Какие взаимные интересы Китая и России существуют в Центральной Азии? Как эти интересы по одной и той же проблеме могут расходиться? Наконец, как воспринимается Центральная Азия в Китае и в России? В ответах на эти вопросы раскрываются основные направления экономической стратегии наших стран. Недаром многие китайские специалисты называют Центральную Азию "тылом Китая".
В принципе, чисто формальные восприятия Центральной Азии в Китае и в России очень похожи. Но тут же кроются и большие различия. Потому что для России понятия "подбрюшье", "постсоветский тыл", к сожалению, являются понятиями беспокоящими. Из Центральной Азии для России исходит огромное количество проблем: наркотики, миграция, незаконная торговля и так далее. К тому же на территории Центральной Азии, своего "тыла", Россия действует с определенным чувством ностальгии - это все-таки пространство бывшего Советского Союза. И, главное, Россия борется здесь не за выживание, а за сохранение позиций. Я уверен, что наша страна и завтра, и в перспективе будет активно влиять на ситуацию в этом регионе. Но, если приглядеться к тенденциям последних десяти лет, это влияние сокращается.
Центральноазиатский тыл в понимании Китая - это территория его растущей активности, здесь происходит своего рода самоутверждение Китая в качестве державы в масштабах всей Евразии, это выход за пределы традиционного влияния, это символ роста могущества. Поэтому Центральная Азия в китайской политике воспринимается со знаком плюс.
Что роднит позиции Китая и России? В основном, конечно, стремление сохранить стабильность в регионе. Но мы прекрасно понимаем: в нынешней ситуации это понятие здесь часто приближается к понятию "стагнация". И все же стабильность, так или иначе, ассоциируется с политическим статус-кво. То есть постсоветские элиты, которые сейчас находятся здесь у власти, с точки зрения и России, и Китая структуры позитивные, и наши страны видят свою задачу в том, чтобы продлить существование этих элит.
Но одновременно возникают и определенные различия в восприятии элит Центральной Азии. Для России их сохранение имеет большее, в чем-то символическое, значение. Это знакомые люди - плохие или хорошие, но это бывшие "наши". В Китае подобной проблемы нет. В конце концов, какая разница для Пекина, кем был раньше Нурсултан Назарбаев - первым секретарем компартии или нет. Важно, что его может заменить новый человек, который, в принципе, окажется в чем-то более открытым для Китая. Вероятно, пример с Казахстаном - не самый удачный, но его можно экстраполировать на всю Центральную Азию.
Еще один момент, который нас объединяет, это борьба с терроризмом. Президенты Китая и России это неоднократно подчеркивали. Кстати говоря, как и их коллега Буш. Но если посмотреть на конкретную борьбу против терроризма в Центральной Азии, осуществляемую при сотрудничестве Китая и России, то, кроме совместных маневров, кроме разговоров о том, что надо бороться, пока что ничего не видно. Более того, если в Ферганской долине, например, действительно произойдет сильный всплеск терроризма, то ни Россия, ни Китай не смогут активно вмешаться в события. Происходит, к сожалению, определенная аберрация понятий. Очень часто террористами называют радикальную оппозицию, но не вся она состоит из террористов.
Близки позиции России и Китае в оценке межэтнических отношений в Центральной Азии. Хотя тут, наверное, они болезненнее воспринимаются Китаем в связи с ситуацией в Синцзяно-Уйгурском автономном районе. Но Россия, безусловно, солидаризируется с Китаем, что, в общем, совершенно нормально, потому что и в России есть проблемы с сепаратистами.
Еще один аспект общности позиций - это отношение к тому, что принято называть гуманитарной сферой: отношение к правам человека и всему, что отсюда вытекают. Безусловно, она работает на сближении России и Китая в проблемах Центральной Азии. Но мне представляется, что со временем, где-то в исторической перспективе, и России, и Китаю придется менять прямолинейное отношение к демократизации, иначе реформы в Центральной Азии не пройдут. А без реформ нельзя сохранить стабильность.
Очередной аспект, который сближает наши позиции, - это отношение Китая к СНГ и к лидирующей в нем роли России. Мы понимаем, что СНГ - так сказать, полуживой механизм, и это признается на уровне российского руководства. В любом случае, если активизируется СНГ или если на смену ему придет новая структура, роль России останется неизменной. И уж коль мы заговорили о международных институтах, то следует вспомнить о Шанхайской Организации Сотрудничества. ШОС сегодня является удачной формой совместной организации центральноазиатского пространства.
Сейчас очень много говорят о том, кто играет первую скрипку в ШОС, а кто играет на инструментах попроще. Но совершенно очевидно, что у этой организации есть будущее. Хотя, с другой стороны, у меня такое ощущение, что организация немножко топчется на месте. Принимаются политические решения, устраиваются встречи, семинары и все прочее. Но до ощущения какого-то конкретного движения, ощущения того, что этот очень красивый и большой инструмент не просто лежит на полке, а еще и работает - далеко.
В связи с ситуацией в Центральной Азии и с российско-китайскими отношениями неизменно возникает вопрос о роли Соединенных Штатов Америки. По-моему, Россия не хочет остаться один на один в Центральной Азии ни с Китаем, ни с Америкой по совершенно понятным причинам. Хотя бы потому, что Россия не так сильна, чтобы сохранять прежние позиции. Ей выгодно играть не тет-а-тет, ни один против одного, а именно в этом самом треугольнике. Насколько у России получается такая игра, сказать трудно.
В Центральной Азии, по моим наблюдениям, болезненно относятся и к России, и к Китаю. Почему боятся России? Да потому, что ждут проявления реваншистских настроений. А вдруг в России опять заговорят про империю! Почему боятся Китая? Потому что Китай в Центральной Азии, кроме, может быть, Туркменистана, рассматривают как некую глыбу, которая нависла над регионом и в любой момент может сорваться...
Здесь очень болезненно воспринимается проблема границ. На стене в кабинете генерального прокурора Киргизии висит карта, где отмечены 300 километров, которые Китай получил по договору. Есть боязнь китайской культуры. Но главное, боятся китайского "массива". Поэтому все местные элиты будут поддерживать Пекин, Москву, Вашингтон, да хоть Париж - того, кто обеспечит их сохранность и преемственность. И с этой точки зрения сегодня все центральноазиатские государства заинтересованы в хороших отношениях и с Москвой, и с Пекином. Это продлится, я думаю, еще очень долго.
Есть еще один, я бы сказал, довольно циничный аспект. Попросту говоря, подстраиваются под того, кто больше даст денег. С одной стороны, денег больше дают американцы. Но и требуют они значительно больше, чем Москва или Пекин. Вообще, есть ощущение, что страны Центральной Азии порой проводят политику, которая в свое время в 1960-е годы в Китае формулировалось так: сидеть на скале и глядеть на дерущихся тигров, с той только разницей, что сейчас тигров уже не два, а целых три. Полагаю, это принципиальная позиция.
Отсюда выводы. Безусловно, хорошие российско-китайские отношения в Центральной Азии сохранятся. Они являются фактором стабильности, фактором сдержанности. Сегодня ни Китай, ни Соединенные Штаты, ни Россия самостоятельно не могут играть особую роль в Центральной Азии. А может быть, не хотят. Предпочтительнее, когда отношения строятся на консенсусе. Долго ли это будет продолжаться? Вот вопрос...
МАЛАШЕНКО Алексей Всеволодович,
доктор исторических наук,
старший научный сотрудник
Московского центра Карнеги,
ведущий научный сотрудник
Института востоковедения РАН
http://www.fondedin.ru/
