Я хотел бы взглянуть на обсуждаемые нами вопросы в более широкой проблемной рамке - и прежде всего с точки зрения общей логики политических трансформаций России и всех тех стран, которые в последние десятилетие с лишним стали называть себя новыми демократиями. Это, говоря словами Хантингтона, страны `3-й волны демократизации`.
У многих аналитиков, занимающихся процессами политических трансформаций в России и шире - постсоветском и посткоммунистическом пространстве в свое время возникло некое `искушение линейностью`, `искушение векторностью`. Как бы по умолчанию предполагалось, что все эти страны движутся в одном направлении - к консолидации либеральной демократии, только одни быстрее, а другие медленнее. В каком-то смысле это была `антикоммунистическая перелицовка` Манифеста коммунистической партии. Реальность, однако, оказалась намного более сложной.
Мы все непосредственно наблюдаем факт многообразия разнонаправленных траекторий политического развития постсоветских и посткоммунистических стран. Складывается широкий спектр новых политических режимов, формируются разные степени плюрализма, разные элиты, структуры власти и т.п. И остается неясным, всегда ли демократическое развитие идет в одном заданном направлении, всегда ли временные задержки в этом развитии, эволюция к новым формам `недемократий` и даже регресс в авторитаризм будут рано или поздно восполнены новым демократическим прорывом. А что, если возможности для демократизации возникают в определенных условиях, существуют в течение какого-либо времени, а затем `окна возможностей` закрываются - по крайней мере в рамках существующей в данном месте и времени логики политических процессов.
Андрей Федоров и Глеб Павловский говорили о существовании `развилок` и общей `вариативности` в рамках режима Путина. Согласен, вариативность ситуации сохраняется всегда. Но вот вопрос: каков реальный коридор возможных вариантов? Я считаю, что происходящие на наших глазах политические трансформации в России сужают этот `коридор возможностей` - опять-таки имея в виду рамки существующего режима. Он может эволюционировать к большей или меньшей автократичности, но не в сторону консолидации либеральной демократии.
Мы встречаемся не только в России, но и целом ряде других постсоветских стран с новой легитимацией как будто уже отвергнутой применительно к задачам перехода к постиндустриальному обществу модели авторитарной модернизации. Более того, следует признать реальность возникновения ранее не виданных типов и подвидов `недемократий` (вполне консолидированных вариантов `нового авторитаризма`) и перестать описывать их на `недодемократии`, все еще находящиеся в переходном состоянии. Для интересов аналитики - это концептуальный вызов, поскольку в нашем распоряжении нет пока что адекватного методологического инструментария для создания новой типологии политических режимов и новой классификации режимных изменений.
Последнее, что я хотел бы сказать, относится к вопросу о чертах внешней политики России во время второго режима Путина. Мне кажется, прагматическая, но не идеологическая `прозападность` внешней политики Путина сохранится. Основываться преимущественно она будет не столько на разделяемых общих ценностях, сколько на прагматических интересах. Основа эта не слишком прочная и долговечная. К тому же, как это ни парадоксально, в ряде случаев эта прагматическая `прозападность` и даже частичное подключение к западным структурам может оказаться сдерживающим фактором для внутреннего реформирования России. Сохранится и многовекторность внешней политики, в том числе в рамках большей дифференциации по отношению к странам СНГ и попыток `подтягивания` и `подбирания` некоторых из них.
http://nvolgatrade.ru/
