Встретиться и побеседовать с режиссером Эльдаром Рязановым в Москве не получалось: последние полтора года режиссер был безумно занят, в производстве - сразу два фильма. И чтобы задать назревшие вопросы, пришлось отправляться в Санкт-Петербург - там проходил фестиваль "Виват, кино России!", где картина Рязанова "Андерсен. Жизнь без любви" получила сразу два весьма противоречивых приза: Гран-при "Приз зрительских симпатий" и приз кинопрессы.
Всегда под прессом прессы
- Эльдар Александрович, не припомню случая, чтобы мнение зрителя и мнение критиков так совпали. А сами вы как отнеслись к этому факту?
- С меня хватило бы и одного приза - того, что дали критики! Это первый приз кинопрессы в моей жизни. Всю жизнь пресса распинала, укатывала в асфальт. Особенно досталось за картину "Служебный роман". Ругали и "Гусарскую балладу", которой исполняется 45!
Я был потрясен выбором прессы потому, что "Андерсен..." - не "Старые клячи", лента требует серьезных размышлений. Но, к сожалению, фильм сошел с экранов как-то слишком быстро, а мне хотелось, чтобы эту картину увидели как можно больше зрителей. А фестиваль "Виват, кино России!" реализовал это мое желание.
- По Питеру прокатился слух, что вы с супругой ездите по букинистическим магазинам и ищете старые плакаты. Если не секрет, зачем это вам? Хобби?
- Вы бывали в киноклубе "Эльдар"? Наверняка тогда видели старый плакат "Кадры решают все!". Обнаружив его в книжном магазине, решил купить и повесить на стене в клубе, а под ним разместить кадры из "Карнавальной ночи" и других фильмов. И правда - ведь в кино кадры действительно решают все.
Ах, мой милый Андерсен...
- Как так получилось, что взялись за работу сразу над двумя фильмами: "Карнавальная ночь-2" и "Андерсен. Жизнь без любви"?
- Я снял эти два фильма совершенно неожиданно для себя. Хотя "Андерсена..." вынашивал более двух десятилетий. Приступая к съемкам, очень боялся, что не выдержу такого темпа, болезнь заставит остановиться. Но пока работал над фильмами, не болел ни дня. Зато, как закончил, болячки просто обступили! И вдруг понял: чтобы быть здоровым, все время должен снимать кино.
Что же касается "Андерсена...", то двадцать лет ожидания - это результат "политической погоды", царившей в стране. Понимал: сценарий о жизни великого сказочника в том виде, в котором я его вижу, начальство не пропустит.
- Что именно не пропустило бы?
- Помните, в фильме есть эпизод, без которого картина не имела бы для меня смысла? Центральный эпизод, где Андерсен, надев волшебные "калоши счастья" из собственной сказки, переносится на сто лет вперед - в Данию во времена фашистской оккупации.
И дальше рассказывается история - то ли подлинная, то ли легенда. На примере Дании фашисты хотели показать, как замечателен их новый порядок. Жизнь в стране идет по-прежнему, а немецкая армия - якобы всего лишь гости народа и короля. Лишь один нюанс: по замыслу фашистов евреи должны были надеть желтую звезду и зарегистрироваться. А что дальше с ними будет, датчан касаться не должно. Но вся страна по примеру короля надевает желтые звезды, а моряки и рыбаки вывозят евреев в нейтральную Швецию.
Вот без этого эпизода я не хотел снимать свой фильм. В советское время такой эпизод был бы невозможен.
Теперь о "Карнавальной ночи-2". Узнав, что картине исполняется 50 лет, Константин Эрнст предложил отметить эту дату и построить декорацию. Меня такая идея не очень заинтересовала, но потом подумал, что если есть декорация, то можно сделать и ремейк. Это первый в истории кино случай, когда режиссер делает ремейк собственной картины спустя 50 лет! Причем после сногсшибательного успеха "Карнавальной ночи" ведь предлагали снимать продолжение - отказался. Дважды, - считал я, - в одну реку не входят. Но сегодня течет совсем другая река. У нее берега капиталистические. И русло другое, и течение иное, и вода значительно грязнее, чем была 50 лет назад. И можно попытаться в нее войти заново.
Самое сложное было решить образ "наследника" Огурцова.
О венике, гриме и белье
- Ну и каков он - "герой нашего времени"?
- Современный Огурцов? Найти человека, который был бы неприятен многим людям нынешнего времени, - задача не из простых. Мы выбрали человека глуповатого, хитрого, взяточника, бывшего комсомольского работника с тягой к блатному жанру. Его блестяще сыграл Маковецкий.
- На сценарий "Карнавальной ночи" у вас ушло (страшно сказать!) девять дней. А как писались другие?
- "Ирония судьбы" родилась просто - из комической истории, которую мы с Брагинским где-то услышали: один мужик зашел к друзьям, наклюкался, а в компании был шутник, который предложил отвезти пьяного в стельку человека на Киевский вокзал, снабдив портфелем, где были веник и белье. Бедолагу погрузили в общий вагон на третью полку, дали десятку проводнице, и так он и проспал до самого Киева. Написали сценарий за двенадцать дней.
А вот на сценарий "Сослуживцы", по которому снимался "Служебный роман", потратили двадцать два дня. "Берегись автомобиля" - вообще родился из бродячей легенды. Одни говорили, что нечто подобное было в Одессе, другие утверждали, что в Питере. Известно только то, что кто-то крал машины у людей, живущих на нетрудовые доходы, продавал их, а деньги перечислял в детские дома. На роль Смоктуновского сначала пробовался Ефремов, который очень старался быть мягким, добрым. Но у него из всех щелей проглядывал железный руководитель "Современника" и будущий режиссер МХАТа. Тогда наш художник сказал: "Ребята, это же - волк в овечьей шкуре!". Пробовался и Леонид Быков, но на экране он выглядел, как мститель с Крещатика, ненавидящий москалей. А Куравлев напоминал мстителя с Красной Пресни. Короче, уговорили сниматься уже больного к тому времени Смоктуновского. Только начали снимать, как зовет меня к себе министр Романов и спрашивает: "Это правда, что на главную роль взяли Смоктуновского?! Он же только что сыграл Ленина! А у вас что, будет играть жулика?..". Все, что я смог возразить, так это то, что у нас он "будет в другом гриме". Но потом собрался с духом и добавил: "Раз Смоктуновский сыграл Ленина, то теперь, значит, не сможет ни рюмку водки выпить, ни к девушке сходить?!" - "Не сможет!!!" - вполне серьезно ответил мне министр. Помню, выходя из кабинета, я сильно засомневался в его умственных способностях.
- А когда все-таки легче работалось - тогда или сейчас?
- Как это ни парадоксально, но тогда было легче. Мы понимали эту систему и то, как можно ее обмануть. Да, конечно, фильмы калечили, что-то вырезали, убирали, заставляли переозвучивать. Приведу пример. В фильме "Гараж" переозвучили шесть реплик. Герой Стриженова говорит героине Остроумовой: "Я мечтаю всегда идти законным путем". А Остроумова отвечала: "Законным путем идти можно. Дойти нельзя". Нам сказали: "Ну как это?!". Пришлось поменять на "дойти трудно". А Валентин Гафт кричал: "Надеюсь, родное правление вы пожалеете?". Нас попросили убрать слово "родное". "Родным" могло быть только правительство. Ну и так далее...
Но если раньше была идеологическая цензура, то теперь появилась цензура толстого кошелька.
А теперь открою вам свой самый страшный секрет: я - нормальный человек. Всегда чешу левое ухо левой рукой, а не тянусь к нему правой. Нормален настолько, что меня передергивает, когда на экране льется кровь и фаланги пальцев отрубаются по частям. А ведь режиссер никогда не должен признаваться в том, что он абсолютно нормален. Напротив, должен делать вид, что у него в голове - свои "тараканы", что он - не от мира сего и его гениальность недоступна мозгам современников, ибо он опережает свое время!
Вечный двигатель
- Однажды вы сказали, что после съемок душа режиссера напоминает выжженное солнцем поле... Как отдыхаете?
- Есть небольшая весьма скромная рыбацкая хижина в одной из деревенек на Валдае. Бываем там каждое лето. Вот и сейчас после фестиваля поедем и до осени пробудем там. Обязательно 2-3 раза в год выбираемся в Великий Новгород, бродим по улицам, заходим в книжные магазины, в старые кафешки... Организм после съемок должен "залечить раны". Пройдет время, в голове начнут роиться новые идеи, сюжеты, образы. А потом вдруг поймаешь себя на мысли, что завидуешь тем, кто сейчас в производстве, и захочется в павильон - снимать, суетиться, кричать, нервничать. И это будет означать, что процесс восстановления душевных и физических сил подошел к концу и можно снова их тратить без оглядки.
Не по родительским стопам...
- Эльдар Александрович, почему родители назвали вас столь редким именем? И имели ли они отношение к искусству?
- Абсолютно никакого. Мама из мещанской семьи. Отец учился в Арзамасе, в "реальном училище". В восемнадцатом году в городе были сильны революционные настроения, и отец ходил к Ленину в Москву. В семнадцать он уже стал комиссаром полка, а в девятнадцать - комиссаром дивизии. Потом служил разведчиком в Китае, в Персии. Между прочим, Эльдар - это персидское имя. Отец делал головокружительную карьеру, пока его не назначили директором главка. И тогда он запил и начал потихоньку поколачивать маму. Мама долго терпела, а потом подхватила меня, трехлетнего, и ушла жить к подруге. Вскоре и у отца, и у мамы появились другие семьи. Отец и в лагере был, как враг народа. Вот такая печальная история - очень типичная для сталинского времени.
Отчим, в отличие от отца - "врага народа", - был беспартийный, но зато еврей. И потому мама, будучи очень умной женщиной, оценивая ситуацию, говорила мне, в какой период кого лучше в анкетах писать отцом. Поскольку отца не помнил - мы расстались с ним в три года, - не было ощущения, что совершаю предательство. А потом я понял, что мое личное дело не читал ни один гэбист, иначе бы меня обязательно куда-нибудь "засадили". Благодаря этим маленьким хитростям я и поступил в институт.
- Почему выбрали режиссуру?
- Ну надо же было куда-то поступать! Встретил приятеля, который собирался во ВГИК. В отличие от него кино в ту пору я не любил и ничего толком не видел. Но сообразил, что для поступления на актерский надо было играть в самодеятельности, для операторского - иметь авторские фотографии. А ведь мы жили бедно, фотоаппарата не было. От поступающих на сценарный требовали новеллы. Единственный факультет, куда не надо было ничего подавать, - это режиссерский. Когда подал документы, узнал, что там - 25 человек на место.
В ту пору мне не было и семнадцати. Долго меня терпели, на дух не принимая все, что я сочинял. В конце второго курса наш мастер Козинцев сказал: "Знаете, нам придется с вами расстаться". - "Почему, Григорий Михайлович?" - "Вы слишком молоды". И тут я сказал фразу, которая определила дальнейшую судьбу: "Григорий Михайлович, вы могли это заметить два года назад, когда меня принимали". Последовала пауза. Почесав в затылке, он ответил: "Ну, черт с вами, учитесь!". Так я доковылял до конца.
Замечательным учителем был Сергей Михайлович Эйзенштейн. Козинцев держал нас на дистанции, а Эйзенштейна мы обожали. Это был очень живой человек, очень открытый. Когда он был безработным, без копейки денег - ведь находился в опале, - Козинцев и Герасимов уломали начальство, чтобы Эйзенштейн читал "теорию режиссуры".
- А как он относился лично к вам?
- В отличие от Козинцева, великолепно. Даже есть уникальный подарок от него - книжка сценария "Иван Грозный", 44-го года издания, с кадрами из фильма. Мне было 19 лет, ему - 49, поэтому он мог позволить себе сделать надпись: "Эльдару Александровичу - проходимцу, тунеядцу и бездельнику. Профессор Эйзенштейн".
- Эльдар Александрович, в какой стране хотели бы жить, если не в России?
- Не могу жить в другой языковой среде, без своих друзей, не могу жить в другом климате, без этой природы. И если ко мне подходит человек и спрашивает: "башашкин будешь", я его тут же пойму. Знаете что это такое? Молодежь уже не знает. Объясняю. "Башашкин" - это был защитник ЦСКА, третий номер. А поскольку в России пьют "на троих", "башашкин будешь" мы все понимали с полуслова.
- Что самое трудное в профессии режиссера?
- Умение отказываться от снятых кадров и эпизодов. Каждый кадр буквально выношен, вынянчен, а съемка стоит неимоверных усилий, огромных нервных затрат, да и деньги большие израсходованы. А тут вдруг выясняется, что сцена, которой так гордился, тормозит всю картину. Или обнаруживается, что восхитительно снятый оператором пейзаж разрушает строгий и суровый рисунок эпизода. Или же понимаешь, что в панораме, какой еще не видывал мировой экран и на которую потрачено пять съемочных дней и вся твоя фантазия, - в ней не угадан ритм, она тягуча и разжевывает то, что уже давно ясно зрителю...
Вот тут надо найти в себе мужество и принести в жертву даже хорошие куски картины, чтобы она выиграла в целом.
Елена Булова
http://www.moskv.ru/
