом смысле мне кажется, что это такая, мягко говоря, не новая идея, она уже начинала развиваться по рыночной логике, но, к сожалению, власти вмешались и решили сделать так, чтобы определяющую роль в этом процессе играли государственные нефтегазовые компании.
Мне кажется, что это был самый неудачный выбор, потому что во всем мире относятся с подозрением к государственным компаниям, просто потому, что есть большой шанс, что они кроме коммерческих интересов могут преследовать какие-то иные. И в этом смысле, Россия сама продемонстрировала, что у нее есть такие серьезные опасения. Например, помните, что китайским компаниям весьма серьезно ограничивали возможность участия в покупке активов в России - это и история со Славнефтью, и история с месторождениями медных руд и золота (Удокан и Сухой Лог), где не проводят аукционы, потому что боятся, что китайцы придут и там все выиграют. На самом деле, даже появились уже сведения в прессе, что, может быть, будут подготовлены поправки к российскому законодательству о приватизации, которые запретят участие в приватизационных процедурах иностранным компаниям, где контролирующим владельцем являются правительства иностранных государств. Это справедливый подход - частные иностранные компании смогут участвовать в приватизации, а государственные - нет. На мой взгляд, это правильно, потому что, действительно, оснований для того, чтобы во всем мире настороженно относились к проникновению государственных компаний в различные жизненно важные сферы экономики есть, есть много доказательств того, что государственные компании часто являются проводниками какого-то политического влияния. В этом смысле, мне кажется, что власти в последнее время как раз испортили ситуацию.
Если бы все развивалось так, как, я надеюсь, получится у Мордашова с Arcelor, то это значит, что, скорее всего, европейский бизнес сам бы был заинтересован в интеграции с российскими компаниями, и лоббировал бы это дело на уровне своих властей. Но сейчас, я думаю, что в связи с резким усилением госкомпаний в нефтегазовом секторе, поводов для настороженности будет больше, и вряд ли все это дело получится.
И еще один неприятный момент - это попытка создать неравные правила игры, и систему индивидуальной выдачи разрешений на приход иностранных инвесторов в российский нефтегазовый сектор по принципу фейс-контроля. Никаких прозрачных критериев для того, кто может и кто не может участвовать в такого рода партнерствах с российским бизнесом, не существует, это во многом определяется какими-то личными, сложившимися отношениями у некоторых чиновников и близких к власти людей. Например, у некоторых топ-менеджеров Газпрома очень хорошие личные отношения с компанией Wintershall, и плохие отношения с руководством компании E.oN-Ruhrgas, и в этом смысле мы видим, что у Wintershall что-то получилось подписать в виде соглашения, а у E.oN-Ruhrgas не получается. И у меня есть основания полагать, что это основано именно на плохих личных отношениях, а не на том, что есть какие-то объективные условия, которые препятствуют достижению договоренностей.
В этом смысле, та система управления, которая у нас в России сегодня выстраивается, в очень большой степени построена на личностном факторе, на капризах, что повышает риски такого рода партнерств, и, на мой взгляд, снижает перспективы реализации того сценария, о котором говорил Путин. В этом смысле он говорит, но караван идет по-прежнему, и есть объективные условия, которые требуют интеграции российского и европейского бизнеса, которая была бы выгодна всем. Но для того, чтобы все это получилось, нужно, чтобы Путин и его друзья ушли из этого сектора, и не мешали этому процессу развиваться объективно. Если они думают, что этот процесс сможет удачно развиваться под их контролем, то мне кажется, что здесь они сильно ошибаются.
А с Вашей точки зрения, приход иностранцев в российскую энергетику, чего от него больше - пользы или рисков?
Конечно, пользы, потому что это единственный возможный сценарий. Мы подходим к той эре, когда нам нужна массовая реализация особо длинных, особо дорогих и особо сложных проектов, будь то нефть, газ или электроэнергетика, и надо просто отдавать себе отчет, что без иностранцев мы этого не сможем сделать. Почему? Потому что, во-первых, наша российская финансовая система не готова давать деньги на реализацию такого рода длинных и рискованных проектов. Во-вторых, наши государственные корпорации, не смотря на их бахвальство, тоже слишком обременены грузом прошлого для того, чтобы иметь возможность финансировать такого рода проекты на условиях акционерного финансирования, и они, скорее всего, будут искать денег у финансовых институтов.
Вообще говоря, на такого рода проекты в мире никто, конечно, заемное финансирование не дает, как правило, они финансируются за счет акционерного способа финансирования, как раз, этими крупными международными энергетическими корпорациями, единственными профессиональными агентами, готовыми брать на себя риски длинных энергетических проектов. И в этом смысле у нас нет альтернативы, если мы хотим все это дело реализовывать, массово развивать новые энергетические мощности, разрабатывать новые удаленные газовые и нефтяные месторождения, мы своими силами это не сделаем. Нам нужна будет кооперация с международными инвесторами, но риски, честно говоря, я вижу только один - если мы при этом будем отдавать приоритеты или дадим возможность играть какую-то существенную роль в этом процессе компаниям других стран с государственным участием, которые явно несут в себе серьезную политическую составляющую, то, как это происходит в расширяющемся сотрудничестве Роснефти и Газпрома с китайскими компаниями. Вот это несет в себе некоторую угрозу. Если мы будем говорить о международных компаниях, принадлежащих частным инвесторам, я не вижу здесь рисков. Я знаю о том, что крупные компании часто подозревают в том, что они коррумпируют разных чиновников в странах со слабыми государственными институтами, но я не слышал о том, чтобы крупные компании типа Shell или ExxonMobil устраивали серьезные политические проблемы правительствам тех стран, где они работают. Скорее, они приносили много денег в бюджет, и мне кажется, что в этом смысле бояться нечего.
30 мая 2006
http://www.opec.ru/comment_doc.asp?d_no=60886
