Начинал трудиться Александр Вешняков механиком в Северном морском пароходстве (если в милях считать, то не раз вокруг Земли обошел), продолжает работать - третьим в истории России председателем Центральной избирательной комиссии. За значительный вклад в становление и развитие избирательной системы Российской Федерации А. А. Вешняков стал лауреатом Национальной премии Петра Великого.
- Александр Альбертович, когда ходили в море четвертым, а потом третьим механиком, не хотелось ли вам стать "дедом"?
- Море - это стихия, затягивающая человека. Я знал коллег, которые, походив в море 10-15 лет, без него жить не могли: на берегу другие условия, другая среда, атмосфера... Передо мной встала дилемма: или уйти на берег, или накрепко связать свою судьбу с морем, и препятствий бы тут не было: уже получено звание "Лучший по профессии", уже второго механика подменял и вполне мог стать старшим. Решение было такое: я - земной человек, а раз так, надо жить с семьей, хотя в море и романтика, и свои прелести. Да и почему не попробовать себя на земле? Тем более что там уже чувствовались - по крайней мере в политической сфере - преобразования.
- Когда работали секретарем Архангельского горкома КПСС, мысли о карьере до каких высот простирались?
- Я был не "классическим" партийным работником, а "дитем перестройки" - новые веяния потребовали новых людей. На партийную работу я пришел в 30 лет - сначала был заместителем секретаря парткома Северного морского пароходства, потом стал секретарем парткома Северного речного пароходства, секретарем горкома. Везде работал по два года. Ярко выраженной цели - достичь высот в горкоме или обкоме - не было.
В 1990 году проходили выборы народных депутатов РСФСР. Когда мне предложили участвовать в них, я счел это возможным в том случае, если будет поддержка трудовых коллективов. Меня выдвинули 14 коллективов. Особенно важными, принципиальными были для меня решения моей родной мореходки и СМП. В морском пароходстве на собрании по выдвижению в кандидаты рассматривались две кандидатуры - второго секретаря обкома КПСС и моя; мы выступили, потом было обсуждение выступлений и голосование; когда я получил абсолютное большинство голосов, принял окончательное решение идти на выборы.
- Работая в горкоме, вы делали непривычные для того времени вещи: критиковали на пленуме обкома этот самый главный руководящий орган региона; стали инициатором "письма восьми", авторы которого ратовали за отставку первого лица в области. Не страшно было?
- Слово "страшно" не подходит. Да, это были нетипичные тогда вещи, тем более для партийного работника. Но я пришел в партийный орган не для того, чтобы сделать карьеру, а для того, чтобы что-то изменить в нашей жизни. Желание изменений, ожидания были огромными у всего общества; я увидел, что правильные лозунги искажаются конкретными людьми, а сидеть и молчать, что было бы удобнее (в том числе для карьеры), - не по мне, я не той формации. Мною двигали не меркантильные интересы. Вообще я был довольно большим идеалистом - и на партийной работе, и в Верховном Совете Российской Федерации. Но, может быть, идеалисты как раз и сделали многое для нашей страны. Хотя много набили шишек и кто-то оказался неза-служенно невостребованным.
В общем, возвращаясь назад, мне надо было делать выбор: или живешь по совести, или приспосабливаешься. Я пытался жить по совести. Ну как можно не реагировать на такую ситуацию. Первый секретарь обкома КПСС, кандидат в депутаты, отказывается участвовать в теледебатах на выборах в народные депутаты СССР. Значит, человек оказался совершенно не готовым работать в новых условиях. А раз не готов, так уйди, не дискредитируй партию с ее правильными лозунгами. Сказать ему об этом на пленуме прямо и открыто я полагал своим долгом. Появилось письмо (меня предупреждали, что рискую головой), авторы которого оказались в конечном счете правы.
- Нельзя говорить о страхе и в том случае, когда подписали в 91 году "письмо шести" (точнее - политическое заявление), направленное против Бориса Ельцина?
- Когда я "шел" из провинции в столицу, то считал, что там на высоких постах - мудрые, ответственные люди. Но увидел, что это далеко не так, что прежде всего там ведется нечистая борьба за власть: сковырнуть одного (в данном случае - Горбачева), другому - взять больше власти, играя в том числе на таких серьезных вопросах, как разрушение Советского Союза. Осознание того, что мы со своим лидером явно не туда заходим, привело к необходимости послать обществу и лидеру соответствующий сигнал. Ведь народ не давал нам мандат на грязную борьбу и на разрушение СССР - Союз надо было реформировать, и модель такая существовала. Вот какие мотивы двигали нами, когда мы выступили на заседании Верховного Совета РСФСР с обоснованием своей позиции. Но эпоха-то была революционная, и многие здравые идеи и предупреждения воспринимались как контрреволюция. Мы стали "врагами народа"...
Прежде у меня была огромная популярность в Архангельске (выборы я выиграл без каких-либо административных ресурсов, не только без поддержки партийной верхушки, но и в какой-то мере при противодействии ее), а тут меня в родном городе не поняли. Расценили мое участие в том деле как скрытую борьбу партийного чиновника с демократом Ельциным. Но время показало, кто чего действительно хотел.
- А прок-то от того поступка был?
- По крайней мере, я в ладах со своей совестью. Мне не стыдно. Как, я полагаю, не стыдно и тем, кто сочувствовал, помогал. Кто-то должен говорить "нет", если нельзя что-то делать.
Думаю, что прок определенный есть и в государственном масштабе. Если бы не было сопротивления, то, может быть, последствия предпринимавшихся действий были иными.
- Ельцин не припомнил вам это заявление? Не с "письмом" ли "шести" связано, в частности, то, что власть не хотела, чтобы вас выбрали председателем ЦИК?
- Ельцин и особенно его ближайшее окружение очень не хотели, чтобы я стал председателем. И применялись в том 1999 году самые неприличные приемы партийной работы вплоть до угроз моим сторонникам: дескать, вы еще пожалеете, если будете поддерживать Вешнякова.
Но в то же время надо отдать должное Ельцину: лично сам он мне внутренне даже симпатизировал. Мне так казалось... Он понимал, что мной движет не меркантильная заинтересованность, не идеологическая зашоренность, а, как говорится, провинциальная чистота. Хотя он, может быть, считал меня предателем - по его предложению я стал заместителем председателя Совета Республики Верховного Совета РСФСР. Но лично он прямых, жестких усилий по противодействию моему избранию в председатели Центризбиркома не предпринимал, понимая, что у меня есть право претендовать на этот пост. Дескать, если сможет противостоять, то сумеет и работать. Поэтому через несколько дней после моего избрания он пригласил меня на встречу - президента с председателем Центризбиркома. И мы около полутора часов вели беседу о том, какой я вижу работу Центральной избирательной комиссии, на каких принципах надо строить эту работу.
Ко мне было доверие со стороны общественных сил - представителей партий в Госдуме, и Ельцин понимал, что с этим надо считаться.
- Вы в какой-то мере отдаете должное первому президенту России?
- Да, конечно. Борис Николаевич - это действительно государственный деятель, вошедший в историю нашей страны. При всей своей противоречивости он очень много сделал для того, чтобы мы стали другим государством, перешли в другую формацию. Хотя можно было бы использовать несколько другие методы, но, как говорится, история не знает сослагательного наклонения. То, что он был избран Председателем Верховного Совета РСФСР, а потом первым президентом России, - правильное решение, по большому счету. Его участие в тех выборах - сильные ходы, востребованные обществом. Еще один сильный ход, за который его надо уважать всем, - это добровольный уход в отставку. Он понял, что ему дальше не надо занимать президентский пост. С моей точки зрения, у этой личности плюсов больше, чем минусов, если говорить о сделанном им для нашего государства.
- Могу предположить, что есть политики, которым вы не подаете руки?
- Есть люди, которым я бы не хотел подавать руки, но моя должность обязывает иногда это делать, потому что Центризбирком - та организация, которая не может себе позволить внутренние политические симпатии и антипатии выражать в том числе и таким образом.
- То есть даже с Жириновским приходится обмениваться рукопожатием?
- Да. Кстати, Жириновский после событий 99 года, ярко запечатленных видеокамерами, в частности, он тогда был готов даже не стакан в меня выплеснуть, а, может быть, в физиономию мне дать на заседании комиссии...
- Это когда ЛДПР снимали с регистрации?
- Да. Но затем на новогоднем вечере в Кремле он подошел ко мне и извинился: мол, вел себя не совсем адекватно, не был корректен в некоторых ситуациях, но это политическая борьба, прошу понимать... Я ответил: это понятно, но хотелось бы, чтобы вас услышали не только 10-15 человек, которые находятся рядом, а более широкая аудитория... То, что Жириновский признает в нас, в ЦИК, силу и авторитет, - факт.
- В 90 году о вас написал журнал "Огонек", очерк Нины Чугуновой заканчивался так: "Мне страшно за него. Долго ли еще он будет строптив, сможет ли в конце концов понравиться и прижиться в коридорах власти со всей своей "возмутимостью", волнением..." Тяжело ли приживались?
- Я сохраняю определенную "возмутимость". Не совсем врос в существующую номенклатуру. И считаю это не минусом, а своим достоинством.
- Какие выборы в стране были для вас как для председателя ЦИК самыми тяжелыми?
- В 99 году. Председателем я стал в марте того года, еще многие законы не были приняты, а до старта избирательной кампании оставалось только пять месяцев. За это время надо было завершить работу с избирательным законодательством, создать команду, которая смогла бы трудиться в сложный период федеральных кампаний - сначала в Госдуму, потом президентской. Кроме этого, мне нужно было работать совсем в другом качестве - руководителя сложной федеральной структуры, организующей и проводящей выборы в Российской Федерации. Было очень тяжело в нескольких ситуациях - пытались дискредитировать Центризбирком (это делалось видимо и невидимо, порой очень подло), чтобы опрокинуть наши решения. Для этого действовали очень серьезные структуры, очень серьезные юристы. Мы работали на несколько фронтов для того, чтобы выборы все-таки провести и удержать их в рамках правового поля. Были дни, когда вопросы приходилось решать на пределе физических и интеллектуальных возможностей.
- Избирательным законодательством вы довольны?
- В основном я им удовлетворен. У меня вместе с моими коллегами есть много возможностей влиять на принятие тех или иных норм законов. Хотя не все удается решать. Но многое решено, и главная проблема на выборах сегодня - не в законах, а в их применении. Идеальных законов не существует в мире, тем более в такой сфере, как выборы. Но вот искажения в применении законов - прежде всего административные перегибы разного рода - это то, что самое неприятное на наших выборах и с чем надо бороться. В этой борьбе Центризбирком бывает почти в одиночку.
- Журналисты небезосновательно боялись неправильного применения законов...
- Ничего из того, чего опасались журналисты по предвыборной агитации, Центризбирком не применил на практике. Наоборот, мы защищали журналистские коллективы, потому что у нас совершенно другое прочтение этих правовых предписаний. Они были направлены на борьбу против использования средств массовой информации в односторонних целях конкретных кандидатов и политических партий. И то, что в конечном итоге Конституционный суд некоторые акценты расставил, дало нам больше возможностей для защиты журналистов.
- Когда вам присудили Национальную премию Петра Великого, вы сказали в интервью "Российской газете", что "пытаетесь не только развивать, но и защищать демократию". От кого приходится защищать?
- От тех, кто понимает демократию только в интересах людей, которые находятся у власти. От тех, кто понимает демократию как вседозволенность, переходящую в анархию; от денежных мешков, которые не брезгуют ничем. Есть от кого защищать, есть с кем бороться.
- Ходили слухи, что вас хотели заменить на питерца...
- Эта тема поднимается с определенной цикличностью - в канун избирательных кампаний и после них. Как говорится, есть друзья, есть враги - значит, встал на две ноги. Я стою на двух ногах и не вижу серьезных оснований, чтобы поддаваться каким-то эмоциям, психологическому давлению и уходить со своей должности.
- В том же номере "Огонька" говорилось, что вы отрицательно относились к политическим анекдотам. А теперь как относитесь?
- Я нормальный человек, ценю юмор. Мне не нравятся те политические анекдоты, которые унижают личность. Если же что-то интересно подмечено, то почему не посмеяться?
- Если я верно вас понял, вы выступили за то, чтобы из избирательных бюллетеней был исключен пункт "Против всех". По-моему, это неправильно. Если исключить, то власть еще хуже будет знать, как живет народ, чем он дышит...
- Надо уточнить мою позицию в этом вопросе. Я исхожу из того, что графа "Против всех" имеет массу полезностей, хотя она довольно редкое явление в избирательном праве. Из больших стран имеет ее только Россия. Введена она была в 93 году после известного политического кризиса. Я не был сторонником ее введения, но вижу ее плюсы в следующем. Она - определенный показатель отношения избирателей к выборам, к власти. Если выборы, власть нормальны в конкретных регионах, то этот показатель - 2-5 процентов, то есть незначительный. (На федеральных выборах мы видим его именно в таких пределах). Если же показатель выше, значит, дела идут аномально. Как правило, аномалия связана с тем, что сняли одного из популярных кандидатов. Показатель "Против всех" подпрыгивает до 20-30, а то и до 50 процентов. Это реакция людей в том числе на кандидатов, которые ничего серьезного из себя не представляют, реакция на грязные технологии, которые направлены на то, чтобы "потопить" какого-то конкурента.
Есть еще точка зрения, которую тоже нельзя сбрасывать со счетов. Она заключается в том, что сложнее выбор сделать, чем не сделать. В советское время на выборах обходились без выбора (тогда альтернативных кандидатов не было), и всем вроде было комфортно. Когда пришло время выбора, стали говорить: а кто лучше из кандидатов, как разобраться-то?.. В Архангельске я даже от председателя горисполкома слышал: как же можно выбирать из двух-трех кандидатур, зная, что победит-то один, как я потом посмотрю другим в глаза?! Дескать, других на посмешище выставили?.. Сейчас что получается? Я не являюсь сторонником позиции, о которой скажу, но о ней тоже надо услышать. Если человек не хочет напрячься и подумать, а тем более если он разочаровался во власти, в жизни, никому не хочет верить, он выбирает графу "Против всех". Она в какой-то мере провоцирует легкое решение...
- "Золотая середина" нужна.
- Да. Я ее предлагаю для обсуждения. На федеральных выборах графу надо оставить, чтобы у любого гражданина была возможность высказать свое отношение в том числе к пропорциональной системе, к партиям, претендующим на власть. Но на региональных выборах, на мой взгляд, может быть, стоит дать право законодательным органам субъектов Российской Федерации самим решать насчет этой графы. И если где-то решат от нее отказаться, увидим на практике, что она даст - увеличит активность избирателей или, наоборот, тот, кто не будет иметь права голосовать против всех, вообще на выборы не пойдет. Тогда можно будет понять, кто прав в оценке этой графы.
Я об этих точках зрения сказал открыто, но услышали журналисты только об одной позиции и сделали вывод, что я против упомянутой графы... Не одномерна наша жизнь, не так в ней все просто, в том числе в политике. Если будем подходить к проблемам одномерно, то не отшлифуем наше законодательство, не устраним коллизии, возникающие на выборах.
- На наших губернаторских выборах вы поддержали Николая Ивановича Киселева - как думаете, не промахнулись?
- "Поддержал" - это слишком громко. Я не имею права это делать. Но как живой человек отношение к Николаю Ивановичу высказал. К слову сказать, выборы в Архангельской области доказали, что наши избирательные законы - демократические по сути своей: позволяют выявить истинную волю народа, и административный ресурс не всесилен.
Другой разговор, что ожидания, связанные с приходом нового губернатора, выше того, что у него получается. С одной стороны, ожидания всегда выше; с другой, мое ощущение такое, что и губернатор, наверное, многого пока не сделал из того, что обещал. И главный его недостаток сегодня - то, что нет сильной, авторитетной команды, где он являлся бы капитаном, который бы четко видел цели, формулировал задачи, определял и стратегию, и тактику работы. Но это можно еще сделать, теперь у него есть опыт.
- Моя информация, возможно, устарела - вы, может быть, уже не кандидат юридических наук, а доктор?
- У меня пока нет времени заняться докторской диссертацией, да это и не главное в моей жизни и работе.
- Придет время - станете дипломатом?
- Стать дипломатом - проблем нет. Поскольку я закончил Дипломатическую академию, эта работа - один из вариантов в дальнейшей моей трудовой деятельности.
Один из моих принципов - не держаться никогда из последних сил за свою должность. Если чувствую, что могу приносить пользу стране, обществу, то буду продолжать свою работу. В данном случае - продолжаю.
- Вы знаете много тайн российской политической кухни. Мемуары напишете?
- Когда я получил пост заместителя председателя Совета Республики Верховного Совета РСФСР, архангельский историк Евгений Иванович Овсянкин советовал мне: ты на острие политических преобразований, тебе дневник надо писать. Хотя дневник не пишу, совет помню. У меня масса материалов, публикаций, в том числе интервью, по которым можно выстроить хронологию многих политических событий (с моим участием в том числе), поэтому какой-то вариант книги не исключаю. Но сейчас не до этого.
Сергей ДОМОРОЩЕНОВ. Москва - Архангельск.
"Правда Севера", No 96 от 26 мая 2005 г.
