Развитие экстремистских групп и анархии в Сирии и хаоса в Ираке остается локально-региональным феноменом, который сопровождается массовым наплывом
иностранных наемников из арабских стран[1]
Доклад Soufan, декабрь 2015 г.
Дипломатия вовлечения(engagement), которая предполагает создание условий для продвижения политической культуры … создания неправительственных организаций посредством социальных сетей, является основным инструментом реализации этой дипломатии[2]
В своей концепции экстремизма и терроризма автор, основываясь на личном анализе и опыте, убежден, что сколько-нибудь значимые явления в области организованного экстремизма и терроризма являются:
– следствием работы специальных служб крупных государств, деятельность которых обеспечивается соответствующим политическим решением и укладывается в политическую стратегию того или иного государства;
– тесно связаны с политической стратегией того или иного государства как набор средств, как правило, дополнительных, направленных на частные (конкретные) политические задачи;
– являются продолжением логики использования тех или иных средств публичной дипломатии (дипломатических, идеологических, медийных и пр.);
– продолжением той или иной идеологической доктрины, способной мобилизовать значительные силы из многих стран. Так, в 2012–2016 годы в Сирии участвовало более 30 тыс иностранных граждан из более, чем 100 стран мира.
Это следует иметь ввиду потому, что современное военно-политическое противоборство предполагает расширение спектра сил и средств экстремистского и террористического характера в политике по отношению к другим государствам, превращение таких средств и методов в своего рода новый вид вооруженных сил, выступающих в авангарде так называемых «proxy войн». Сказанное означает, что:
– во-первых, экстремизм и терроризм не только расширяет спектр силовых средств политического противоборства, но и фактически легализует их в качестве специальных операций вооруженных сил государств или руководимых ими международных акторов;
– во-вторых, борьба с «мировым терроризмом и экстремизмом», объявленных в качестве важнейших угроз безопасности в начале столетия, сознательно вводит в заблуждение общественное мнение, так как является борьбой государств только с враждебными им террористическими группировками. Такая «борьба» предполагает одновременно как поддержку, так и создание собственных террористических и экстремистских группировок (которые, как правило, позже выходят из-под контроля);
– в-третьих, экстремизм и терроризм легализуются в качестве средств публичной дипломатии в прямом противоречии с нормами международного права. «Хорошие» террористы (талибы, ваххабиты, прочие «борцы за свободу»), как, например, чеченские бандформирования, сознательно поддерживаются зарубежными государствами;
– в-четвертых, основной акцент государств делается на создании подконтрольных экстремистских НКО и СМИ, способных обеспечить ведение войны в режиме «proxy war».
Этот вывод может показаться странным, когда говорят о «цивилизованных странах» и «демократических ценностях», но он является практически верным, если обратиться к политической истории и практике Запада последних десятилетий – от Албании до ИГИЛ (запрещена в России). Существуют самые тесные взаимосвязи и причины между изначальным возникновением экстремистских и террористических организаций при прямой поддержке и покровительстве спецслужб, и их развитию и «продвижению» в мире, что хорошо видно на примере ИГИЛ (запрещена в России). По мнению некоторых исследователей, эта эволюция может выглядеть следующим образом.
Выступая в Нальчике на заседании Национально-антитеррористического комитета (НАК), директор ФСБ Александр Бортников обнародовал цифры, которые должны настораживать граждан всех стран СНГ. За последние 10 лет, то есть со времени устроенного кровопролития террористами в Нальчике, только в России было нейтрализовано более 2 тыс. бандитов, но около 1,5 тыс. все еще гуляют, находясь в розыске. Проверяются по подозрению к причастности в терроризме еще более 4 тыс. человек. И все это, повторюсь, данные только за последние 10 лет.
Если же вести такой подсчет с начала глобальной войны с международным терроризмом, объявленной Вашингтоном после 11 сентября 2001 года, то приведенные данные могли бы многократно возрасти. Такую глобальную войну можно характеризовать как войну террора-антитеррора, поскольку в ней каждая из сторон обычно обвиняет друг друга в терроризме.
У военных историков принято вести отсчет разных поколений войн по мере используемого в них разных видов оружия и вооружения: от холодного, огнестрельного и быстрострельного, химического и до современного – ракетно-ядерного оружия. В современных условиях террористами могут использоваться все их виды, кроме последнего поколения. Нельзя, впрочем, исключать, что в скором времени террористы могут овладеть и оружием массового поражения (ОМП). Пока же они довольствуются таким оружием массового устрашения, как террор во всех его проявлениях. В условиях ведения так называемых гибридных войн при запутанности причин и целей многих конфликтов и кризисов на Ближнем Востоке «Исламский халифат» при всей его вандалистской сущности оказывается очень востребованным для решения своих как тактических задач»[3].
В этой связи целесообразно рассмотреть структуру понятия «экстремизм», которое на практике выражается в крайних мерах и взглядах в следующих проявлениях[4]:
Экстремизм – как идеология и политическая практика – представляет собой не только взгляды, идеи и концепции, но и набор конкретных средств и методов из использования, которые являются частьюобщего арсенала средств и методов публичной дипломатии. Вопрос заключается не столько в том, какие это средства, сколько в готовности их использования. Если среди средств публичной дипломатии того или иного государства изначально предполагается создание и применение таких средств, т.е. к их использованию изначально готовятся, то это означает, что спектр средств публичной дипломатии этого государства предполагает возможность (или даже изначально планирует ее) их применения.
Современная политика западной ЛЧЦ и прежде всего США это – политика, основанная на использования экстремизма как с точки зрения политико-идеологической (идей и концепций), так и с точки зрения политической практики. Примечательно, что формальное обоснование такой политики существует в публичных и официальных документах[5]. Более того, в США затрачиваются огромные средства на исследования феномена терроризма с точки зрения его использования, а не только противодействия этому явлению. Так, например, в недавнем аналитическом докладе РЭНД терроризм рассматривался как вполне естественное явление современной политической жизни, а его последствия непосредственно связывались и ставились в зависимость от информации.
Очень важно отметить в этой связи два обстоятельства: во-первых, российский опыт борьбы с экстремизмом и терроризмом ориентирован прежде всего на законодательную область и развитие соответствующих правоохранительных структур; во-вторых, пока что минимальные усилия наблюдаются в политико-идеологической области противодействия экстремизму и терроризму, хотя в конечном счете эти средства входят в арсенал именно политических средств. Так, например, компанией по публикации информации о летчиках ВКО РФ, участвующих в операции в Сирии, руководит бывший гражданин Украины, называющий себя М. Кузнецов, который является штатным сотрудником 11-ой разведэскадрильи ВВС США. Как отмечают эксперты, «Создан он был около 9 лет назад в Соединённых Штатах. Представители этой организации занимаются мониторингом, учётом и распространением информации, касающейся как боевых, так и небоевых операций. Основное направление деятельности связано с обеспечением специализированной разведподдержки ССО. За годы существования 11-я разведэскадрилья стала самым быстро растущим структурным подразделением военно-воздушных сил США. Командование подразделением располагается в штате Флорида (США) и имеет прямые связи с Национальным агентством геопространственной разведки США (Спрингфилд, штат Вирджиния), в свою очередь наряду с ЦРУ, АНБ и ФБР входящее в так называемое разведывательное сообщество Соединённых Штатов Америки.
В качестве одной из заявленных целей 11-й разведэскадрилья, нарочно не придумаешь, значится «борьба с международным терроризмом»...
То есть получается, что лицо, открыто именующее себя офицером американского разведкорпуса, как бы противодействующего терроризму, является одним из тех «украинцев», распространяющих данные о российских лётчиках, наносящих эффективные удары по телу террористического спрута в Сирии. В свою очередь это означает, что за реализацией самой идеи публикации персональных данных военнослужащих ВКС РФ, стоит не столько сама свидомая аудитория украинского розлива, сколько американская разведка»[7].
Кроме того, тот же г-н Кузнецов вполне мог «насвистеть» (для веса своих публикаций в соцсети) о своём офицерстве в американской разведке. На самом деле, никакого притягивания информации «за уши» нет, ведь достаточно вспомнить тот факт, что экс-глава Службы безопасности Украины приснопамятный г-н Наливайченко не особенно пытался скрывать наличие американского гражданства. Мало того, из достоверных источников ещё со времён революции, прости господи, «достоинства» на Украине, стало известно, что в здании СБУ есть целый набор кабинетов, работу в которых ведут кадровые сотрудники Центрального разведывательного управления США, и доступ в которые (кабинеты) для рядовых сотрудников СБУ попросту закрыт.
С другой стороны, в фейсбучных друзьях у г-на из 11-й, как он сам пишет, разведэскадрильи США, можно найти такого человека как Марк Кротов (он же Марк Крутов) – выпускника Российского государственного гуманитарного университета, ныне являющегося штатным сотрудником московского корпункта «Радио Свобода». Этот тот самый Крутов-Кротов (почему-то сразу вспоминается известный советский фильм «Противостояние»), который очень любит публиковать на своей страничке в Фейсбук и на страницах сайта «Радио Свобода» материалы о «вторжении российских войск» – не важно куда – ключевое слово для радиосвободовца – «вторжение». Этот же Крутов-Кротов активно ссылается на упомянутый выше Inform Napalm, в котором в поте лица трудится опять-таки упомянутый выше г-н Кузнецов.
Из материала МВД Украины о наборе сотрудников нового подразделения, которое, как сообщается, будет вести активную деятельности в Сети:
Требования к спецагенту:
Стремление к качественным изменениям в сфере борьбы с киберпреступностью.
Гражданство Украины.
Возраст от 21 года.
Отсутствие судимости.
Высшее образование (желательно техническое).
Свободное владение украинским, английским и русским языками.
Знание китайского языка будет преимуществом.
Навыки использования психологии и социальной инженерии.
Понимание принципов сетевой безопасности.
Опыт в перехвате и анализе сетевого трафика.
Опыт программирования на языках высокого и низкого уровня.
Опыт реверс-инжиниринга вредоносного программного обеспечения.
Знание архитектуры наиболее распространенных операционных систем.
Опыт компьютерно-технических исследований.
Умение принимать решения и действовать в условиях ограниченного времени.
Из перечня обязанностей:
Противодействие распространению информации террористического характера в украинском сегменте сети Интернет;
Обмен информацией с иностранными партнёрами с помощью Национального контактного пункта.
Тот же г-н Бурко через Фейсбук публикует персональные данные и о российских лётчиках авиационной группы, выполняющей задачи в Сирии. По понятным причинам ссылка на страницу Бурко не предоставляется.
Это означает, что экстремизм и терроризм поддерживается политическим руководством США и его разведсообществом. Но это же означает, что современное противодействие в России экстремизму и терроризму относилось не к компетенции высшего политического руководство и политико-идеологической области, а к компетенции и сферам деятельности законодателей, правоохранительных органов, социальных работников и т.д.
Из всего вышесказанного следуют следующие выводы:
1. Противодействие идеологии терроризма и экстремизма предполагает, прежде всего политико-идеологическое противодействие, как минимум, наличие другой активной политической идеологии, которая будет еще более привлекательной и эффективной, чем идеология терроризма и экстремизма. Соответственно, если у Вас нет такой идеологии, то у Вас и нет такого инструмента противодействия. В конце октября 2015 года на совещаниях различного уровня и в разном составе, пожалуй, впервые руководство России, Совета безопасности РФ и ФСБ озвучило (причем неоднократно) эту мысль публично.
К сожалению, следует признать, что это несколько запоздало: запрет на государственную идеологию, существующий в Конституции РФ, рассматривается нередко как отказ вообще от идеологии. Эта трактовка активно поддерживается либеральными кругами, сохранившими свое влияние во власти.
2. В этой связи необходимо вернуться к тому, что мы называем и что понимаем под термином «идеология». Идеология – это система взглядов, способ понятийного мышления, когда то или иное явление рассматривается в его сути, взаимосвязи с другими, прогнозируется и оценивается в своих последствиях. Идеология – это также и наиболее эффективная система управления, в том числе, способная противодействовать противнику.
3. Идеология экстремизма и терроризма составляет их суть, основу, без которой эти явления не могут носить полноценный и массовый политический, а значит и опасный характер. Соответственно и бороться надо прежде всего с идеологией экстремизма и терроризма при помощи другой идеологии. Причем носители такой идеологии как правило, не только находятся под контролем соответствующих спецслужб, но и создаются, и поддерживаются ими (как это существует на Украине и в Сирии).
Анализ современной международной и военно-политической обстановки (МО и ВПО) показывает тесную взаимосвязь методов публичной дипломатии и экстремизма. Более того, еще раз подчеркивает, что вторые являются частью всего инструментария первого. Этот анализ проявляется в следующих тенденциях:
1. Изменении соотношения сил между локальными человеческими цивилизациями (ЛЧЦ) и центрами силы в мире, прежде всего, между западной ЛЧЦ, китайской, российской и индийской.
2. Стремлении силой в том числе с помощью военной силы, сохранить контроль над финансово-экономическими и военно-политическими системами со стороны западной ЛЧЦ.
3. Военная сила – вновь становится востребована Западом, что означает возвращение военной силы в политику, включая прежде всего специальные ее формы.
4. Международные правовые и политические институты стремительно уступают место военной силе под давлением осознанной политики Запада, превращаясь в устаревшие, неэффективные, а, значит, требующие либо ликвидации, либо глубокой реорганизации, естественно, в интересах Запада. Это означает, что под угрозу поставлена вся оставшаяся от XX века система международной безопасности, которой грозит «модернизация» и превращение в удобную Западу международно-правовую систему.
5. Усилении значения невоенных инструментов насилия: искажение объективных реалий, создание новой «виртуальной реальности», использовании СМИ, сетевых средств, в качестве инструментов силы.
Авторитетные эксперты признают, что в США набор рекрутов производился через социальные сети, в особенности в самом начале. Потенциальные рекруты связывались через социальные сети с симпатантами ИГИЛ (запрещена в России).
Эти же эксперты делают вывод о том, что через социальные сети будет меняться (управляться) характер террористических действий, которые будут переориентированы на страны проживания, изменения в целях и характере террора.
Автор: А.И. Подберезкин
[1] Foreign Fighters: An Updated Assessment of the Flow of Foreign Fighters into Syria and Iraq / The Soufan Group. December 8, 2015. – P. 6.
[2] Цветкова Н. Программы Web 2.0 в публичной дипломатии / Эл. ресурс: «История США». 2011. 13 апреля / http://ushistory.ru/
[3] «Сирийский гамбит» с кульбитом / Эл. ресурс: «Военное обозрение». 2015. 5 ноября / http://topwar.ru
[4] Экстремизм – зд. приверженность к крайним взглядам и мерам (См., например: Краткая российская энциклопедия). – М.: БРЭ, ОНИКС, 21 век, 2003. Т. 3. – С. 839.
[5] См., например: The National Military Strategy of the United States of America. June. 2015. Wash.: DOD, 2015.P. 1.
[6] Uncertainty – Sensitive Heterogeneous Information Fusion / RAND Corporation, 2016. – P. 113.
[7] Кто стоит за лицами, публикующими персональные сведения о российских лётчиках, участвующих в контртеррористической операции в Сирии /Эл. ресурс: «Военное обозрение». 2015. 29 октября / http://topwar.ru/
[8] Foreign Fighters: An Updated Assessment of the Flow of Foreign Fighters into Syria and Iraq / The Soufan Group. December 8, 2015. – P. 20.
