Ровесник века - постоянный читатель "Кубанских ведомостей". 100 лет исполнилось на днях краснодарцу Алексею Тимофеевичу Ткаченко. В детстве Алеша дразнил чеченцев, а в юности боялся танков. Родился будущий долгожитель 25 февраля 1900 года в селе Меловатка бывшей Саратовской губернии, ныне расположенном в Волгоградской области. - Помню, как во время революции 1905 года, - вспоминает Алексей Тимофеевич, - в наше село прислали сотню чеченцев для усмирения бунтовщиков. Разместили их в низине около поселка, а мы с друзьями бегали на холм и дразнили их: "Эй, Шамиль! Будешь сало?" В ответ чеченцы стреляли в воздух. Школу Алексей Ткаченко закончил с похвальным листом, но получить дальнейшее образование не успел. Учителя, который согласился подготовить его, мобилизовали в Первую мировую. Больше Алексей о нем ничего не слышал. Сам он вскоре тоже попал на войну - гражданскую. В 1918-м вступил в отряд красногвардейцев Миронова, но через месяц заболел "испанкой" и его забрали домой родители. А в 1919 Алексея мобилизовали в Красную армию. Прослужил он там до 1923 года. - Самое яркое воспоминание о войне, - продолжает Алексей Тимофеевич, - взятие станции Костубань. Совсем неприметная, она тем не менее была связующим звеном на линии Краснодар - Царицын. Белые пустили на нас английские танки. Это была первая танковая атака в гражданскую войну! Конечно, многотонные махины использовались в основном для психологического давления, ведь для их уничтожения достаточно было одной гранаты. Но тогда мы об этом не знали, да и куда попрешь против танка с винтовкой и шестнадцатью патронами. Наши ряды смешались, пришлось срочно отступать, попросту говоря - бежать сломя голову. В ссылке его представили к званию Героя Соцтруда. Алексей Ткаченко приехал в Харьков, где и закончил местный сельхозинститут, а после начал работать в колхозе. Обзавелся семьей, жизнь потихоньку налаживалась. Но вскоре в стране начались массовые аресты - не обошли они стороной и Алексея. В тресте, где он работал, сначала репрессировали начальника, потом - его зама. - Арестовали меня в ноябре 1937-го, я тогда как раз вернулся из очередной командировки. Домработница передала, чтобы я срочно поехал на работу к жене. Я удивился: к чему такая спешка, а она чуть не плача сказала: "За вами уже два раза приходили из НКВД". Поехал к жене - она сразу сунула мне деньги и попросила, чтобы я срочно уезжал к родственникам в Самарканд. Но я отказался. В ту же ночь за мной приехали. Подкатила черная машина, из нее вышли трое. Один остался у подъезда, другой - около двери, а третий вошел в квартиру. Показывают ордер на арест. "А что это у вас ордерок просроченный?" - спрашиваю у чекиста. Он как-то смутился: "Если хотите, сейчас съездим, привезем свежий". Да нет, говорю, все равно же арестуете, так лучше сразу. Не то чтобы я не волновался, просто уже как-то привык к мысли, что могут арестовать - в Харькове тогда около тридцати тысяч сидело. Меня приговорили к десяти годам тюрьмы особого режима с конфискацией имущества и к пяти годам ссылки, как "члена контрреволюционной организации", хотя я ни на следствии, даже несмотря на пытки, ни на суде не признал этого. Из всех документов сохранились лишь диплом да сберкнижка - жене удалось их спрятать. Потом были тюрьмы, лагеря. В Суздале я, например, сидел в одной камере с Гвоздевым, который был министром еще при Керенском. Часто соседями по камере были иностранцы: немцы, французы, англичане, американцы - всех их обвиняли в шпионаже. Запомнился мне один мексиканец - Педро Айранос. Он часто развлекал нас, изображая корриду. Когда я спросил, за что же его посадили, он на ломаном русском ответил: "Моя понимать только один: когда кончится этот срок - дадут другой.". В Норильске, где в последние годы отсидки Алексей Ткаченко работал на добыче платины, начальник тюрьмы поручил ему организовать огород. И в условиях вечной мерзлоты Алексею Тимофеевичу удавалось выращивать редис, репу, капусту и картошку. За примерное поведение его освободили в 1946 - на год раньше срока - и направили в совхоз "Таежный". Через три года Алексей Тимофеевич Ткаченко был представлен к званию Героя Социалистического Труда. Наградили всех, кроме него, потому что член государственной комиссии от МГБ СССР заявил: "Мы врагов народа не награждаем!" После этого Алексей еще четыре раза удостаивался этой награды - за высокие урожаи, но безрезультатно. А в 50-м, когда его в представили к ордену Трудового Красного Знамени, в ответ пришел ордер на повторный арест. На восемь месяцев упекли в тюрьму, а потом сослали на бессрочное поселение в Красноярский край. Реабилитировали Алексея во время хрущевской "оттепели" в 55-м (сейчас в квартире Ткаченко на стене висит портрет Хрущева в благодарность за амнистию) с восстановлением всех прав и выплатой компенсации. Тогда он решил осесть на Кубани. Еще через семь лет ушел на пенсию. После этого двадцать три года, до развала партии, занимался общественной деятельностью - работал в комитете народного контроля. Мэрия считает каждый букет. Последние годы Алексей Тимофеевич трудится на собственной даче, ведет здоровый образ жизни. Его каждый год награждают каким-нибудь дипломом или премией, даже, по словам самого юбиляра, надоедать начинает. В декабре 1999-го мэрия Краснодара вручила ему очередной диплом. За ветераном приехали на машине, с роскошным букетом цветов, но Алексей Тимофеевич тогда болел, за него поехала жена. К диплому прилагалась премия в 800 рублей, однако выдали меньше - за вычетом... стоимости букета. А к столетию обещали устроить празднование юбилея за счет мэрии, но вот - столетие прошло, а праздника все нет... Игорь ПАВЛОВ. <$> //* Источник информации : Кубанские Ведомости, 1.03.00 //* Рег.Ном.- 1100300005.36-------------------------------------------