Ответственный редактор приложений к "Независимой газете" "НГ-наука" и "Круг жизни" пытается убедить власть имущих в том, что "знание - сила".
- Андрей Геннадьевич, что привело вас в журналистику?
- Я закончил Московский энергетический институт в 1983 г. по специальности инженер-теплофизик, защищался на кафедре химии. По распределению попал в Конструкторское бюро по электрохимии. В то время оно входило, как сейчас это назвали бы, в холдинг, которым руководил Юрий Лужков, он был генеральным директором НПО "Химавтоматика". Раза два я видел Юрия Михайловича на общих собраниях коллектива. Правда, он быстро пошел на повышение. С 1984 г. я работал инженером в исследовательском отделе, занимался разработкой систем жизнеобеспечения в частности для космических летательных аппаратов. Как всегда в первый год выясняется, кто на что способен. Так, если ты умеешь рисовать, то тебя быстро пристроят к созданию стенгазет. Выяснилось, что из всей нашей группы лучше всего у меня получалось написание отчетов. Постепенно эта работа была свалена на меня и стала моей почетной обязанностью. В 1989 г. случайно я прочел в газете объявление о том, что объявлен набор в школу-студию научной журналистики при журнале "Химия и жизнь". И я на спор с одним из приятелей прошел конкурс и поступил. А конкурс, надо сказать, был серьезный - 10-12 человек на место. Два года проучился в этой школе. Занятия проходили вечером, за чашечкой чая, на них приглашали известных людей, знаменитых журналистов. Тогда я начал писать для журнала "Химия и жизнь", меня пригласили в "Инженерную газету", где я и проработал три года. Таким образом, в 30 лет я резко сменил профессию. Но с самого начала, увидев первый номер "Независимой газеты", я понял, что в этой газете мне хотелось работать. Примерно год я приносил в редакцию "НГ" свои материалы, как ни странно, их печатали.
- О чем были материалы?
- Первое интервью было с предпринимателем Марком Массарским. Потом я стал все чаще надоедать своими текстами редакторам отдела информации и общества. Я сразу выбрал научно-техническую тематику, это мне всегда было интересно: я писал о космосе, экологии, о новых технологиях. Однажды набрался наглости и предложил себя в качестве штатного сотрудника. Тогда, в марте 1993 г., в "НГ" был кризис в связи с уходом части коллектива в газету "Сегодня". Уже пять лет я работаю научным обозревателем "НГ". Мне повезло, что здесь хорошо приняли эту тематику и не пришлось доказывать, что газете наука нужна.
- Как родилась идея делать научное приложение к политической газете?
- У этого приложения есть своя предыстория. В "Независимой", обратите внимание, каждая полоса имеет свою тематику: культура, религия и т.д. Это было, на мой взгляд, уникальным явлением в современной прессе. Как известно, третьим способом освоения мира является наука. Так два раза в месяц стали выходить полосы "Наука". Вышло 86 выпусков. Летом 1997 главный редактор предложил мне делать специальное приложение "НГ-наука".
- Большинство авторов "Независимой газеты" пишут на темы, не связанные с наукой. Тем не менее вам удалось сформировать собственный журналистский коллектив.
- У меня были некоторые трудности с материалами в два первых выпуска, потребовалось время, чтобы собрать хороший портфель для приложения. Потом начал работать закон притяжения информации: прослышав о новом научном издании, авторы сами потянулись к нам. В нашем штате три обозревателя, в том числе самый сильный в Москве журналист - специалист по космосу Дмитрий Пайсон.
- Существует ли конкуренция "НГ-науки"с другими изданиями той же тематики?
- Как ни странно, после распада Советского Союза, все попытки создать сугубо научное издание проваливались. Даже мощные отделы науки в других центральных газетах, например, в "Правде", "Известиях", "Комсомолке", тоже претерпели сокращения. Мы же делаем не научный или научно-популярный журнал и не популярную "газетчину" о науке. На мой взгляд, сейчас рождается новый стиль научной газеты, которого у нас еще не было. Помнится, пробовали выпускать приложение к "Новой газете" под названием "Эврика", но оно не пошло. Насколько я понимаю, для того были финансовые и идеологические соображения. Задача приложения "НГ-наука" состоит в том, чтобы подать материал сугубо научно, при этом интересно и нескучно, помятуя о том, что публикуется он все-таки в газете.
- Нет ли у вас сложностей с тем, что аудитория "НГ" по большей части наукой не интересуется? Есть ли у вас свой читатель?
- Мне повезло, так как "НГ" рассчитана прежде всего на культурного читателя, поэтому научное приложение воспринимается органично. Я не чувствую отторжения, наоборот, судя по письмам в редакцию, знаю, что приложение читают и люди, не имеющие отношения к науке. Нас читают и в ведомствах, ответственных за реформирование науки.
- Бывают ли у вас столкновения с официальной позицией по науке?
- Это самый сложный вопрос. Отвечая на него, я должен уйти немного в сторону. Дело в том, что у меня есть одна заповедь - не навреди. Поэтому изначально у меня нет цели опорочить, подставить, написать скандальный материал о какой-нибудь организации или персонаже. Задача выглядит гораздо проще: получить информацию из первых рук, желательно - интересную. А для этого надо иметь хорошие отношения с источниками этой самой информации: это прежде всего институты Академии наук, Президиум РАН, министерства и различные НИИ, ученые. Нельзя портить отношения, но и нельзя все время "гладить по шерсти". Приходится улавливать эту грань, чтобы написать честно, но и не обидеть кого-то напрасно. Как известно, люди науки, как и люди искусства, очень ревниво следят за публикациями, слухи в их среде передаются быстро и своеобразно. В этом и есть сложность.
- Есть ли у вас своя концепция развития отечественной науки?
- С 1991 г. в России утверждается уже третья концепция реформирования науки. Пока это сводится к реформированию структуры управления. Правда, я далеко не уверен, что оно идет на пользу самой науке. Что нужно сделать, чтобы наука процветала? Я назову банальные вещи: нужно, чтобы ученый не заботился о куске хлеба и получал нормальную зарплату, но в то же время государство имеет право требовать отдачи от ученых.
У фундаментальной науки есть одна важная функция: даже если она не приносит обществу сиюминутной пользы, она поддерживает интеллектуальный статус этого общества. Как бы то ни было, мы осознаем себя цивилизованным государством, в том числе потому, что у нас была и еще остается наука. Конечно, со стороны виднее, что нужно делать для поддержки науки. По-моему, власть предержащим надо просто понять, что в конце ХХ века именно информация становится главным ресурсом, а не нефть, газ и прочие полезные ископаемые. Кстати, существует ведь любопытная статистика: из десяти самых развитых стран мира нет ни одной, обладающей обильными минеральными ресурсами. Как ни странно, эта минеральная бедность толкает государства на развитие мозгов. Поэтому понимать знаменитое бэконовское выражение "знание - сила" надо буквально.
- Считаете ли вы, что один из видов решения проблемы науки - передача ее финансирования частному сектору?
- Еще десять лет назад вся наука у нас была государственная. Сейчас ситуация изменилась - государство не может финансировать науку так, как раньше. Вопрос не такой простой. Во всем мире идут дебаты о том, сколько денег должно выделять на науку государство, сколько -частные фирмы. В Японии, если не ошибаюсь, от 60 до 70% средств поступает от частных фирм. В США примерно 50х50. В России, наоборот, несмотря на то, что денег в казне нет, основная нагрузка по поддержанию научного потенциала падает на государство. А "фирменная" наука у нас пока в зачаточном состоянии. Я считаю, что одно из последний достижений - это создание системы фондов, выдающих гранты на исследования. Пока наша промышленность борется за выживание, рано говорить о "фирменной" науке в России. Тем не менее наука не стоит на месте: все время что-то изобретают, добывают информацию. Вот только в народном хозяйстве все это остается невостребованным.
- Что же ожидает те отрасли науки, которые не могут рассчитывать на поддержку "частников" - космическая, ядерная?..
- Там пока не все так плохо, в смысле результативности. Все-таки наши атомные станции по надежности стали третьими в мире после японских и немецких. Наша космическая техника при всех провалах и нестыковках по некоторым направлениям вполне на уровне. Минатом, например, поддерживает свои научные центры из средств, полученных от внешнеэкономической деятельности. Хотя и там не все гладко. Более-менее выживает Академия наук. Хотя я не совсем согласен с позицией академиков, которые считают, что государство должно доверить Академии самой распределять инвестиции на научные исследования. Пока этих денег хватает, чтобы как-то сохранить фундаментальную науку, но я думаю, рано или поздно государство потребует от Академии отчета о вложенных средствах. Во всем мире ученым приходится вести борьбу за финансирование, доказывая государству, что наука нужна.
- Какой сейчас средний возраст российских ученых?
- У академиков он составляет 69 лет. Самому молодому исполнилось 43 года. Судя по имеющейся у меня информации, рядовой состав отечественной науки тоже катастрофически стареет. Возраст старшего научного сотрудника уже подбирается к 50 годам. Молодежь, конечно, сейчас в науку идет неохотно. Хотя в технические ВУЗы возрос конкурс. Но тут я вижу палку о двух концах: те, кто сейчас идет в эти ВУЗы, понимают значение высшего образования, с которым можно устроиться на работу за рубежом... У нас есть довольно сильная поросль молодых ученых, остались академики, но практически отсутствует прослойка самой работоспособной части науки - ученых среднего возраста. И правительство, и Академия наук озабочены этой проблемой, но сделать ничего не могут, потому что на развитие науки нет денег. На мой взгляд, разорвать этот порочный круг можно только волевым усилием. Например, во время Великой Отечественной войны ни на один месяц не прекращалось поступление в СССР научных журналов со всего мира, в том числе и немецких. Видимо, руководство страны чувствовало, что наука кует победу и не жалело на нее средств. Нам сейчас тоже предстоит "затянуть пояса", на чем-то сэкономить, но не на образовании и науке.
- Проработав с Юрием Лужковым в одном учреждении, какое мнение о нем вы сформировали?
- Конечно, кто такой Лужков, я понял уже потом. Но, кстати, года три-четыре я работал бок о бок с его старшим сыном Михаилом, он очень похож на отца чисто внешне. Насколько я помню, он заканчивал Академию химзащиты. Мы работали в разных отделах, но часто встречались, обсуждали какие-то вопросы. Я вспоминаю, что о Юрии Михайловиче подчиненные и тогда отзывались очень уважительно, когда он был генеральным директором НПО "Химавтоматика". Если Лужков что-то сказал, то так и будет. У него всегда была репутация делового человека.
- Где вы родились, кто ваши родители?
- Я москвич. Мама работала библиотекарем. Именно доступность книг пробудила во мне интерес к науке. Как-то мама принесла мне книгу Ярослава Голованова "Этюды об ученых". Я читал ее запоем и с тех пор "заболел" наукой. С тех пор у меня собралась большое собрание научно-популярной литературы, а Ярослав Голованов остался одним из моих любимых авторов. Отец работал строителем-монтажником теплоэлектростанций, специалистом по возведению энергетических котлов, изъездил всю страну. Родом он из Читинской области, а мама из Астраханской. Знаю, что прадед по отцу был расстрелян как кулак во время одного из крестьянских бунтов. А, как мне рассказывала бабушка, кулацкой считалась семья, у которой есть три коровы. Для Сибири это была норма. Бабушка по маминой линии была одной из первых женщин - специалистов по холодильным установкам, она работала на Астраханском рыбокомбинате. Мне она рассказывала и об авариях, случавшихся там. Теплоносителем в холодильных установках является аммиак. Один раз этот аммиак прорвался в цех, погибло несколько десятков людей, она спаслась чудом. К сожалению, глубже свои корни я не знаю, хотя после бабушек и остался мешок старых фотографий, но установить, кто на них запечатлен, я вряд ли смогу.
- Расскажите о вашей семье.
- Моя жена по образованию инженер-проектировщик, закончила Московский институт инженеров транспорта. Сейчас домохозяйка, занимается детьми.
- Есть ли у вас хобби?
- Я, человек увлекающийся, и перебрал много занятий. В итоге, как говорят химики, отстоялись два. Я собираю марки по темам: нобелевские лауреаты и чемпионаты мира по футболу, а еще очень люблю музыку 50-х годов - блюз, рокабилли. В юности я был чемпионом Москвы по футболу в составе команды "Комета". Сейчас иногда хожу "болеть" на стадион, я заядлый спартаковец. В свое время даже отсидел пятнадцать суток... Дело было в середине 70-х. Это сейчас можно приходить на матч чуть ли не с ракетницами, а тогда милиция к проявлениям фанатизма относилась сурово. Посадили меня за то, что милиционеру показалось, будто я очень бурно выражал свой восторг по поводу забитого гола.
- Как ваш арест восприняли в школе?
- Интересно, что меня после этого зауважали. Какой-то жизненный опыт мне это принесло. На Руси ведь говорят: от сумы и от тюрьмы не зарекайся. Но лучше, разумеется, туда не попадать.
Екатерина Рыбас
Журнал "Российский Кто есть Кто"
http://www.whoiswho.ru/
N3 1998
