Когда превосходство Запада исчезнет, большая часть его могущества просто-напросто
испарится, а остаток будет рассеян по региональному признаку между основными
ивилизациями и их стержневыми государствами[1]
С. Хантингтон, американский философ
Уже не раз говорилось выше о том, что будущее международной обстановки (МО) во многом предопределяется отношениями между ЛЧЦ, которые в решающей степени влияют на формирование того или иного сценария развития МО, а тот, в свою очередь, во многом предопределяет будущий конкретный сценарий ВПО. Формальная логика авторской концепции и дедукции такова:
– ЛЧЦ предопределяют основной сценарий развития МО;
– основной сценарий развития МО составляет базу для основного сценария развития ВПО;
– конкретный вариант основного сценария развития ВПО во многом предопределяется таким образом основными сценариями развития МО и ВПО;
– этот конкретный вариант сценария ВПО находится в свою очередь под сильным влиянием самых разных конкретных вариантов развития стратегической обстановки (СО), войн и конфликтов, существующих в конкретный период времени и на конкретной территории[2]. Так, конкретная ВПО в Сирии в 2015-2019 годы развивалась не только под влиянием развития сценария МО (отношений России с Турцией, США и их коалицией, а также влиянием сирийских и других акторов), но и под влиянием политических, военных и информационных действий самых разных субъектов и акторов в самой Сирии, прежде всего эффективности ВКС России и усилий командования по мирному урегулированию.
Не вдаваясь глубоко в детали влияния западной военно-политической коалиции во главе с США на ситуацию в Сирии в эти годы, можно только констатировать, что:
– это влияние было не ослабевающим;
– носило системный, информационный, политический, экономический (эмбарго, с одной стороны, и помощь, с другой) и военный характер;
– военное участие США и их коалиции было постоянным, направленным на поддержание конфликта, сохранение вооруженной борьбы на значительной части территории страны.
При этом на каждом из этапов развития конкретного варианта сценария развития ВПО рассматривается роль и значение, влияние и особенности этого влияния, ЛЧЦ. Иными словами, в авторской концепции я исхожу из того факта, что базовые условия формирования ВПО и его конкретного варианта создаются под сильнейшим влиянием отношений между ЛЧЦ и их коалициями – военно-политическими, финансовыми и торговыми. При этом исключительно важное значение имеет политика лидера ЛЧЦ и коалиции, в данном случае США, который формирует основную политическую позицию по отношению к тому или иному субъекту политики. В данном случае – Сирии.
Прежде всего, естественно, речь идёт о стратегических задачах, преследуемых в мире и в регионе США, которые будут привлекать к ним силы своих союзников по коалиции. Политику США (и возглавляемой ими коалиции и ЛЧЦ) в Сирии, например, невозможно понять, если абстрагироваться о таких стратегических целей США в регионе, как:
– сохранение контроля над транспортными коридорами, проходящими по территории Сирии;
– получении контроля над новым районом нефтегазовых месторождений Восточного Средиземноморья;
– противодействия Ирану и сохранению влияния на страны Персидского залива и Саудовскую Аравию;
– возможность влияния на формирование радикальных группировок в исламской ЛЧЦ;
– возможность использования радикальных и экстремистских сил (акторов) против политических противников США в мире. Причём не только России, но и других государств.
При этом было бы неправильно упрощать главную цель США по отношению к другим ЛЧЦ, центрам силы и, в частности, России до уровня их простого «сдерживания» («отбрасывания», «уничтожения» и пр.) потому, что эта конечная стратегическая цель должна быть сформулирована в более «прикладном», «промежуточном», политическом варианте. Таком, например, как в варианте «изматывать», «разрыхлять», «ослаблять» («extend»)[3], используемом наиболее часто по аналогии с военными или спортивными терминами. Именно такая стратегическая цель стоит перед США и всей коалицией по отношению к России, по мнению авторитетных американских экспертов. В частности, в одной из работ РЭНД-корпорации, ставших известной весной 2019 года, по этому поводу делается следующий важный вывод: «Наиболее многообещающими способами «изматывания России» являются те, которые напрямую воздействуют на ее уязвимые точки, страхи и сильные стороны, надавливая на слабые места и подрывая преимущества России. С этой точки зрения главной слабостью России в любой конкуренции с США является ее экономика, которая сравнительно невелика и сильно зависит от экспорта энергоносителей. Лидеры России больше всего обеспокоены стабильностью и долговечностью режима, а самые сильные стороны России находятся в области военной и информационной сфер. Таблица, приведенная ниже, основана на предыдущих таблицах, и демонстрирует наиболее перспективные варианты. В частности, очевидное предпочтение отдается перечню, казалось бы, самых противоречивых и разноплановых мер, включающему:
– расширение собственного энергетического производства в США;
– расширение и углубление торгово-экономических санкций против России;
– переоснащение стратегических бомбардировщиков;
– увеличение инвестирование в ракетную и бомбардировочные области НИОКР;
– увеличение инвестиций в РЭБ и др.
Авторы доклада РЭНД делают вывод, что «Большинство обсуждаемых мер, в том числе перечисленные здесь, в определенном смысле способствуют эскалации угроз, и большинство из них, скорее всего, приведут к противодействию этой эскалации со стороны России. Таким образом, помимо конкретных рисков, связанных с каждым вариантом, существует дополнительный риск, связанный с общим нарастанием конкуренции с противником, обладающим ядерным оружием. Это означает, что каждую такую меру, по мнению американских аналитиков, необходимо тщательно спланировать и рассчитать для достижения желаемого эффекта»[4].
Наконец, хотя издержки этой возросшей конкуренции будут гораздо выше для России, чем для Соединенных Штатов, обеим сторонам придется отвлекать государственные ресурсы от достижения других целей. Использовать хоть одну из этих мер с единственной целью ослабить Россию было бы неблагоразумно. Скорее, такие меры должны рассматриваться в более широком контексте национальной политики, основанной на обороне, сдерживании и, в случае совпадения интересов США и России, сотрудничестве».
Таким образом стратегические (глобальные и долгосрочные) интересы возглавляемой США ЛЧЦ и военно-политической коалиции лежат ьв основе политики США на Ближнем Востоке и в Сирии. Это означает, в частности, что США и их союзники по коалиции – от европейских стран-членов ЕС до арабских режимов – не заинтересованы не только в прекращении военных действий в Сирии, но и их ограничении. Более того, в установлении сколько-нибудь существенной внутриполитической стабильности.
Из этого следует и другой вывод: США и их союзники будут расширять пространство конфликта на запад – в направлении стран Северной Африки и в целом стран континента – и на восток, в направлении Ирака и Ирана, где они попытаются создать очаг нестабильности в случае, если им не удастся взять развитие МО в регионе под свой контроль. Более того, с этой стратегической точки зрения в стороне от возможного конфликта не могут остаться и союзники США по коалиции. Именно поэтому США настойчиво втягивают в конфликт с Ираном своих европейских союзников, а также не случайно и то, что у их близкого союзника – Саудовской Аравии – начались и развиваются проблемы с соседями. Противоборство ЛЧЦ и их коалиций в этой связи выступает как одна из доминирующих тенденций при формировании и конкретного сценария и его варианта ВПО.
_________________________________________
[1] Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. – М.: АСТ, 2016. – С. 115.
[2] Эта формальная логика использовалась неоднократно при анализе и прогнозе развития различных сценариев ВПО. См., например: Подберёзкин А.И. Вероятный сценарий развития международной обстановки после 2021 года. – М.: МГИМО-Университет, 2015. – 325 с.
[3] Стратегия «изматывания» России хорошо описана в документе, подготовленном весной 2019 года в РЭНД, по названием «Оценка влияния мер с точки зрения стоимость-эффективность» («Assessing the Impact of Cost-Imposing Options»). 2019, April. Wash., 2019.
[4] «Assessing the Impact of Cost-Imposing Options»). 2019, April. Wash., 2019, РР. 1-12.
