Высокий седой блондин в кирзовых сапогах. В андеграунд он попал из окопа. Анна САЕД-ШАХ. Вот прошло уже 40 дней, как не стало Игоря Холина. По возрасту (1920 г. р.) и биографии он - поэт фронтового поколения. Но никогда никому и в голову не приходило причислять его к этой плеяде. Принято считать, что поэт-фронтовик - это тот, кто не только прошел войну, но и писал главным образом о ней. В свое время стихотворение Юрия Левитанского "Ну что с того, что я там был..." прозвучало почти сенсационно. Как мужественный отказ от Темы, ставшей пропуском в советскую литературу. А Игорь Холин без громких пацифистских заявлений, придя с фронта, предпочел окунуться в сугубо мирную жизнь и даже стал писать стихи для детей. Их публиковали. В отличие от его авангардистских опытов. Впрочем, в этом он разделил судьбу всех своих товарищей по Лианозовской школе. Из окопа - в андеграунд. Разница невелика Если вы видели Игоря Холина впервые, это вовсе не значило, что при следующей встрече вы его узнаете. И, уж конечно, не по причине незапоминающейся внешности. Просто Холиных всегда было два. Один - джинсовый, налысо побритый жарким летом, с легкой молодой походкой, прямой и заразительно смеющийся. И совсем другой, которого прошлой осенью вахтер не впустил в редакцию "Нового времени", не поверив, что этот угрюмый худосочный дядька в кирзовых сапогах (которые он три месяца назад почти насильно подарил моему мужу), с котомкой-рюкзаком за спиной, в брезентовой плащ-палатке - живой классик советского модернизма, зашедший за невыплаченным гонораром. Он никогда не умел быть стариком и потому избегал сочувствия окружающих, особенно когда тяжело болел. Если ему казалось, что все, это конец, поэт отключал телефон и погружался в долгий голодный сон - на неделю, две, месяц. Однажды, когда сон не помог восстановить силы, он сел в поезд и поехал. Просто так, по той песне: "Старость меня дома не застанет..." Через три месяца дочка нашла его. В Праге. Вернувшись в конце июня из отпуска, я первым делом кинулась к определителю, чтобы проверить, кто по мне соскучился за десять дней отсутствия. Таких, как я и думала, оказалось немного. Но среди них настойчиво повторялся номер Холина, и это меня сразу не по-хорошему насторожило. Дело в том, что мы с Игорем Сергеичем как раз находились в состоянии очередной литературной ссоры навек, но еще не было случая, чтобы он первым выбросил белый флаг. Таковы были правила нашей более чем тридцатилетней игры в учителя и ученицу, и они неукоснительно соблюдались. Увидев его номер на табло, я начала трезвонить, хотя уже понимала, что опоздала получить очередное и, как оказалось, последнее прощение. ...Когда я училась в восьмом классе и играла в смогистку (СМОГ - самое молодое общество гениев) в Доме культуры автомобилистов, Холин был уже пожилым человеком (по моим тогдашним представлениям), отцом советского авангарда, певцом барачной богемы и кумиром молодого андеграунда. Поэтому, когда наш руководитель семинара Эдмунд Иодковский объявил, что к нам на следующей неделе придет читать сам Холин, я, сдав первый экзамен, прямо в белом фартучке поехала на Бауманскую. Холин стоял в светлом перламутровом костюме, был высоким, загорелым и абсолютно коротко-седым, этакий англичанин в Индии. Я прислушалась к его спокойному тихому нервному голосу, и мое детское ухо не могло поверить само себе. Такого оно еще не слышало! ...Полюби меня, сука, Сука, лизни мою руку, Сука, лизни мои плечи, Сука, заскули по-человечьи. Поэт сочувственно улыбнулся моему белому фартучку и продолжил: На днях у Сокола Дочь Мать укокала. Причина скандала - Дележ вещей. Теперь это стало В порядке вещей. После выступления он подошел ко мне и спросил: "А вы, девочка, каких поэтов любите?" Растерявшись, я выпалила все, что знала: Ахматову, Ахмадулину, Губанова, Пушкина... Он простодушно рассмеялся: "Приезжайте ко мне в выходные, почитаем стихи, поспорим". Так и начались наши вечные ссоры. Только спустя годы я поняла, что это для Холина не просто нормальный, а вообще единственно возможный способ общения на равных. По-другому ему было скучно. У многих шапочнознакомых Холин периодически вызывал гнев и раздражение, когда вдруг начинал восхвалять нечто мало заслуживающее внимания или поносить что-то безусловно талантливое. Но нужно было знать Игоря Сергеича! Таким способом он, эпатируя и провоцируя, приглашал собеседника к литературному спору. Когда-то, до добровольного затворничества, он был очень светским, а светскость, как известно, предполагает легкость отношений, и мало кому хотелось вступать в предлагаемую им дружбу-ссору. Не повезло ему и в любви. После первого раннего брака он долго жил, перебиваясь с любовного хлеба на квас, пока не встретил в 54 года Ирину, которую сразу и потерял. Она умерла при родах, оставив ему дочку и вечную молодость. Дочку он не отдал никаким бабушкам и теткам, полностью ушел из надоевшей светской тусовки, на целых семнадцать лет закрывшись в двадцатиметровой квартирке с полуудобствами в Ананьевском переулке. Сам растил дочь. Так бы, возможно, все и продолжалось до последнего дня, как вдруг о нем вспомнили и даже приняли в общей куче (в 1991 году, в семьдесят лет) в Союз писателей. Его стали постоянно звать на всяческие модные зарубежные поэтические фестивали - то ли в качестве свадебного генерала, то ли как знак качества в довольно унылом списке молодых русских постмодернистов. Его, изголодавшегося по собеседникам, это и развлекало, и ужасно, надо сказать, утомляло. Последняя поездка была, как и у Окуджавы, в Германию. Но в отличие от Булата Шалвовича Холин не поехал оттуда в смертоносный для русских поэтов Париж и успел доползти до своей квартирки на третьем этаже без лифта по Ананьевскому переулку и позвонить дочери... А меня он дома не застал. Я, видите ли, купалась в море, и моя задубевшая от соли и загара кожа даже не предчувствовала такой непоправимой и горькой для меня утраты. В больнице он пролежал всего несколько дней. В последний день его навестил муж старшей дочки: "Игорь Сергеевич, как вы себя чувствуете?" "Покойником", - ухмыльнулся поэт. Светлов в такой же ситуации написал друзьям записку: принесите, мол, мне пива, а рак у меня свой. Наверное, юмор Холина - не светловского качества, но самоирония - столь же спокойна и безжалостна. Может быть, именно война научила и того, и другого такому отношению к смерти. Даже собственной. ...Игорь Сергеевич Холин никогда не отличался ни энциклопедическими литературными знаниями, ни способностью прочитать лекцию молодому дарованию на тему: "Как нужно писать хорошие стихи". Обычно современные мэтры поощряют учеников, продолжающих исключительно их собственную, зачастую весьма тускло выраженную школу. Холин делал все наоборот. Он настаивал на непосредственности, непохожести ни на кого, а главное - абсолютной честности. Запрещал он только одно - бояться. А больше он ничему меня не учил. Наверное, именно поэтому я и считаю Игоря Холина своим главным учителем. //* Источник информации : Новая газета, 2.08.99 //* Рег.Ном.- 1090800019.24-------------------------------------------