За полвека истории международной безопасности после Второй мировой войны "ядерное сдерживание" стало ключевым понятием. Оно сохраняет свою важность в настоящее время и на обозримое будущее, хотя, естественно, претерпевает глубокую трансформацию под воздействием динамики международных отношений и научно-технического развития.
В принципе, сдерживание - это предотвращение каких-либо действий другой стороны посредством угрозы причинения ей ущерба. Если этот ущерб больше, чем плоды таких действий, то другая сторона, по идее, должна от них воздержаться - сдерживание сработает. В более активном, наступательном, смысле сдерживание иногда трактуется как устрашение, то есть не только удерживание, но и принуждение противника к определенным действиям, как правило, уступкам по тем или иным вопросам с помощью угрозы причинения ущерба. Поскольку речь идет о ядерном сдерживании, постольку средством сдерживания выступает угроза применения ядерного оружия, и эта политика, особенно в наступательном варианте, вполне может называться "ядерным шантажом".
Именно так и характеризовала пресса Советского Союза и дружественных ему иностранных государств и политических движений американскую дипломатию после 1945 года. Ее важнейшей опорой стал качественно новый класс средств массового уничтожения - ядерное оружие. Сделав чрезмерную ставку на свою монополию в обладании ядерным оружием (ЯО), Вашингтон, конечно, недооценил советские возможности в кратчайшие сроки создать такое же оружие в условиях послевоенной разрухи и понесенных народом чудовищных потерь. Но возможности мобилизации экономических, людских и интеллектуальных ресурсов у сталинского режима были поистине безграничны. К этому добавилась эффективность советской внешней разведки, использовавшей либеральные послевоенные настроения западной научной интеллигенции. В итоге в 1949 году СССР лишил США ядерной монополии, начал складываться двусторонний, а впоследствии, в ходе распространения ЯО, - и многосторонний ядерный баланс сил в мире, который полвека оказывал доминирующее влияние на международные отношения и всеобщую безопасность.
Впрочем, падение американской монополии еще не означало крах или конец "ядерной дипломатии". Под знаком такой дипломатии в последующие полвека с лишним то со стороны США, то от лица СССР проводилась военно-политическая стратегия как с открытой, так и с негласной угрозой применения ядерного оружия.
В условиях острого идеологического противоборства политика противника неизбежно демонизировалась, и разрушительный потенциал ядерного оружия как нельзя лучше подходил для того, чтобы приписать врагу все мыслимые и немыслимые грехи. Кошмары ядерных ударов напрямую увязывались со свойствами "угнетательской" социальной системы, "человеконенавистнической идеологии" и "агрессивной по самой своей природе" государственной политики противника. Этот лейтмотив был характерен как для советской, так и для американской пропаганды (например, в таком же духе западная пресса освещала кампанию ракетно-ядерного блефа СССР под руководством Никиты Хрущева).
Так гонка ядерных вооружений стала неразрывно ассоциироваться с "холодной войной", идеологическим противоборством и геополитическим соперничеством США и СССР с конца 40-х до конца 80-х годов XX века. По логике вещей, окончание "холодной войны" на пороге 1990-х годов, распад советской империи и развал самого Советского Союза должны были бы привести и к концу гонки ядерных вооружений. Но этого не случилось. Правда, стратегические ядерные арсеналы США и СССР за последние десять лет сократились примерно на 50 процентов (а тактические - еще больше), программы их модернизации были существенно замедлены и сужены. Но две ядерные сверхдержавы и третьи ядерные державы намерены сохранять и совершенствовать ЯО в составе своих вооруженных сил в течение всего обозримого будущего, и параллельно всё новые страны явно или тайно приобщаются к ядерному клубу или активно работают в этом направлении.
Между тем в исторической перспективе создание ядерного оружия и "холодная война" совпали по времени весьма случайно. Великие физические открытия и технические решения Эйнштейна, супругов Кюри, Рентгена, Гейгера, Планка, Резерфорда, Бора, Сцилларда, Курчатова, Сахарова, Харитона, Минца, Зельдовича и многих других ученых и инженеров могли состояться в иное время, и ядерное оружие могло быть создано на десяток лет раньше или позже Второй мировой войны. Можно только гадать, как сложилась бы тогда история человечества. Возможно, Вторая мировая стала бы первой ядерной войной. А может быть, вскоре после 1945 года, в отсутствие сдерживающего эффекта ядерного оружия, острое соперничество между Востоком и Западом по очередному переделу мира вылилось бы в Третью мировую войну... Но история не знает сослагательного наклонения.
Суть вопроса в том, что окончание "холодной войны" само по себе не могло прекратить гонку ядерных вооружений и повлечь ядерное разоружение без огромных усилий ведущих стран по сокращению и ликвидации таких вооружений, а также по переустройству всей системы безопасности, основывавшейся до той поры на военно-стратегическом балансе сил Востока и Запада. Без этого прекращение "холодной войны" не могло автоматически повлечь ядерное разоружение - точно так же, скажем, как конец Столетней войны в XV веке не привел к отказу от боевого использования пороха (в осадной артиллерии), получившего широкое применение именно в ту войну.
Но такие усилия в 1990-е годы не были предприняты. Чуть больше десятилетия спустя после окончания "холодной войны" в общественном восприятии этой проблемы воцарились глубокое разочарование и растущая тревога, а "ядерный фактор" вновь выходит на авансцену мировой политики, пусть и в существенно измененном виде.
В мае 2002-го США официально вышли из Договора по ПРО 1972 года, который на протяжении последних тридцати лет был краеугольным камнем всего процесса и режима центрального ядерного разоружения. Вместо него был подписан документ общего характера о сотрудничестве РФ и США в области создания стратегической системы ПРО, который пока никак не нашел практического и технического воплощения в жизнь. Вместе с Договором по ПРО пали Договор СНВ-2 и рамочная договоренность об СНВ-3. А вместо них новый договор о сокращении стратегических наступательных потенциалов (СНП), подписанный в Москве в 2002 году, намечает их снижение за десять лет до 1700-2200 боезарядов (столько имелось накануне переговоров об СНВ в конце 1960-х). Но этот договор скорее представляет собой соглашение о намерениях, поскольку не содержит ни правил зачета боезарядов, ни графика сокращений, ни процедур ликвидации вооружений, ни системы проверки и контроля. К тому же его срок действия истекает одновременно со сроком сокращений.
При всех официальных декларациях Вашингтона о том, что Россия и США больше не противники, его действительные оперативные планы и списки целей для применения ядерного оружия по объектам на территории России остались практически неизменными, что ставит пределы перспективам сокращения этих средств. Более того, США разрабатывают новые ядерные боеприпасы малой мощности, по официальной версии, для проникновения глубоко под землю и разрушения складов и бункеров террористов и режимов-"изгоев", ради чего Вашингтон отказался ратифицировать Договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ДВЗЯИ от 1996 года) и ведет подготовку к их возможному возобновлению в Неваде.
Что касается Москвы, то в отличие от времен "холодной войны", когда официальная советская пропаганда призывала к ядерному разоружению, в демократической России, строящей рыночную экономику по западному образцу и рассчитывающей на крупные зарубежные инвестиции, поддержание внушительного ядерного потенциала, нацеленного, прежде всего, на тот же Запад, пользуется единодушной публичной поддержкой правительства, политической и стратегической элиты и всего народа. Причем, в отличие от декларации СССР от 1982 года об отказе от применения ядерного оружия первым, краеугольным камнем российской военной доктрины стал принцип применения ядерного оружия в чрезвычайных обстоятельствах.
Правда, поскольку ядерное оружие имеет колоссальную, практически безграничную, разрушительную мощь и грозит страшными вторичными последствиями применения, оно все еще рассматривается главным образом не как средство ведения войны, а как инструмент политического давления, сдерживания или устрашения других стран. В этом качестве ЯО считается весьма эффективным орудием обеспечения национальной безопасности и национальных интересов в широком смысле слова.
Но при этом, соответственно, у неядерных государств при определенных обстоятельствах возникает стремление тоже приобщиться к этому виду оружия, которое, конечно, качественно превосходит все другое, что до сих пор создано человеком для уничтожения себе подобных. Таким образом, ядерное сдерживание постоянно и неизменно питает ядерное распространение. Такова диалектическая взаимосвязь этих двух важных факторов ядерной проблематики в мировой политике. Поэтому иногда всю ее характеризуют как ядерное распространение: "вертикальное распространение" между ведущими ядерными державами, в смысле наращивания их ядерных потенциалов, и "горизонтальное распространение", в виде расширения числа государств, имеющих ЯО в вооруженных силах.
"Вертикальное распространение" в своем пике к концу 80-х годов XX века достигло уровня примерно по 10-12 тысяч ядерных боезарядов только в стратегических силах СССР и США (а вместе с оперативно-тактическими ядерными вооружениями - до 30-40 тысяч единиц у каждой из двух держав). А "горизонтальное распространение" охватило за прошедшие полвека восемь государств (США, СССР, Великобритания, Франция, КНР, Израиль, Индия, Пакистан). Еще четыре страны за тот же период пытались создать ядерное оружие, но по тем или иным причинам от этого отказались (ЮАР, Бразилия, Аргентина, Ирак). Два государства считаются "пороговыми", то есть стоящими на грани приобретения ЯО (КНДР и Иран). А при худшем варианте развития событий еще целый ряд стран может приобщиться к ядерному клубу в последующие 10-20 лет (Южная Корея, Тайвань, Япония, Ливия, Сирия и др.).
Утром 11 сентября 2001 года чудовищная трагедия в Нью-Йорке и Вашингтоне открыла всему миру видение самого ужасного варианта распространения, при котором ядерное оружие попадет в руки международных террористов, которые захотят использовать его для того, чтобы ввергнуть в шок и хаос весь цивилизованный мир. Отсюда остается один шаг и до применения террористами оружия массового уничтожения, по сравнению с которым даже американская катастрофа 11 сентября может показаться маленьким инцидентом.
Как никогда раньше, ядерное сдерживание выглядит сейчас фактором, который останется навечно в международной политике (во всяком случае до тех пор, пока не придумано еще более разрушительное оружие), причем не просто из-за всех трудностей достижения полного ядерного разоружения, а ввиду предположительно присущих ядерному оружию значительных достоинств в качестве средства обеспечения безопасности и "цивилизующего" воздействия на международные отношения, побуждающего к сдержанности в применении силы.
Между тем исторический опыт и стратегический анализ рисуют весьма противоречивую картину.
В идеале ядерное сдерживание означает, что ядерное оружие - это не средство ведения войны, а политический инструмент, прежде всего гарантирующий, что ядерное оружие не будет применено на практике: ни в контексте преднамеренного нападения, ни как результат эскалации неядерного конфликта между ядерными державами. Сейчас, на шестом десятке ядерной эры, это положение воспринимается как само собой разумеющееся. Однако исторически это не всегда и не во всем было так, и в будущем все тоже может сложиться по-другому.
Чтобы ядерное оружие использовалось как средство психологического давления в целях сдерживания противника, нужно было создать целую военно-политическую теорию. Это произошло не сразу. Когда атомная бомба была создана в Соединенных Штатах, она рассматривалась просто как новое, гораздо более разрушительное, чем прежде, оружие, которое можно использовать в войне, что и было сделано в Хиросиме и Нагасаки.
На протяжении 1940-х и 1950-х годов атомные и водородные боезаряды в виде авиабомб и ракетных боеголовок наращивались Соединенными Штатами в огромных масштабах и рассматривались, в основном, как средство тотального разрушения городов противника, если СССР нападет на американских союзников в Европе или Азии (стратегия "массированного возмездия"). Сдерживание если и присутствовало в этой стратегии, то скорее как побочный продукт, а не основная цель военной политики и военного строительства США. И только через 10-15 лет накапливания ЯО и, главное, после наращивания арсеналов аналогичного оружия и средств его доставки Советским Союзом концепция сдерживания вышла на передний план американской военно-политической стратегии.
Примерно к концу 1950-х годов руководство Соединенных Штатов стало склоняться к пониманию того обстоятельства, что ядерное оружие неиспользуемо в прямом военном плане. "Только безумец способен усмотреть победу в тотальном уничтожении человечества", - заметил президент Эйзенхауэр. Количество ЯО достигло многих тысяч ядерных бомб, начали поступать на вооружение и планировались к массовому развертыванию наземные и морские баллистические ракеты. В США стратегическую теорию развивали не генералы, а в основном, гражданские специалисты, в том числе ученые-естественники и ученые-гуманитарии. Трудами таких теоретиков, как Киссинджер, Броуди, Шеллинг, Кистяковский, Кеннан и другие, родилась теория, в соответствии с которой ядерное оружие - это не просто более разрушительное средство войны, а качественно новое оружие, которое может уничтожить весь мир и не оставить победителей. Поэтому был сделан эпохальный вывод, что ядерное оружие надо использовать не для того, чтобы победить противника в войне, а чтобы не допустить этой войны, точнее - не допустить таких действий предполагаемого противника, которые могут привести к войне.
В Советском Союзе к такому выводу пришли значительно позже, потому что там ни ученые-гуманитарии, ни ученые-естественники, ни тем более военные просто не могли свободно обсуждать подобные темы. Все должны были неукоснительно следовать догмам марксизма-ленинизма и весьма убогих военных доктрин. На идеологическом уровне теорию сдерживания клеймили как прислужницу "агрессивной политики империализма", которой противопоставлялся "миролюбивый курс СССР". (Все это, кстати, имело место на фоне истеричного ракетного блефа Хрущева, который тоже был своеобразным вариантом "наступательного сдерживания", точнее - "устрашения" Запада в ходе Суэцкого, Берлинского и Карибского кризисов.) А на военно-стратегическом уровне, под строгим оком Главпура и героев-маршалов Великой Отечественной, ЯО рассматривалось в классических канонах ведения мировой войны и достижения в ней победы.
Западная стратегическая теория была основана на тесной привязке политики к военной стратегии и обратной связи стратегии с политикой, чему способствовали свободная дискуссия политологов и военных экспертов и открытость военной информации, а также регулярное перемещение гражданских и военных между государственными постами и академическим миром.
Для СССР же, напротив, были характерны "водонепроницаемое" разделение политики и стратегии, гражданских и военных специалистов, полная оборонная секретность. Отсюда и фундаментальный тезис советской военной доктрины: политика СССР миролюбивая, но если начнется война - армия и народ "под мудрым руководством КПСС" добьются разгрома врага и одержат победу. К такой победе должны готовиться ядерные и обычные вооруженные силы страны, для чего необходимо всемерно добиваться превосходства над противником и ориентироваться на наступательные действия. Мысль о том, что сами подобные приготовления ставят под сомнение "миролюбивость" советской политики и толкают другую сторону на контрмеры, расценивалась как чудовищная ересь и вплоть до начала 1980-х годов могла повлечь служебные и даже уголовные "последствия".
Конечно, в 1990-е годы ситуация в России коренным образом изменилась в смысле большей доступности военной информации, общения и перемещения по работе военных и гражданских специалистов, свободы мнений и оценок. Но во многом советское наследие не изжито и поныне: недостаточная открытость информации, кулуарный характер принятия решений по военным вопросам и, главное, устойчивый стереотип мышления, согласно которому военные вопросы - дело военных, а политические - политиков и политологов. Отсюда во многом проистекает противоречивость и непоследовательность российской внешней и военной политики.
В Советском Союзе только в начале 1970-х годов официальная линия с большими оговорками и двусмысленностями приняла идею недостижимости победы в ядерной войне из-за ее тотальных разрушительных последствий и, соответственно, восприняла взгляд на ядерное оружие как средство "сдерживания империалистической агрессии". При этом большую роль сыграл идеологический спор с КНР, руководство которой открыто провозглашало возможность победы коммунизма через всеобщую ядерную войну. А в 1982 году Москвой был сделан символический, но политически важный шаг в закреплении стратегии сдерживания - обязательство не применять ядерное оружие первыми.
Впрочем на практике взаимоотношения двух принципиальных взглядов на ЯО (как на средство сдерживания или средство ведения войны) весьма противоречивы. В общепринятой интерпретации сдерживание подразумевает, что ядерный потенциал сдерживает вероятного противника от ядерного нападения. Эту функцию называют "минимальное" или "конечное сдерживание" (finite deterrence), и она по логике вещей подразумевает способность и вероятность нанесения достаточно неуязвимыми силами ответного удара по наиболее ценным административно-промышленным объектам агрессора.
Силы и концепции "минимального сдерживания", в каких бы терминах его ни формулировали страны на официальном уровне, по сути, поддерживались Советским Союзом против США до середины 1990-х годов, Великобританией, Францией и Израилем с прицелом на СССР до конца 1980-х (после чего потенциал первых двух резко вырос с развертыванием ракет с разделяющимися головными частями (РГЧ), а средства последнего оказались вне досягаемости целей с распадом СССР), а также Китаем в отношении Советского Союза до начала 1990-х годов и против США - в непосредственном будущем.
Однако ЯО зачастую предназначается для сдерживания не только ядерного нападения оппонента, но и его других нежелательных действий: агрессии с использованием других видов оружия массового уничтожения (ОМУ) или сил общего назначения, а также иных силовых и политических акций, способных повлечь вооруженный конфликт. Этот вариант называется "расширенное сдерживание" (enhanced deterrence), и его кардинальная особенность состоит в том, что оно предполагает применение ЯО первыми.
Следует отметить, что такой вариант сдерживания гораздо более распространен, чем принято считать, подразумевая под сдерживанием вариант "минимального сдерживания". Те, кто с легкостью трактует сдерживание в расширенном смысле, не всегда отдают себе отчет, что в таком контексте имеют в виду первый ядерный удар, то есть развязывание ядерной войны.
Однако вооруженный конфликт или война далеко не всегда однозначно выявляет агрессора и жертву агрессии. В доядерную эпоху примером тому служит Первая мировая война; в период "холодной войны" - войны 1950 - 1980-х годов в Корее, Индокитае, Афганистане, три войны на Ближнем Востоке; а после окончания "холодной войны" - две войны в Ираке, война в Югославии и Афганистане 2001-2002 годов. Характерно, что во всех случаях ни одна сторона конфликта не признавала себя агрессором. Теоретически любая сторона, терпя поражение и имея ядерное оружие, могла бы счесть себя в праве применить его первой в качестве реализации стратегии "расширенного сдерживания".
США после завершения Второй мировой войны изначально опирались на "расширенное сдерживание", чтобы предотвратить наступление превосходящих армий СССР и Варшавского Договора на своих союзников по НАТО, а в Азии - нападение СССР и (или) Китая и КНДР на своих партнеров в западной части Тихого океана. Вашингтон никогда не отказывался от такого вида сдерживания и всегда подразумевал свою готовность к применению ЯО первым. В последнее время это относится к странам-"изгоям", если они применят против США химическое и бактериологическое оружие или в иных случаях, для чего есть планы создания ядерных зарядов малой мощности, способных проникать глубоко под землю для разрушения командных бункеров и хранилищ ОМУ.
Отечественная военная доктрина тоже изначально допускала применение ЯО первыми, которое на декларативном уровне было отменено в 1982 году, но вновь открыто провозглашено в 1993 году и подтверждено в уточненной формулировке в 2000-м. "Расширенное сдерживание" со стороны Москвы недвусмысленно предполагает применение ядерного оружия первыми "в ответ на крупномасштабную агрессию с применением обычного оружия в критических для национальной безопасности РФ ситуациях". Россия рассматривает сдерживание именно в расширенном варианте, ввиду своего растущего отставания по силам общего назначения (СОН) от НАТО сейчас и от Китая - в обозримом будущем. При этом упор делается, видимо, главным образом на тактическое ядерное оружие (ТЯО), хотя избирательное первое применение стратегических ядерных сил (СЯС) теперь также допускается.
Другие государства тоже исповедовали стратегию "расширенного сдерживания". Так, Великобритания и Франция предназначали свои ядерные средства для сдерживания как ядерного удара СССР, так и нападения СОН Варшавского Договора. При этом, как сейчас в случае с Россией и НАТО, их ядерный потенциал объективно не обеспечивал базы "расширенного сдерживания" Советского Союза. Но в отличие от нынешнего положения РФ, у них был сильный покровитель и защитник в лице США, под огромным "ядерным зонтом" которого эти две страны могли позволить себе любые стратегические эксперименты. В последующие 10-15 лет ядерные силы Великобритании и Франции (при полной загрузке боеголовками их БРПЛ с РГЧ) впервые в истории станут по величине сопоставимы с российскими СЯС.
Эту же стратегию проводил Израиль, предназначая свое ЯО для сдерживания нападения обычных армий арабских стран, а в случае наступления критической для себя ситуации - для первого ядерного удара по ним. Такая стратегия была и остается вполне кредитоспособной, во всяком случае, пока арабские страны и их мусульманские собратья не имеют своего ЯО. Этой озабоченностью Израиля объясняются его удар по ядерному центру Ирака в 1982 году, его тревога по поводу ядерных программ Ирана.
Таким образом, фактор огромной неоднозначности ядерного сдерживания в современном мире состоит в том, что, в отличие от распространенных представлений, лишь в небольшом числе случаев и в ограниченные периоды времени сдерживание трактовалось в узком смысле данного понятия, как стратегия предотвращения ядерной войны. Гораздо чаще сдерживанию придавался и придается расширительный стратегический смысл, который сплошь и рядом предполагает применение ядерного оружия первыми. Это еще одно имманентное противоречие ядерного сдерживания: оно подразумевает готовность инициировать развязывание ядерной войны. К счастью, за прошедшие полвека этот апокалиптический парадокс оставался уделом теории. Но в будущем распространение ЯО и все более многосторонние ядерные взаимоотношения государств угрожают поставить его в практическую плоскость.
Другая фундаментальная проблема ядерного сдерживания заключается в степени его рациональности. И тут даже наиболее оборонительный (отрицающий первый удар) и стабилизирующий вариант этой стратегии - "минимальное сдерживание" - вызывает большие сомнения. Ведь, по сути дела, в ответ на ядерный удар противника предполагается уничтожить десятки миллионов мирных жителей другой страны. Этот акт возмездия, во-первых, иррационален, поскольку бойня населения другого государства не вернет к жизни своих погибших граждан и не восстановит свои разрушенные материальные ценности. Более того, в отличие от стратегических бомбардировок Германии и Японии во Второй мировой войне, ядерный удар никак не повлияет на способность противника продолжать войну, которая всецело будет зависеть от оставшихся у него ядерных средств и функционирования системы управления.
Во-вторых, если в доядерную эпоху нельзя было начать и вести войну без поддержки хотя бы части населения страны-агрессора, то ядерную войну можно развязать без какого-либо согласия народа, просто доведя приказ высшего руководства до дежурных на пунктах управления пуском ракет (а в новейших системах управления даже минуя их - прямо на пусковые установки). Население, будучи главным объектом ответного ядерного удара, не несет никакой прямой ответственности за решение об агрессии высшего государственного руководства. Тем более это верно для авторитарных и тоталитарных режимов, где население не только не выбирает своих лидеров, но может и не быть в глазах последних такой уж большой ценностью. Подобное отношение к народу демонстрировало, например, руководство КНР, когда в 1950-х и 1960-х годах проповедовало всеобщую войну как путь "окончательной победы" над империализмом.
Еще один фактор парадоксальности сдерживания заключается в том, что ни с одним другим видом оружия - учитывая катастрофические последствия его применения, особенно применения по ошибке, - эффективный контроль политического руководства не нужен в столь же большой мере. И вместе с тем реальный политический контроль над его применением обеспечить если не невозможно, то, несомненно, труднее, чем с любым другим видом оружия.
Это обусловлено техническими характеристиками ЯО, прежде всего СЯС, которые требуют синхронизированных до минут действий тысяч исполнителей на всех уровнях, управляющих сложнейшими техническими средствами, - и все это в условиях жесточайшего дефицита времени и притом в обстановке, когда сама система управления, СПРН и вооружения являются целями для ядерных ударов противника. С учетом подлетного времени стратегических ракет (максимум - 30 минут, минимум - 10) и времени, необходимого для получения, подтверждения и оценки сигнала СПРН о нападении, а также времени для доведения приказа на пуск исполнителям и для подготовки пуска, выхода ракет из пусковых установок и ухода их из зоны поражения - для обдумывания и принятия политического решения высшему государственному руководству в лучшем случае остается 2-3 минуты, а в худшем - "минусовое время" (то есть подлетное время ракет противника будет меньше суммы времени получения и оценки информации о нападении и времени осуществления ответного запуска своих ракет).
При этом руководство будет действовать на основе докладов подчиненных и их оценок обстановки, перепроверить которую или отойти от заранее составленных оперативных планов будет возможно только с риском, что ответный удар вообще не состоится. По существу, роль лидера сводится к формальности, рефлексу дрессированной мартышки, дергающей по сигналу лампочки за рычаг машинки, выдающей банан. Все это особенно актуально в контексте концепций встречного или ответно-встречного удара, тем более в обстановке расширения числа обладателей ракетно-ядерного оружия и диапазона азимутов возможного нападения. Между тем именно на эти концепции применения ЯО российская военная стратегия под руководством Генерального штаба предполагает делать все больший упор в обозримом будущем.
В мирное время у государственных руководителей, судя по их многочисленным нелепым высказываниям на эту тему, никогда не доходят руки до того, чтобы тщательно изучить кажущиеся сюрреалистическими сценарии и планы ядерной войны. Не имеет доступа к лидерам и критическая экспертиза, которая могла бы вскрыть многие несуразности и опасности военного планирования. А оно в ходе рутинной работы оперативных управлений всегда ставит во главу угла гарантию пуска СЯС (основываясь на их технических характеристиках), а не страховку от ядерной войны по ошибке, ложному сигналу или технической неисправности. В кризисной ситуации, если применение ЯО станет не абстракцией, а реальностью, не будет ни возможности, ни времени пересматривать технические особенности и планы оперативного применения ядерного оружия. Государственное руководство окажется заложником секретных, скрытых от критики ведомственных решений, принятых много лет назад в другой обстановке и исходя из совершенно неуместных соображений.
Интересной условной исторической аналогией являются планы железнодорожных перевозок войск германского генштаба до 1914 года, которые, естественно, было недосуг всерьез рассматривать кайзеру и правительству в мирное время. Но когда летом 1914-го начался международный кризис, руководство Германии встало перед неотвратимым выбором: или начинать запланированные перевозки под известную стратегию Шлиффена, предусматривавшую наступление на запад, а потом на восток, - или медлить и обрекать транспортировку войск на полный хаос, а Германию - на поражение в войне на два фронта. Берлин выбрал первый вариант, подготовленный кропотливой технической работой военных чиновников, исходивших из сугубо оперативных соображений и не ведавших о всех драматических поворотах и дилеммах политического кризиса. Это сделало Первую мировую войну неизбежной - с известными последствиями для Германии и всего мира, которые давали себя знать вплоть до конца XX века.
Еще один сакраментальный вопрос к данной теме: явилось ли ядерное сдерживание реальным фактором предотвращения всеобщей войны в прежние годы? Если бы, не дай бог, такая война действительно разразилась, то на этот вопрос был бы дан вполне однозначный отрицательный ответ, который, впрочем, некому было бы получить. К счастью, войны удалось избежать, но потому и ответ может быть сугубо гипотетическим. Вполне возможно, что, учитывая жесткую биполярность и высокую конфликтность международных отношений с конца 1940-х до начала 1970-х годов (что исторически всегда предшествовало большим войнам), без наличия ядерного оружия у главных противников, при прочих равных, третья мировая война все-таки произошла бы. В этом смысле существование ЯО, возможно, постоянно и закулисно играло роль некоторого "имманентного" сдерживающего фактора, независимо от военно-технической конкретики менявшегося баланса ядерных средств враждующих сторон.
В качестве прямого эффекта взаимного сдерживания можно обсуждать лишь ситуации, когда ядерные и обычные вооруженные силы приводились в повышенную боеготовность, а затем державы отступали от опасной черты под влиянием страха перед ядерной катастрофой. Такой классический эпизод имел место лишь однажды - в октябре 1962 года в дни Карибского кризиса. (Правда, тогда со стороны СССР сдерживание было скорее "имманентным", он имел всего несколько боеготовых МБР, полностью уязвимых на открытых стартовых площадках, однако США этого не знали наверняка.) Считать этот случай недвусмысленным подтверждением положительной роли ядерного сдерживания мешает лишь одно обстоятельство: сам кризис был в большой мере порожден именно динамикой ядерного сдерживания. Москва решила разместить ракеты средней дальности на Кубе, чтобы сократить растущее отставание от американских СЯС и ЯСПБ. А резкое ускорение программ наращивания МБР и БРПЛ США было предпринято в ответ на блеф руководства СССР относительно его способности "делать ракеты, как сосиски".
Получается, и в этой плоскости ядерное сдерживание преподносит очередной парадокс: оно наиболее эффективно сработало для предотвращения войны, риск которой был вызван мерами по становлению самого этого ядерного сдерживания (лечение спасло больного от приступа, вызванного самим лечением).
Очевидно также, что ядерное сдерживание не может использоваться против организаций международного терроризма, включая и гипотетическую угрозу приобретения такими организациями ядерного оружия или взрывного устройства. У террористов нет территории, промышленности, населения или регулярной армии, которые могли бы быть объектами ударов возмездия. В тех случаях, когда им предоставляет базу какое-то государство, как афганский Талибан предоставил ее "Аль-Каиде", ядерное сдерживание в отношении данного государства малоприменимо, поскольку едва ли окажет влияние на террористов, способных быстро и скрытно перемещаться через границы. Возможно, террористы будут даже заинтересованы в провоцировании ядерного удара по той или иной стране во имя политического продвижения своего дела. (В этом смысле даже неядерная операция США против Ирака в 2003 году оказалась для международного терроризма весьма выгодной.)
Ядерное сдерживание имеет отношение к борьбе с терроризмом только в плане давления (с помощью угрозы возмездия, в том числе и ядерного) на те или иные страны с целью недопущения поддержки ими терроризма, предоставления террористам баз и оказания им какой-либо иной помощи. Но трудно представить себе, что какое-то государство будет открыто поддерживать террористов с ядерным оружием. А ядерный удар по любой стране, даже государству-"изгою", с учетом его побочных последствий и политического шока в окружающем мире, является слишком сильным средством, чтобы применять его без полной очевидности наличия "состава преступления". Весьма показательна в этом плане реакция мирового сообщества на плохо обоснованную американскую операцию в Ираке в 2003 году с использованием только сил общего назначения, причем с минимальными побочными потерями и материальным ущербом. Раскол антитеррористической коалиции в огромной мере воодушевил движение сопротивления и международный терроризм в Ираке, повлек увязание США в болоте бесперспективного оккупационного курса.
Таким образом, существо феномена ядерного сдерживания и его роль в международной безопасности в минувшие полвека были крайне неоднозначными и противоречивыми. Возможно, ядерное оружие сыграло роль в качестве фактора предотвращения третьей мировой войны, а может быть, нам всем просто крупно повезло. И в этом случае очень хорошо, что история не знает сослагательного наклонения. Но как пойдет эволюция ядерного сдерживания в обозримом будущем, после окончания "холодной войны", на фоне расширения географии региональных и локальных, внутренних и трансграничных конфликтов, параллельно с распространением ОМУ и средств его доставки - предсказать весьма трудно.
Новый, так называемый прагматичный подход США, а вслед за ними России и, вероятно, других ядерных держав к оценке достоинств ядерного сдерживания, политической и военной применимости ЯО и, как следствие, размывание режима и процесса ограничения и сокращения ядерных вооружений являются не только следствием меняющихся параметров международной безопасности, но и серьезнейшим фактором, воздействующим на безопасность, причем, по моему мнению, в деструктивном направлении.
В частности, это подстегивает дальнейшее ядерное распространение. Опасность этого процесса не только в том, что с ростом числа конфликтующих государств применение ядерного оружия будет становиться более вероятным. Проблема серьезнее: большинство новых стран - обладательниц ЯО не будут иметь достаточно живучих систем базирования носителей, надежных систем предупреждения о нападении и систем управления, их внутриполитическая ситуация зачастую неустойчива, велика вероятность гражданских войн и переворотов. Риск первого, или упреждающего, удара, а также несанкционированного применения ЯО будет со стороны этих государств гораздо выше.
Но и это еще не исчерпывает дела. Вероятность намеренного или непреднамеренного попадания ядерных материалов или готовых боеприпасов из этих стран в руки террористических организаций резко возрастет в силу специфики их внешней политики и внутриполитической ситуации, коррупции в гражданских и военных органах, малой надежности служб безопасности и средств охраны и контроля за ядерными вооружениями и материалами.
Можно с достаточными основаниями утверждать, что в зависимости от того, создадут КНДР и Иран ядерное оружие или нет, следующий этап распространения не просто повлечет экспоненциальный рост угрозы применения ядерного оружия, но в силу слияния многочисленных факторов риска сделает использование ядерного оружия в обозримой перспективе практически неизбежным.
В обозримом будущем опираться и далее на сдерживание как на главную гарантию предотвращения ядерной войны будет все менее продуктивной политикой. Прекращение дальнейшего распространения и попадания ЯО в руки террористов требует, помимо разоружения, решения ряда сложнейших проблем и противоречий, существующих между великими державами и между основными ядерными экспортерами. Речь идет о разработке системы новых гарантий безопасности некоторым странам в обмен на их отказ от ЯО, о более эффективном согласовании и смягчении конкурентности экспортной политики главных стран-поставщиков, о выработке легитимной общей стратегии, методов и средств противодействия распространению ЯО и борьбы с международным терроризмом.
Только полное ядерное разоружение может быть гарантией безоговорочного нераспространения ЯО. Однако добиться этого невозможно только в рамках взаимодействия в сфере ядерного разоружения и нераспространения. Мир нельзя просто взять и вернуть в состояние до 1945 года, как нельзя "закрыть" Америку или отменить электричество. Ядерное сдерживание и распространение стали глубоко интегрированными элементами современных международных отношений, экономики, науки и техники. Лишь фундаментально изменив эти отношения, подход к экономике и технике, можно избавиться от их угрожающих побочных продуктов, образно говоря "ядерных отходов".
http://www.postindustrial.net/content1/show_content.php?table=free&lang=russian&id=80
30.04.2004 / Источник: Свободная мысль-ХХI/
