Профессора Александра ДВОРКИНА считают в России `главным сектоведом`, его имя знают и православные верующие, и те, чью деятельность он изучает, - сектанты. Президент Центра религиоведческих исследований во имя священомученика Иринея Лионского, доктор философии, зав. кафедрой сектоведения ПСТГУ, кандидат богословия профессор Александр Дворкин побывал во время Иоанновских чтений в Архангельске. Его лекции, посвященные проблемам сектоведения, слушали жители не только Архангельска, но и области. Впечатление от полученной информации и видеосюжетов осталось огромное...
- Александр Леонидович, мы привыкли Вас знать только как сектоведа. Но, наверное, круг ваших интересов значительно шире?
- По основному образованию я историк, занимался историей Церкви. И сейчас стараюсь следить за публикациями, например, связанными с Византийской историей. Кроме того, у меня есть и филологическое образование. Но, к сожалению, читать художественную литературу просто для удовольствия удается редко, только когда болею и лежу в постели. А вообще, заниматься только делами, связанными с сектами, очень утомительно, необходимо переключаться, отвлекаться. Хотя получается так, что и художественную литературу читаю, связанную с моей работой. Необходимо отслеживать все новинки, которые претендуют на статус культовых. Меня часто просят оценить ту или иную книгу. Секты, пытаясь завербовать людей, часто ссылаются на современные `бестселлеры`.
Кроме того, свою деятельность я считаю миссионерской, поэтому должен знать культурное поле: что, например, читает молодежь. Своим студентам я рекомендую Умберто Эко, особенно `Маятник Фуко` - для того, чтобы понять, что такое современный оккультизм. Взгляд этого писателя на оккультизм правильный и трезвый, для многих это, как холодный душ.
Я люблю Толкиена, но читаю его в оригинале: переводы все же неадекватны.
А любимый мой писатель русской литературы - Достоевский. Он сыграл огромную роль в том, что я стал православным верующим.
- Расскажите, как Вы пришли к вере?
- К вере я пришел в эмиграции. Пятнадцать лет прожил вне России. Большей частью в Америке, а когда учился, писал докторскую - в Германии, в Италии... А к вере я пришел в Америке, крестился в православной церкви в Нью-Йорке, в маленьком храме Христа Спасителя. Там есть такой храм, который русские эмигранты построили именно тогда, когда был разрушен храм Христа Спасителя в Москве. Это было своего рода ответом на разрушение московского храма. И в православной духовной академии я учился в Америке. Америка мне многое дала, но сейчас мое место в России.
- Немало людей мечтает уехать в Америку, а Вы - вернулись...
- Вернулся, потому что считал себя политическим эмигрантом, а не экономическим переселенцем. Когда жил там, шутил, что Вавилонское пленение дольше семидесяти лет не длится, и потом вдруг все так и получилось. И я почувствовал, что мне необходимо вернуться. На самом деле, если не говорить каких-то возвышенных слов, просто моя жизнь тут гораздо осмысленнее. Это моя родина, и то, что я делаю в России, имеет гораздо больший смысл, нежели в том, что я бы делал, если бы остался там. Но я не жалею о тех пятнадцати годах, они мне дали очень многое.
- По образованию вы историк. Почему же занялись сектоведением?
- Вернувшись из эмиграции в 1992 году, я стал работать в Отделе религиозного образования и катехизации Московской патриархии. Священник, в сектор которого я попал, отец Глеб Каледа, как-то сказал, что в России возникла проблема сект, а заниматься ею некому. `Поскольку вы долго жили на Западе, откуда они к нам идут, то, наверняка с проблематикой знакомы больше, чем мы. Кроме того, знаете западные языки, и, соответственно, могли бы с этим справиться`. Тогда я наотрез отказался, сказал, что этим никогда не интересовался, и вообще я очень кабинетный человек. Отец Глеб не настаивал.
Но потом, почти сразу, я увидел, что в церковь стали приходить матери, чьи дети стали жертвами сектантства. Очень жалко было этих женщин, а что делать и как помочь, я не знал. Стал пытаться немного консультировать, ходить с ними по инстанциям. Потом решил, что стоит провести семинар по Богородичному центру - самой агрессивной, опасной тогда секте. Интересно, что именно на этом семинаре впервые прозвучал термин `тоталитарная секта`, который я употребил, совершенно не думая, что первый его употребляю. И сразу это выражение прижилось, его стали употреблять все. Семинар прошел очень успешно, после него мне стали звонить журналисты, и поневоле пришлось заняться изучением сектантства.
- Мало кто решается углубляться в эту проблему, слишком тяжелая, неблагодарная работа. Вам, наверное, тоже очень сложно?
- Сложно. Но кто-то должен этим заниматься! Ощущаю, что то, что я делаю - это `духовная ассенизация`. Я - ассенизатор. Конечно, все время копаться в нечистотах тяжело, но, с другой стороны, если этого не делать - нас затопит. И делаю это я по послушанию. Это мое церковное послушание. Каждый в Церкви делает свое дело. Церковь - это единый организм, и каждый член этого организма исполняет свои функции. Важно, что каждый исполняет что-то на своем месте, и все друг за друга молятся. Поэтому я всегда прошу у всех молитв.
- Ощущаете молитвенную поддержку?
- Очень, особенно в трудные моменты. Я помню самый первый большой судебный процесс, когда целая группа сект подала на меня в суд. Тогда это было очень тяжелое для меня время. Сам процесс длился в общей сложности около года со всей предсудебной и послесудебной стадиями. Самая активная фаза длилась 6 недель. Все 6 недель я ходил в зал суда - с 10 до 18 часов там сидел в постоянном напряжении, а вечером нужно было готовиться к следующему заседанию. Но все же я вспоминаю то время как одно из самых счастливых в моей жизни. Потому что молитвенная поддержка чувствовалась как никогда, даже физически. И письма шли, и деньги люди жертвовали, чтобы нам оплатить расходы. Но молитвенная поддержка настолько ощущалась, что не было никаких сомнений в том, что то, что мы делаем - правильно.
- Что самое важное для вас в личной жизни?
- Моя семья. Она небольшая - жена и маленькая долгожданная дочь. К сожалению, со своей семьей я бываю не так часто, как хотелось бы, потому что приходится часто уезжать из Москвы.
У вас много друзей?
- Достаточно много, хотя они рассеяны по разным городам и разным странам. Самые дорогие мне люди - в разных местах. В Америке осталось несколько близких друзей, в Париже, в Германии, в Новосибирске, несколько человек в Москве. Раньше, в молодости, я очень много общался, но сейчас, к сожалению, физически не хватает времени на то, чтобы часто встречаться, видеться с друзьями. Но мы поддерживаем контакт, ощущаем нашу дружбу и единство: оно остается.
- Чем конкретно занимается ваш религиоведческий Центр? Что он из себя представляет?
- У нас есть помещение, богатая библиотека с сектантской и антисектантской литературой (мы называем ее `гурутекой`), большой архив - бумажный и электронный. Помимо этого постоянно отслеживаем информацию в интернете. Поддерживаем связи с различными противосектантскими организациями нашей страны и за рубежом, принимаем звонки от людей с вопросами, просьбами. Ездим с лекциями по всей стране, публикуем статьи, книги, работаем со СМИ.
Противосектантская работа, грубо говоря, делится на три этапа. Первое - ПРОФИЛАКТИКА (то, чем мы занимаемся по преимуществу: лучший способ выйти из секты - туда не попадать). Это сбор информации, обработка и распространение ее. Люди, если больше бы знали о сектах, туда бы не попадали. Второй этап - КОНСУЛЬТИРОВАНИЕ. Работа с индивидуальными сектантами для того, чтобы помочь им выйти из секты. Когда я работаю с ними, моя главная задача даже не вытащить человека, а заставить его задуматься. Чтобы он думал сам. Мы занимаемся консультациями по выходу, просто потому что этим мало кто занимается. Нам удается встречаться с сектантами, и Божией милостью нам удается как-то помочь. В среднем, каждого второго из тех, кого к нам приводят, удается из секты вытащить. И третий этап, которым у нас в стране вообще не занимается, к сожалению, никто, это РЕАБИЛИТАЦИЯ: помощь человеку, который уже вышел из секты. А выходят люди оттуда с очень большими проблемами: разрушенным здоровьем, полной социальной неопределенностью, с душевными и духовными проблемами. Тут нужна серьезная квалифицированная помощь целого ряда специалистов: психологов, психиатров, юристов, социальных работников, священников.
- Расскажите какую-нибудь историю с хорошим концом...
- Есть такое время, которое мы называем `сезонными обострениями`. Это несколько месяцев в году, когда по той или иной причине увеличивается количество звонков в наш Центр. Например, сентябрь. Звонят родители из разных городов со стандартной историей: ребенок окончил школу, поехал поступать в столицу, позвонил домой, сообщил, что не поступил, но познакомился с хорошими людьми - и пропал. Целый ряд сект дежурят возле доски объявлений с результатами сдачи экзаменов в вуз, подкарауливают не поступивших ребят и вербуют их. Дети переживают стресс от неудачи, и завербовать их несложно. Однажды у нас раздался звонок из Самарской области, из небольшого города. Мальчик уехал в Питер поступать - и исчез. Родители почувствовали, что виной этому секта, разыскали наш телефон. Я предположил, что их сын попал к мунитам. Дал телефон родительского комитета Петербурга, они туда поехали, получили список всех мунитских квартир, прошли по ним и отыскали своего сына. Мальчику, к счастью, еще не было 18 лет, поэтому родители смогли насильно его забрать, а муниты не имели права его задерживать. Утром завербованного уже доставили к нам в Центр. Я стал работать с этим юношей. Он сидел со стеклянными глазами, говорил: `Вы лжец, ничего слышать от вас не желаю`. Было очень тяжело, мы говорили очень долго. И все бесполезно. Но в какой-то момент, когда юный сектант сказал `Мун - мой истинный отец`, отец, который сидел рядом, видимо, сильный и волевой человек, встал, отвернулся к стене и зарыдал. И эти слезы совершили чудо - пробили стену. Что-то в душе молодого человека стало шевелиться, и это отразилось в глазах. Это потрясающий момент, когда видишь, как в стеклянных глазах появляется первая мысль. Слава Богу, после этого все пошло хорошо. Вечером юноша уехал с родителями домой. Через год вернулся в Москву, поступил в вуз, заходил к нам.
Мы привыкли говорить о `борьбе с сектами`. Правомерно ли это? Нужна ли эта борьба? Может, лучше просвещать?
- Люди боятся слова `борьба`. Но очень важно подчеркнуть: что такое борьба с сектами. Ни в коем случае нельзя, чтобы борьба с сектами переходила в борьбу с сектантами. Мы не боремся против людей. Мы боремся против бесчеловечных организаций, которые подавляют людей, эксплуатируют их, обманывают. Сектанты - это несчастные люди, которые стали жертвами тоталитарных организаций. Поэтами наша борьба против сект - это борьба за сектантов, за каждого из них, для того, чтобы отвоевать их. Я думаю, что в этом контексте употребление слова `борьба` вполне нормально.
- Что бы Вы посоветовали людям, решившим посвятить себя деятельности против тоталитарных организаций?
- Практических советов очень много. Но главное - один из основных аспектов в работе с сектоведением - это война. А война - это обмен ударами. И очень важно, чтобы не озлобилась душа. Нужно понимать, что воюем мы не против людей. Важно помнить главный святоотеческий принцип `ненавидь грех, а не грешника`. А то постоянно возникает опасность увлечься и начать воевать против человека. Необходимо успеть вовремя себя поймать и остановить. Ведь мы работаем для того, чтобы помочь человеку, а не для того, чтобы его уничтожить.
06.12.2004
Валентина МУЗЫКИНА,
специально для ИА `Русский Север`
viperson.ru http://nvolgatrade.ru/
