И я рассказывал малышам об ангелах, что парят высоко-высоко в небе,
но когда появляется необходимость, они спускаются на нашу землю
и помогают вот таким вот маленьким деткам, как они.
Вот среди этих ангелов теперь и Ванечка...
Иерей Александр Дьяченко
С Марией мы познакомились в храме. Худенькая, маленького росточка с устало тревожными глазами, она робко, словно стесняясь, самого факта своего присутствия, ждала меня, стоя в уголке храма. Она подошла ко мне после службы и срывающимся от волнения голосом попросила причастить её восьмилетнего сыночка, Ванечку. Чувствовалось, то ей часто приходится просить, но она ещё не привыкла к этому состоянию, как к норме поведения.
Её ребёнку уже больше года как поставили страшный диагноз. Периодически они с сыном ложились в специализированный гематологический центр в Москве, а в те дни на время приехали домой. У Маши был ещё один ребёнок, девочка, четырёхлетняя Дашка. До Ваничкиной болезни это была обычная, в меру счастливая семья, но когда пришла беда, мать полностью переключила внимание на мальчика. Она постоянно находилась рядом с ним. Дашка перешла на попечение бабушки, а муж остался практически один. Что уж там у них получилось, не знаю, но только вскоре он ушёл, хотя не переставал помогать деньгами. И вообще, я замечаю, что мужчинам труднее справится с такой бедой. Они стараются дистанцироваться от боли ребёнка, и бывает что удаляясь от страданий - уходят совсем...
Когда я пришёл в их дом, Ванечка лежал на диване, ему не разрешали вставать, постоянные химиотерапии истончили кости, и была угроза перелома позвоночника. Маленькая лысенькая головка с большими глазами - так обычно уфологи рисуют инопланетян. Как и любому другому ребёнку, мальчику хотелось играть, и вокруг него были разбросаны игрушки. Рядом с ним на диване сидел шестилетний Костька, или "Коська", это он сам так мне представился. Коська тоже, оказывается болел и лежал в соседней палате с Ванечкой. Вот эти два друга вместе с мамами приехали к нам в посёлок немножко отдохнуть от больнички.
Я разглядывал мальчишек, если в Ванечке явно была видна болезнь, то Коська, казалось, дышал здоровьем, и ничего не выдавало в нём недуга.
- А что, если мы пособоруем ваших малышей, - предложил я мамочкам?
Они согласились, хотя вряд ли представляли себе, что это такое. Обычно маленьких детей не соборуют, особенно такого, как Коська. Если я и соборую детей, то только вместе с родителями, после их предварительной исповеди. Но здесь с нецерковными взрослыми всё было куда сложнее, и я решил помолиться об этих детях, меняя по ходу молитвенные прошения, вставляя там, где говорилось о грехах имена мамочек.
На удивление, Косьтик легко выдержал время молитвы, он сидел, как маленький старичок, практически не сдвигаясь с места, а вот Ванечке было тяжело. Я не знал, что дети принимают гормоны, и к определённому времени у них начинает разыгрываться волчий аппетит. Время аппетита пришло на шестом помазании, и не только аппетит пришёл, но ещё и Дашка пришла, крошечный смешной человечек с огромными карими глазами, а в руках она держала неправдоподобного размера бутерброд с ветчиной. Даже у меня слюнки потекли от запаха ветчины, что же тут говорить о моих молитвенниках, бедолаги в голос завыли от голода. Но, тем не менее, дали мне помазать себя в седьмой раз, и причастить, а уже потом дружно вгрызлись в мясо с картошкой.
Я надеялся, но честно говоря, не ожидал, что после соборования дела Ванечки так резко пойдут на поправку. Уже где-то через полгода мы стали видеть мальчика в храме. Ему ещё было трудно ходить, он носил широкие спортивные штанишки, а под ними угадывались какие-то приспособления для фиксирования тела. Маша была на седьмом небе от счастья, её мальчик, ради которого она столько страдала, выздоравливал. Дело было сделано, и мы праздновали победу.
В храм ребёнка приводила бабушка, маме приходилось много работать, но, слава Богу, всё самое страшное уже было позади. Еще через несколько месяцев с мальчика сняли и те фиксирующие приспособления, и он мог уже самостоятельно приходить в церковь.
Мария рассказывала, что врачи предупредили её о том, что Ванечка не должен делать слишком резких движений, не должен бегать и играть со сверстниками. И самое главное, ему, как огня, нужно было опасаться ударов, и тем более, падений.
Но ребёнок, даже если он и болен, остаётся ребёнком. Ведь во всё время болезни он мечтал именно о том, как будет бегать с пацанами, играть в футбол, гонять на велике.
Велосипед и подвёл, Ваня упал и ударился копчиком.
И вот, всё сначала. Снова гематологический центр, снова тревожные Машины глаза, её звонки с просьбой о молитве. Ванечкино положение стабильно ухудшалось.
Единственным выходом в сложившихся условиях была операция по пересадке костного мозга. Технологически вся эта процедура выглядит приблизительно так. Сперва готовится пересадочный материал. Это, как я понял, кровь, но кровь не простая, а совпадающая по множеству показателей с кровью мальчика. Для начала убивается собственный костный мозг, с целью предотвратить отторжение новых клеток. Сама операция делается у нас безплатно, а вот донорский материал, который ищут по всему миру, стоит очень дорого. На него и потребовали от Маши выложить 20 тысяч евро.
Если бы ей было что продать, она бы непременно продала, но продавать уже было нечего. Состоятельные родственники ещё раньше отвернулись от неё, и Маша осталась одна со своей бедой. И вот в этих условиях я увидел в ней уже совсем другого человека. Понимая, что помочь ей смогут только простые люди, она и пошла по людям. Совершенно незнакомые ей женщины ходили по квартирам, дети собирали деньги по классам, проводились сборы и среди верующих.
Мария выпросила у районного главы подтверждение, что она действительно нуждается в помощи, и стала ходить оббивать пороги хозяев и директоров предприятий, фирм и фирмочек.
Кто-то помогал, кто-то прогонял, кто-то откровенно издевался.
- Я научилась унижаться, батюшка, научилась становиться на колени, целовать руки, всему научилась, наверно можно было бы книжку про мои "хождения по мукам" написать. А главное, научилась молиться. Даже скорее не молиться, а кричать Богу.
Молилась и вся наша община, на каждой Литургии, на каждом молебне. Около 80-ти человек ежедневно просили о мальчике на чтении Псалтири.
Удивительно, но помогали Маше даже из-за границы. Она сама рассказывала, что однажды ночью её разбудил звонок из Италии. Как уж там узнали о Ванечкиной беде, не знаю, но деньги приходили и оттуда.
Наконец, неимоверным напряжением сил, ей удалось собрать нужную сумму денег. Тогда стали искать донора, но никак не получалось его найти. И снова молитва, безсонные ночи. Встречая Марию, я всякий раз видел, что она всё больше и больше теряет с лица, заострились скулы и локти. Внешне она казалась спокойной, только глаза не переставали гореть лихорадочным огоньком, выдавая её постоянное внутреннее напряжение.
Наверно вот такие глаза бывают у солдат, которые неделями выходят из окружения. Теряют товарищей, и без припасов, еды, медикаментов, только на одной отчаянной надежде идут навстречу цели.
Наконец в Израиле нашлась кровь, отличающаяся от крови мальчика только несколькими процентами показателей.
Назначили время операции, и я пришёл домой к Маше причастить Ванечку. Может от усталости, может от того, что мальчик уже стал терять надежду на выздоровление, не знаю. Только, мне показалось, что он скорее подыгрывал мне, когда я говорил ему, что теперь-то он обязательно выздоровеет. Он часто кивал мне головкой, а сам прятал глаза, отводя их в сторону от моего взгляда.
Когда я уходил от них, и Маша провожала меня, то и в её глазах читалась усталость, но в отличие от Ванечки, в них были ещё и надежда. И одновременно страх: "Он будет жить? У нас получится, батюшка, как ты думаешь? Я сделала всё, что могла, выполнила все условия, больше я ничего не могу".
Она смотрела на меня снизу вверх, и я никогда не забуду этих глаз. Как мне хотелось утешить её, обнять, прижать к себе её головку, но нельзя, нельзя нам отдаваться чувствам, нельзя переходить границ. Я только легонько сжал в своей руке её руку, а она и другой рукой ухватилась за неё, и я почувствовал тепло её маленькой ладошки. Свободной рукой я погладил её по лицу и сказал:
- Держись, девочка, держись, мать, теперь всё в Его руках, нам остаётся только надежда.
Наверно через неделю как Маша с сыном уехали в Москву, я включил телевизор и увидел в новостной программе сюжет о посещении тогдашним Президентом Путиным гематологического центра. Президент разговаривал с детьми, которые лечились там, и я к своему удивлению, и огромной радости, увидел рядом с Президентом Ванечку! Вот она, сила молитвы, мы вымолили то, что сам глава государства сказал, что берёт под контроль лечение вот этих самых ребятишек. Как я ликовал, ведь это же знак, ну теперь-то всё будет в порядке, обязательно будет. Мальчик встанет, а Машины глазки снова расцветут радостью.
Но Ванечка умер. Сначала ничего не предвещало беды, операция прошла успешно, стал формироваться новый костный мозг, но вмешалась инфекция, какая-то самая маленькая, привычная. Как уж она проникла за стекло к мальчику, полностью лишённому иммунитета? Не знаю. Но изможденный болезнью детский организм ничего не смог поделать и угас.
Мне было страшно встречаться с Машиными глазами, но она сама первой подошла ко мне договариваться об отпевании. Её действия, движения вновь были привычно мобилизованы. Но в глазах ничего не было от прежнего лихорадочного блеска, только покой. Она приняла всё так, как есть, она ни разу не упрекнула меня в том, что, мол, где же твой Бог, батюшка, ведь я так на Него надеялась? В те дни мы несколько раз пересекались с ней, и до и после отпевания. Всякий раз, подходя ко мне, она, как бы невзначай, брала мою руку и сжимала её в своих руках. Постояв так немного, поворачивалась и снова уходила в дела.
Помню, как привели ко мне тогда нескольких малышей, Дашку и таких же, кто знал Ванечку, но никак не мог понять, что же с ним произошло. И я рассказывал им об ангелах, что парят высоко-высоко в небе, но когда появляется необходимость, они спускаются на нашу землю и помогают вот таким вот маленьким деткам, как они. Вот среди этих ангелов теперь и Ванечка.
Через несколько месяцев после смерти сына, я спросил Марию:
- Скажи, а ты не жалеешь о тех усилиях, что пришлось приложить, чтобы собрать те 20 тысяч евро? Вернись бы то время, повторила бы ты всё это, или уже бы не стала?
- Повторила бы, батюшка. И жалеть я ни о чём не жалею, ведь я понимала, что скорее всего Ваня уже не выздоровеет, но я должна была что-то делать, в этом была моя надежда. Я не могла сидеть сложа руки и смотреть как умирает мой сын. Прошла через весь этот ад и стала другой. Какой?.. - Не могу объяснить. Но мне словно открылись какие-то глубины того, что я не знала и о чём раньше даже не догадывалась, и весь мир, в котором я жила, мне стал видеться по-другому. Я стала понимать, зачем живу, и зачем болеет мой сын. И ещё, вспоминая, как много людей откликнулось на мою беду, я научилась быть благодарной и любить.
Прошло уже несколько лет после смерти Вани. Маша вышла замуж и уехала с дочкой в Москву. Её муж - обезпеченный независимый человек, любит жену и боготворит Дашку.
Видимся мы теперь крайне редко, наверное раз в год, чаще всего в воскресный день: Уже после службы, к нам в храм заходит стильно и со вкусом одетая, молодая, красивая женщина. Помолившись и поставив свечи, она подходит ко мне.
Улыбается, и ничего не говоря, смотрит на меня. Я точно так же улыбаюсь ей в ответ, и между нами словно происходит немой диалог:
- "Как поживаешь, дружочек"?
- "Всё хорошо, батюшка".
Но в глазах, сегодня уже таких уверенных и спокойных, где-то там, в глубине нескольких лет, я замечаю постоянную и неутихающую боль.
- "Ты держись девочка", - говорю я ей глазами, а она, не переставая улыбаться, вдруг обеими руками на несколько секунд сжимает мою руку сильно-сильно, а потом, не говоря ни слова, поворачивается и быстро, почти бегом, уходит их храма.
Уходит, чтобы через год опять вернуться...
Из ОБСУЖДЕНИЯ:
о.Александр (Дьяченко):
Нужно всегда понимать, что мы есть часть Тайны, Его замысла... Господь творит только доброе...
Спасение идет через страдание, пример - Господь...
Это не рассказ, к сожалению, это реальность, я только поменял имена мамы и мальчика.
Тяжело, потому. что мы безсмертны, нам чужда смерть, мы созданы по образу Бога, а Он безсмертен.
Земля - место научения, испытания, "полигон" для отправки вечного нашего начала в сродные ему обители...
Конечно грустно, но жизнь, приглядитесь, штука грустная...
Мне думается, а в разговорах с теми, кто перенёс эти болезни. и теперь ходит в храм, я только получаю подтверждение этой мысли, что это не просто болезнь, а ещё и призыв делать выбор.
Страдания не должны проходить без духовных последствий, без выбора, иначе они безсмысленны!..
> Это в какой же мы все помойке духовной находимся, чтобы понадобились такие "средства". Дай нам Бог видеть эту помойку своей души и не осуждати брата своего...
Спаси Господи, отче, за рассказ!
Первый мой онкобольной ребенок был пять лет назад. Мальчик 13 лет. Его тетя была баптисткой и под ее нажимом ребенок перестал исповедоваться и причащаться в онко-отделении. Все тяжелее было смотреть на него.
За день до смерти он уже не мог разговаривать, а только мог с трудом писать. Он нацарапал на клочке бумажки маме (что-то вроде): "Позови священика, я - православный".
Пришел батюшка, исповедал его (вопрос-кивание), причастил и ребенок мирно отошел спустя немного времени. Мама рыдала в отделении и все показывала мне этот листочек с нацарапанными словами.
Помню, мне позвонили, что он умер, а я ехал как раз с роботы домой. Была хмурая зима, страшнейший мороз, настроение в нуле. Попросили по телефону, чтобы я помог в морге одеть ребенка.
Внутри, честно говоря, был тихий ужас. Я с трудом себе это мог представить.
Позвонил батюшке и попросил кого-то из женщин с прихода, чтобы помогли.
Пришли две радостные старушечки, а дальше было чудо.
Возле ребенка в морге было светло, хорошо.
Бабушки что-то щебетали про Ангела, который был рядом и все спрашивали маму мальчика и меня, не чувствуем ли мы его присутствие ?
Мы вышли с мамой ребенка на крыльцо и вдруг поймали себя на том, что улыбаемся. На душе было невероятно легко, явным образом действовала благодать. Плакать - не получалось, не "выдавливались" слезы (это было потом уже).
Некоторое время после этого случая, я думал, что это у меня что-то с головой не в порядке.
Но потом какая-то тихая радость повторялась почти на всех похоронах этих лысеньких детей...
Я понял, что с головой у меня все в порядке (т.к. на нескольких похоронах взрослых людей - было страшно тоскливо душе)...
Помню особо еще одного страдальчика (2 годика):
В морге когда я подходил к нему, лежащему в гробике в сердце загорался такой силы огонь (мирный, не горячий), что мне казалось, что я сейчас весь сгорю. Когда я отходил от гробика - огонь спустя некоторое время затухал. Здесь - тайна будущего торжества. И предчувствие того, КОГО (!) же мы хороним.
Один ребеночек (в 16 лет он весил 20 кг) пережил 4 клинических смерти.
Умирая в четвертый раз он физическими глазами видел ангела, видел святого, которой пришел к нему.
А маме говорил: "Мама, мама, Господи как хорошо здесь..."
(Сейчас его мама в монастыре).
Все совсем не так, как мы себе представляем и как нас обманывает видимая ситуация.
У этих страдальцев есть чему поучиться.
Пишите дорогой батюшка. Слава Богу за все!
С просьбой молитв, Александр, donor.org.ua
viperson.ru
