Сейчас, когда Россия вступает в новый политический цикл с предстоящими в будущем году парламентскими выборами и с президентскими выборами 2008 года, сторонники идеи большей демократичности и защитники прав человека боятся, что избирательное правоприменение станет инструментом, с помощью которого кремлевская элита будет подавлять любые покушения на свою власть. Власти всегда отрицают существование подобной практики, но в России она настолько распространена, что может считаться одной из основополагающих черт того, как функционирует эта страна, считает московский корреспондент "Los Angeles Times" Дэвид Холи.
В разговоре с ним глава движения "За права человека" Лев Пономарев в качестве самого наглядного примера избирательного применения законов указал на дело бывшего главы нефтяной компании ЮКОС Михаила Ходорковского. Ходорковский - не единственный магнат, наживший свое состояние в ходе зачастую сопровождавшейся коррупцией приватизации государственного имущества в 1990-е годы, но он был осужден на длительное тюремное заключение за уклонение от уплаты налогов и мошенничество только после того, как начал финансировать политических противников Путина.
Дэвид Холли отмечает, что в наибольшей степени сейчас чувствуют на себе угрозу избирательного правоприменения неправительственные организации, как иностранные, так и российские. По новому законодательству они столкнулись с большим количеством бюрократических правил, которые, как опасаются представители этих организаций, могут быть использованы, чтобы закрывать те группы, которые раздражают власти, в то время как другим, имеющим те же недостатки, будет разрешено продолжать работу.
"План Кремля очень циничен и очень прост, - считает Лев Пономарев. - Вы не можете бороться с властями в суде, потому что они создали такие правила, которые невозможно не нарушить, а потом обвиняют вас в какой-нибудь формальности. Формально они действуют в рамках закона - закона, который скроен по их мерке".
Как известно, новый закон о перерегистрации неправительственных организаций осложнил для многих из них работу, а часто и само существование. По мнению доктора Дональда Дженсена, возглавляющего отдел коммуникации "Радио Свобода" / "Свободная Европа", этот закон явился реакцией правящей верхушки на угрозу оранжевой революции в России. "Поэтому они и пытаются остановить деятельность некоторых некоммерческих организаций. Кстати, это касается и радиостанции "Свободная Европа". Новый принятый Думой закон усложняет работу этих организаций. Правительство США уже начало оказывать на Россию давление, пытаясь добиться его либерализации. Но сигнал, посланный некоммерческим и неправительственным организациям, предельно ясен - российское правительство не желает, чтобы они работали в прежнем масштабе. Разумеется, Путин пытается создать впечатление, будто ничего не происходит. Вспомните, что незадолго до начала саммита в Санкт-Петербурге он встречался с представителями некоторых неправительственных организаций. Однако несложно доказать, что власти пытаются оказывать влияние на эти организации и всячески препятствуют их деятельности, поскольку не хотят создания почвы для оранжевой революции. И именно поэтому они с особым подозрением относятся к организациям, получающим средства из-за рубежа. Для властей более приемлемы организации, которые финансируются олигархами или непосредственно государством. Поскольку их проще контролировать".
Бороться с властью пытается известный российский шахматист Гарри Каспаров, о политической карьере которого рассказывает "The Washington Times". "Честно сказать, в конце 1990-х годов я думал, что все будет хорошо, что страна примет более хорошую систему и что ситуация улучшится автоматически. Но затем пришел Путин, - сказал г-н Каспаров. - Я все сильнее и сильнее был обеспокоен тем, что происходило в моей стране, и поэтому я решил применить свою энергию, мое стратегическое мышление и мою способность анализировать ситуацию для того, чтобы что-либо изменить. Пусть немного, но все же".
Г-н Каспаров решил, что наилучшей стратегией будет попытка объединить российские раздробленные оппозиционные движения - от левых популистов до либеральных интеллектуалов - под одним знаменем. Он организовал конференцию, названную "Другая Россия", и приурочил ее к встрече лидеров стран - членов "Большой восьмерки" в Санкт-Петербурге в июле этого года. Это было крупнейшее собрание ведущих представителей оппозиции в Москве за много лет.
Участники конференции продолжили совместную работу и 16 декабря, когда "Другая Россия" провела первую демонстрацию. По оценке г-на Каспарова, в ней приняли участие около 4000 его сторонников, которые были остановлены в нескольких шагах от Кремля на Триумфальной площади в центре Москвы. Они были окружены намного превышающим их количеством милиционеров и солдат, привезенных из Подмосковья, которые выстроились цепью, преграждая демонстрантам путь. Над головами летал милицейский вертолет. Для тех, кто давно наблюдает за событиями в России, это было необычное зрелище.
Справа от г-на Каспаров стоял Эдуард Лимонов, бородатый и носящий очки лидер Национал-большевистской партии, известной своей радикальной и анархистской направленностью. Слева от него стоял Михаил Касьянов, бывший премьер-министр и экономический реформатор, известный тем, что его поддерживает бюрократия. В 2002 году, когда г-н Лимонов был приговорен к двум годам лишения свободы за попытку государственного переворота, г-н Касьянов был главой российского правительства.
Г-н Каспаров признает, что такие разные силы никогда не смогут работать вместе в правительстве, однако говорит, что цель заключается не в этом. "Такие разные политические фигуры могут находиться рядом, если у нас общие цели, - сказал он. - Эта коалиция, вероятно, не сможет работать, однако эта странная смесь может быть той взрывчаткой, которая уничтожит режим Путина". По его словам, ужесточение отношения Кремля к организациям, входящим в "Другую Россию", является доказательством того, что он опасается ее потенциала...
Союзники г-на Каспарова благодарны ему за то, что он внес новую струю в движение оппозиции, которая многие годы была раздираема внутренними противоречиями. "Он новый, он не участвовал ранее в политике и он очень энергичный, - говорит бывший кандидат в президенты Ирина Хакамада, представительница оппозиции со стажем, принимавшая участие в демонстрации. - "Другая Россия" выглядит единственным способом для оппозиции что-то сделать. Если мы не будем вместе, мы проиграем".
Г-н Каспаров надеется объединить оппозицию вокруг одного кандидата на пост президента, что является непростой задачей. В настоящее время его стратегия заключается в том, чтобы просто выжить в свете усиливающегося давления властей. "Мы находимся в очень неравном положении, - сказал он. - Если вам грозит немедленный мат, то вы не думаете о хорошей расстановке пешек для концовки игры, вы вынуждены защищать своего короля. Сейчас в России речь идет только о выживании".
Чем закончится этот период выживания и как долго он будет продолжаться? Если ли шанс у демократических партий и их союзников сделать Россию демократической страной? Ответить на эти вопросы МиК попросил председателя Московской Хельсинкской группы Людмилу Алексееву:
- Ситуация сегодня такая. Исполнительная власть и законодательная власть, которая действует с ней в полном согласии, лишили граждан практически всех конституционных прав, которые у нас есть. Но не во всем успели. Кое-что еще осталось.
- А чем вызвано, на ваш взгляд, постоянное ужесточение законодательства и усиление т.н. вертикали власти везде, где только возможно? Ведь оппозиции в стране практически нет, СМИ подконтрольны, и высокой популярности президента Путина ничто не угрожает.
Ну, во-первых, оппозиция есть. Оппозиции нет на телеэкранах, контролируемых государством, и ее нет в средствах массовой информации, представляющих большинство. А на самом деле оппозиция есть, но в той ситуации, которая создана на телеэкранах, ее не видно, и действительно, популярности Путина ничто не угрожает.
Но, если бы этой ситуации не было создано, я сильно боюсь за популярность Путина. Потому что критиковать его есть за что, причем вразнос. Причем ту самую пресловутую вертикаль, которую он построил, потому что вертикаль есть в том смысле, что действительно критики не слышно. Хотя, наверное, с его собственной точки зрения, это сделано для того, чтобы можно было бы легко управлять страной, чтобы никто не возражал, все бы слушались и все его команды беспрекословно исполнялись.
Так ли это? На самом деле, нет. Потому что эта вертикаль построена исключительно силами бюрократии и вся вертикаль состоит из чиновников. Гражданское общество выметено оттуда и, соответственно, бюрократия, которая строит вертикаль, никем не контролируется. И что, вы думаете, что они боятся, что Путин увидит, что они безобразничают и накажет их?
Нет, ничего подобного. Он не может увидеть все и всех наказать, если бы даже хотел, а я еще не уверена, хочет ли.
Так вот, каждый поставленный им управлять и начальничать над нами на своем уровне делает это в меру своего представления о том, что такое хорошо и что такое плохо, и что лично ему выгодно или невыгодно. И поэтому, когда указания президента, будь то новый закон или указ, соответствуют интересам данных чиновников, они их исполняют с лихвой, если же они не соответствуют интересам этих чиновников, то они саботируются и проваливаются. Вот и все. Это не вертикаль. Это неконтролируемое всевластие жадной, коррумпированной, бесстыдной и очень эгоистичной бюрократии. Вот и вся вертикаль.
Поэтому думать, что все довольны и что все очень хорошо, можно только, если перестать думать самому, и вместо этого слушать и смотреть то, что показывают по Первому каналу.
- Ну, а какой-то реальный страх есть у этой бюрократии перед оппозицией, которая пока еще не находится в парламенте, но уже выступает на улицах?
Вот если вы бы меня спросили: есть ли реальный страх и все, то я бы сказала: я не знаю, потому что я к бюрократии не принадлежу и понятия не имею, что там в их душах творится. Но перед оппозицией у них страх есть и притом страх, несоразмерный с возможностями оппозиции в тех условиях, в которые она уже этой бюрократией поставлена.
Боятся панически. Чего? Не знаю. Но боятся. Вот, смотрите, этот "марш несогласных". Я разговаривала после этого с Гарри Кимовичем Каспаровым, так он говорит, что всяких омоновцев и милиционеров, переодетых в штатское, и прочих, было раза в три больше, чем самих демонстрантов. Участников марша было 4-4,5 тысяч, а этих, соответственно, 12-15 тысяч. Чего они боялись? Ведь эти люди шли с лозунгами, а не с револьверами, и даже не с дубинками. Но они боятся. Чего?
- Может быть, просто силовики желали выслужиться таким образом, показав свою готовность отразить любую провокацию и т.д.?
Вы знаете, нет. Это был страх. А вот другой пример акции, еще более безобидной, даже не политической. Недавно выступали автомобилисты, протестующие против запрета праворульных машин, и их не пропускали к месту запланированной акции. Их то чего бояться? Они выступают против закона, которые некоторые представители власти лоббируют в интересах каких-то групп, которые им заплатили, но, наверное, не всем подряд и не так уж много. Ну и чего власти их бояться?
И вы знаете, я так думаю каждый раз: какие же они глупые, чего же они боятся? Но потом я вспоминаю советские времена, когда мы тоже недоумевали по этому поводу. Нас в Москве было в каждый данный момент несколько десятков, ну, может, в какие-то моменты сотни полторы. То есть, на всю огромную страну не о чем говорить, со всеми ихними КГБ, милицией, прокуратурой, армией и т.д. Но и тогда я думала: чего они боятся? Чего они так ходят за мной, мирной женщиной, и зачем за мной постоянно следуют две машины, в каждой по четыре человека, и если я куда-нибудь сворачиваю, то они выскакивают из машины и за мной бегом бегут, чтобы не отстать. Ужас какой-то! А я при этом иду в химчистку мужу пальто отдать. И тогда я тоже думала: какие же они глупые, чего они боятся? Но ведь оказалось то: они прозорливее нас. Они где? А мы вот они. Понимаете?
Так что у них есть классовое чутье, и они понимают, за кем будущее. И хотят это будущее если не отменить, то оттянуть. Вот они и боятся. Ну, так пускай они боятся, а нам бояться нечего.
- А что Вы думаете о предстоящих избирательных кампаниях? Очевидно, в ходе парламентских выборов нынешним демократическим и либеральным партиям будет трудно рассчитывать на успех. Если ли у них хоть какой-то шанс пробиться в парламент, и если нет, то когда он, на ваш взгляд, появится?
Я думаю, что и Каспаров, и Касьянов, и Белых, и другие политики смотрят на ситуацию оптимистичнее. Они считают, что что-то может у них получиться. Я думаю, что нет, и эти выборы, именно потому, что поставлены заслоны с большим, превышающим разумные пределы, запасом прочности, оппозиция не перейдет. И мне очень понравилось, как эти выборы назвал Рыжков. Он сказал: это не выборы, это перезагрузка нынешних начальников на их нынешние должности. И это очень точно сказано. Потому что я специально изучала все поправки в законы о выборах, которые были сделаны за последние два года, так как Московская Хельсинкская группа с 1999 года проводила мониторинг выборов и на федеральном уровне, и в регионах, - и я вижу, что к этим выборам мы лишены всех своих возможностей, какие были прежде у независимых наблюдателей. А их и тогда было немного. И мы очень часто сталкивались с тем, что имеет место явная фальсификация, и, тем не менее, результаты остаются в силе. Хотя в некоторых регионах нам удавалось эти результаты оспорить.
Но сейчас одна из поправок в наше избирательное законодательство - это запрет на участие независимых наблюдателей. Разрешено присутствовать только представителям тех партий, которые участвуют в выборах, они могут отслеживать ситуацию. Ну, мне говорят: подумаешь, ведь ты можешь договориться с тем же СПС или "Яблоком", чтобы наблюдать за выборами. А зачем? Это они врут, а я никогда не вру. Я же непартийная, зачем я буду делать вид, что я в партии? А раз так, то я просто не могу наблюдать эти выборы, меня не пустят на них. И иностранные наблюдатели тоже практически от этого отстранены. Там, правда, не написано, что запрет есть на иностранных наблюдателей. Там написано так: что иностранные наблюдатели имеют право присутствовать на выборах и лишаются этого права по решению избирательной комиссии данного субъекта. А кто у нас в избирательных комиссиях? И поэтому, я считаю, что наблюдателей из Узбекистана, например, пустят на наши выборы, а наблюдателей из ОБСЕ, которые потом напишут, что у вас выборы недемократичные, не пустят. И мы ничего не можем сделать.
Вы знаете, избирательные комиссии у нас такие упертые, что мы вообще ничего не можем сделать. Закон на их стороне. Но, если они обезопасили себя и от иностранных, и от независимых наблюдателей внутри страны, то зачем это делается? Вывод один: будут фальсифицировать. Но даже этого показалось мало. Еще, чтобы все было совсем уже просто, легко и безнаказанно, у нас к этим выборам окончательно введут электронные средства голосования, и будут говорить, что у нас все, как в развитых странах.
Верно, в Америке уже давно существуют электронные средства голосования. Но там при этом имеются бумажные носители, и потом электронные результаты можно проверить, сверяя их с бюллетенями. А у нас бумажных бюллетеней не будет, только электронные. То есть, как нарисовали, так и будет, проверить невозможно. Даже партийным наблюдателям. Ну, так зачем такие выборы? Только время тратить! Это не выборы, это перезагрузка, а мы ведь выборы собирались наблюдать, перезагрузку незачем наблюдать, пускай происходит. Мы это так и будем называть.
Так что нет, в этих выборах мы себя не обременяем, нет необходимости их наблюдать, и я думаю, что все у них будет o"key, перезагрузятся. Но вопрос в том, кто будет верить в легитимность этой перезагрузки?
- Они сами...
Да нет, они сами то знают этому цену и верить этому не будут. И соответственно, будут бояться еще больше. Поэтому и после 2008 года наступления либерализма в нашей стране я не ожидаю. Тем не менее, я совершенно не смотрю на это пессимистично, если говорить не о самой короткой дистанции, а так скажем, о средней, даже не о длинной. Я говорю о 10-15-ти годах. Мы будем демократической страной лет через 10-15. Потому что общество уже другое. Понимаете, не могут они сделать с этим обществом то, то делали в советское время. Значит, эти 15-20 лет мы не зря прожили. И другими людьми стали не только те молодые, которые за это время из детей превратились во взрослых - это уже вообще другой народ по сравнению с советским, а даже те пожилые люди, которые большую часть своей жизни прожили в советский период, но, слава богу, и сейчас живы.
Потому что те, кто выжили до сих пор, они уже другие люди. Тогда люди надеялись на государство, а сами они ничего сделать не могли. А те, кто выжили, они знают: государство им не только не помогает, но лишь бы не мешало. А ведь мешает! Очень многим мешает, причем серьезно. И поэтому отношение к нему совсем другое, чем в советское время. Это не проявляется так, как в Украине - в плащ-палатках на площади, но мы большая страна, у нас другие способы развития. У нас и не получится так, как в этих странах, и будет все по-другому. Но будет. Потому что люди объединяются для того, чтобы себя защищать от государства, и этот процесс идет очень быстро, по историческим меркам.
Скажем, в советское время у нас вообще не было независимых общественных организаций, а такая экзотика, как Московская Хельсинкская группа, вылезла, ее разгромили и все, или еще какие-то отдельные организации появлялись и тут же оказывались под прицелом. Но, в целом, их не было видно. А сейчас у нас только в Министерстве юстиции зарегистрировано больше 600 тысяч разных общественных организаций. Если от нуля считать, то это какой рост получается, сколько процентов? И конечно, среди них есть всякие любители хоров, песен и плясок, или коллекционеры какие-нибудь, но правозащитные, социальные и экологические организации тоже есть.
Нет города, где бы люди не сообразили, что им самим надо строить свою жизнь. Вот я недавно разговаривала с одной женщиной, приехавшей сюда, и она мне рассказала, что в Оренбурге организовались родители детей-инвалидов, потому что надо как-то выживать и обеспечивать своих детей лекарствами, чтобы их лечили, и надо думать о том, чтобы они учились. И они организовались. То есть, в какую бы сферу не заглянуть и с кем бы на эту тему не поговорить, каждый мог бы сказать, что в том или ином городе появилась общественная организация, которая занимается теми или иными проблемами. И это свидетельствует о том, что этот процесс идет очень быстро. Правда, все что происходит до сих пор - это только первая стадия организации. Групп всяких много, но это маленькие группы, и это, как правило, группы, объединенные по локальным интересам, как родители детей-инвалидов, больные сахарным диабетом и т.д., или такие группы, как Московская Хельсинкская, которые защищают других. Они организуются не по интересам, а занимаются альтруизмом. Но в таких группах по определению большинство населения быть не может, потому что в любом народе альтруисты не составляют большинство. А составляют не очень большую группу.
Но этот процесс идет, и люди будут организовываться по интересам не только локального характера, но и по другим, более общим проблемам, и постепенно это примет массовый характер. И в последнее время эти тенденции видны. Это и движение автомобилистов, отстаивающих право ездить на праворульных машинах или протестующих против введения ОСАГО, которое некоторые люди не в состоянии выплатить.
Есть много других примеров, которые показывают, что люди сегодня совсем другие и они готовы бороться за свои права. И этих людей - миллионы.
Например, движение жильцов бывших общежитий - людей, которых выгоняют на мороз и которые готовы за свои коммуналки зубами держаться. Они не дадут себя выгнать из квартир.
Но наша бесстыдная жадная глупая бюрократия кусает миллионы людей за самые больные места, и поэтому люди будут организовываться в движения и с этой бюрократией бороться. Потому что, если автомобилисты хоть какие-то собственники, то у этих бедолаг из общаг вообще ничего нет, кроме жалкой крыши над головой, и они пойдут до последнего. И будут защищаться.
Или взять движение обманутых инвесторов, оно массовое, организованное, и власть уже не может с ним не считаться. Вот и получается, что инвесторы выступают, и жильцы общежитий выступают, и автомобилисты выступают, причем уже много лет, и они будут бороться и дальше, причем не только против запрета правого руля и ОСАГО, но и против некачественного бензина и роста цен на него, против мигалок, которые нарушают правила движения, и т.д.
Сейчас этих движений не много, но их станет больше, я знаю точно. Вот смотрите, грядет реформа ЖКХ. И начнут нас выгонять уже не из общаг, а из наших квартир, приватизированных, потому что закон о ЖКХ разрешает это делать. Любой чиновник может решить, что мой дом стоит на месте, где он хочет построить полезное для города здание. Он может дать мне равноценную квартиру в Братеево, а я живу на Арбате, и на этом месте построить то, откуда он будет класть деньги себе в карман. Так вы как думаете, я не буду бороться? Буду, и не только я. Так что, как говорится, жадность фраера сгубила...
И я верю, что не пройдет и десяти лет, ну самое большее, пятнадцати, и у нас таких движений, которые будут защищать себя от чиновников, будет не три, а тысяча три. И тогда наши чиновники будут вести себя с нами так же осторожно, как ведут себя осторожно чиновники с гражданами в демократических странах. А там чиновники тоже не ангелы. Им позволь, они были бы такими же хамами, как наши. Но никто не позволяет. И мы должны научиться не позволять. И за предстоящие 10 лет, судя по тому, чему мы научились за прошедшие 15 лет, прекрасно этому научимся.
Мы разговариваем накануне 2007 года и, помяните мое слово, в 2017 году Россия будет другая и жизнь в ней будет гораздо лучше, чем сейчас, и не потому, что мы хорошего президента выберем. Никто не знает, кого мы в тот момент выберем, просто мы сами станем умнее. И придется президенту с нами считаться. И дай вам Бог пожить при этом времени побольше.
29.12.06
www.iamik.ru
