ПОСЛЕ ВОЗВРАЩЕНИЯ АЛЕКСЕЯ ЛЕОНОВА НА ЗЕМЛЮ У ЕГО КОЛЛЕГ ПОЯВИЛСЯ НОВЫЙ ТЕРМИН - `ЛЕОНИТЬ`, ЧТО ОЗНАЧАЕТ `ПЛАВАТЬ В ОТКРЫТОМ КОСМОСЕ`
18 марта 1965-го, 40 лет назад, был совершен первый в мире выход человека в открытый космос, а летом 1975-го, 30 лет назад, осуществлена первая в истории стыковка двух кораблей разных стран - `Союза` и `Аполлона`. Прямым участником этих важных событий был летчик-космонавт, дважды Герой Советского Союза Алексей Леонов.
- Алексей Архипович, с вашего первого полета в космос минуло 40 лет. Хорошо его помните?
- До сих пор часто снится, как я `болтаюсь` над Землей. Ведь о возможности выхода человека в открытый космос рассуждал еще Циолковский. В книге `Цели звездоплаванья` он пишет о том, как `страшно в этой бездне, ничем не ограниченной, где нет под ногами земли и нет земного неба`. А в своем романе `Вне земли` он достаточно точно описывает психологическое состояние космонавта, оказавшегося за пределами корабля или станции: `Я шагнул за порог - и обмер. Ничего меня не сдерживало: звезды были внизу, вверху, и только одна цепочка удерживала меня рядом с кораблем, а то бы я мог уйти дальше`. Тогда еще не было понятия фала, и слово `цепочка` - единственное несоответствие в этом описании.
- Подготовка к полету заняла несколько лет...
- Мы с Пашей Беляевым почти каждый день бывали на предприятии и смотрели, как корабль постепенно обрастает деталями. Знали его до винтика: могли рассказать, где что находится, с закрытыми глазами. В один экипаж нас с Пашей свели в 62-м году, а за два года до этого я был его инструктором по прыжкам с парашютом. Однажды мы попали в очень сложную ситуацию. На высоте 800 метров, когда раскрылись парашюты, вдруг налетел кинжальный ветер. Я `ходил` вокруг Паши и кричал: `Ноги вперед, ноги вперед!` И вот - земля. Несусь со страшной скоростью. Жуткий удар. Меня волокло еще несколько метров. Смотрю: мой подопечный лежит весь в крови, одна нога короче другой сантиметров на 30. И не шевелится. Зрелище кошмарное. Потом выяснилось, что у него сложный перелом ноги, ступня болталась, как подвешенная. Будь человек послабее духом, бросил бы это дело. Но через год мы вновь отправились на прыжки. С нами поехал Юра Гагарин. Погоду выждали тихую, безветренную. На этот раз в паре с Беляевым вызвался прыгать Юра. И что вы думаете? Опять несется прямо на крышу склада с лесозаготовками, а следом, прямо во двор, на разбросанные как попало бревна, падает Паша... Сняли Юру с крыши и бросились искать друга. Видим свалку бревен, а Паши нет. Ну все, думаю, убился. Стали его звать. И вдруг слышим радостное: `Я здесь! Здесь!` Оказывается, он умудрился приземлиться между бревнами. В таком `колодце` стоял, целый и невредимый. Я тогда подумал: все-таки есть Бог!
Наконец получаем заключение: экипаж к полету готов. Вылетаем на космодром. 18 марта встаем рано утром, выходим на крыльцо. Вся степь белая: ночью выпал снежок. Это зрелище защемило душу... Как вдруг видим: навстречу идет женщина!
- А это что, к несчастью?
- Не то слово! Есть у нас такое поверье. Сергей Павлович вообще не пускал женщин на космодром. Потом выяснилось, что это была директор `Моснаучфильма`: снимала фильм о нашем полете. Я сказал Паше: `Не знаю, что нас ждет, но нахлебаемся мы с тобой по полной программе`.
Наконец старт. Ощущение - как будто сидишь в купе поезда: покачивает, слегка давит, но приятно. Сразу после выведения корабля на орбиту начали готовиться к выходу в открытый космос. Мы летели над Камчаткой, когда я перебрался из корабля в шлюз. Прошли Сахалин, и где-то над Филиппинами начал открываться люк. Я увидел Австралию: желтая поверхность с маленькими островками зелени. Над Антарктидой люк открылся полностью. Потом увидел Африку и бесконечную саванну. Средиземное море, Турция. Поразило, что, подняв голову, я увидел Балтийское море. Родная планета разворачивалась подо мной, как огромный глобус. `А Земля-то ведь круглая!` - даже не помню, как сказал эти слова. Но они уже улетели в эфир.
- Но до возвращения на Землю вас еще ждало много сюрпризов...
- Да, когда я начал возвращаться к шлюзу, вдруг почувствовал, что не могу захватить фал: пальцы выскользнули из перчаток, а ступни - из сапог. Скафандр из-за перепадов давления деформировался. На Земле это предусмотреть было невозможно: не было и нет таких барокамер, где можно проверить скафандр на такие перепады давления... Кое-как я начал сматывать фал. Но он не слушался. Я понял, что вернуться не смогу. И, не докладывая на Землю, я сбросил давление внутри скафандра в два раза. Это могло вызвать закипание азота в крови, но другого выхода не было... Все тут же встало на свои места. Я пролез в люк головой вперед, отдышался.
Дальше мне надо было развернуться головой в другую сторону, чтобы проконтролировать закрытие люка. Оказалось - невероятно трудно. Сердце словно выпрыгивало из груди. Потом выяснилось, что температура у меня подскочила почти на два градуса, а пульс был около 190 ударов в минуту, в то время как мой обычный - не более 40. Когда я закрыл за собой люк и влез в корабль, пот залил глаза так, что я ничего не видел. Снял шлем и почувствовал, как Паша хлопает меня по плечу, и услышал его голос: `Ну, Леха, ты даешь`...
- Но это была не единственная нештатная ситуация...
- После отстрела шлюзовой камеры корабль вдруг закрутило в 17 раз быстрее расчетной скорости, внутри создался оптокинетический раздражитель - так называемое `мелькание зайчиков`. Когда вошли в тень Земли, стало тихо. Но тут в корабле начал зашкаливать уровень кислорода. Маленькая искра - и корабль бы разлетелся на куски. Из-за огромных перепадов температур (на `солнечной` стороне - плюс 150, на обратной - минус 140) корпус корабля деформировался, и люк был закрыт не полностью. Через микронную щель начал вытравливаться воздух, в то время как система жизнеобеспечения исправно подавала нам кислород... Мы долго с этим боролись, но в конце концов уснули. Во сне я случайно включил вентиляционным шлангом тумблер, ответственный за повышение давления в корабле. Оно подскочило до 900 миллиметров ртутного столба, что само по себе тоже плохо, но под воздействием высокого давления люк закрылся, и это нас спасло.
- А что случилось при посадке?
- После того как была включена программа спуска, нас насторожила странная динамика корабля. Оставалось всего пять минут до включения двигателя, а он вращался. Мы находились над Антарктидой. Советоваться с Землей не было возможности, и мы приняли решение об отбое программы спуска. Ушли на следующий виток. Оставался единственный шанс возвратиться домой - с помощью ручного управления. Паша взял эту операцию на себя и выполнил ее блестяще. Тут надо вспомнить, как в 1945-м над Японским морем, за 500 километров от берега, на его истребителе встал двигатель - отказал бензонасос. Паша качал бензин ручным насосом целый час. Друзья считали его уже погибшим, когда он неожиданно появился на посадочной полосе...
А наши проблемы продолжались. По программе после выключения тормозного двигателя через десять секунд должен отделиться приборно-агрегатный отсек - этого не произошло. Мы засомневались в правильности наших действий. Столько на нас свалилось за один полет. Взгрустнулось: вспомнил свою четырехлетнюю дочку. Представил, как она сейчас где-то бегает. Увижу ли ее? Паша тоже сидел невеселый.
В конце концов все-таки приземлились в глухой североуральской тайге, за две с половиной тысячи километров от штатного места посадки в Казахстане, где сосредоточены службы поиска и спасения. Корабль имел два люка: один из них оказался полностью заклинен вековой березой, другой - частично. Мы раскачали и сбросили люк. В кабину ворвался морозный воздух. Паша покинул корабль первым - и исчез. Смотрю: а у него одна голова торчит из снега. Развернули антенну, и я телеграфным ключом начал передавать в эфир, что все у нас нормально. Казалось, никто нас не слышит. Но сигналы были приняты в Алма-Ате, Петропавловске-Камчатском и в Бонне. Уже в сумерках мы увидели над головой вертолеты и самолеты.
На вторые сутки к нам высадился десант: нам соорудили домик, сбросили котел, где растопили снег, и мы помылись. Только на третьи сутки мы отправились на лыжах к вертолету, который переправил нас в Пермь, а потом в Байконур.
...Доклад Госкомиссии был очень коротким: человек в специальной одежде типа скафандр может жить и работать в открытом космосе. Однако в таком скафандре, какой был у меня, долго работать нельзя. Началась разработка нового типа скафандров с жесткой кирасой, который используется до сих пор.
- Алексей Архипович, ведь вы должны были стать еще и первым человеком, высадившимся на Луну...
- Да, я был назначен руководителем этой программы и командиром первого лунного экипажа. Мы проводили на космодроме испытания `лунного` корабля, но, к сожалению, несколько зондов подряд были пущены без нас. Я уверен: если бы Сергей Павлович тогда был жив, мы бы облетели Луну раньше американцев. Хотя сесть на ее поверхность первыми было технически невозможно. Новое руководство сначала перестраховывалось, а после высадки американцев на Луну вообще к этой программе остыло. Мне до сих пор жаль, что такую возможность упустили...
- Верите ли вы в будущее российской космонавтики?
- Верю. Я счастлив, что дожил до времени, когда космические исследования стали интернациональными и в проекте Международной космической станции принимают участие практически все развитые страны мира. Вряд ли участники такого проекта захотят друг с другом воевать.
Беседу вела
Лескова Наталия.
Труд No039 за 09.03.2005
